Как оказалось, я обманула всех и себя в первую очередь.

В обед было очень душно, как обычно, бывало перед дождем, и я прилегла отдохнуть, но тревожный сон не помог, я встала совсем разбитой. Меня чуть взбодрило купание, но процедура массажа и «натирания маслом», показалась настоящей пыткой. Я отослала служанок, которые не закончили начатое дело, и, конечно, через пять минут меня посетила строгая Ламис:

- Ты должна следить за своей внешностью и здоровьем, - отчитала меня женщина и подала платье, которое я не любила больше всего, серебряные нити в ткани всегда натирали кожу.

- Подай другое, это колется.

- Ничего, потерпишь. Господин вечером придет в гарем.

- Господин видел меня и без платья. Думаю, ему все равно, в чем я буду одета сегодня.

Ламис насупила брови:

- Зато другим наложницам не все равно.

Я устало вздохнула, понимая, что спорить бесполезно. Я скрепя сердцем натянула на себя неудобное платье и стойко выдержала надевания бесчисленных украшений, которые, как нравоучительно повторяла Ламис, подтверждают мой новый статус. Но когда рабыни стали сооружать у меня на голове невообразимо сложную прическу, я взбунтовалась.

- Ты что, не с той ноги встала? – спросила Ламис.

- У меня к вечеру будет болеть голова от этой прически. Пойдет и обычная коса.

- Не пойдет!

Я развернулась к женщине, и мы сцепились взглядами:

- Ты уже три ночи не была у господина, это не хорошо. Сегодня тебя надо очень постараться и привлечь его внимание.

Я прищурила глаза:

- Ты что ведешь учет моих ночей?

- А как же! Я отвечаю за тебя. Не хватало еще, чтобы он остыл к тебе в такое время!

- В какое «такое время»?

- Лучшее, когда ты можешь... - Ламис резко замолчала и поджала губы.

Я насторожилась:

- Могу, что?

- Не важно. Не хочет прическу, заплетите ей косу! – велела она рабыням и быстра вышла.

Я перевела взгляд на служанок, которые тихо стояли рядом:

- О чем она говорила?

- Мы не знаем, госпожа.

- Не врите мне! Вы все знаете!

Они одновременно упали на колени и притронулись лбами к полу:

- Просим вас, госпожа, не губите нас! Мы не можем сказать!

Я раздраженно повела рукой, злясь на себя за несдержанность, которую проявила по отношению к этим безвольным девушкам. Они были еще более бесправны, чем я:

- Все хорошо. Идите, я сама закончу прическу.

- Но, госпожа...

- Идите. Это моя прихоть, закончить прическу самой. Вы ведь должны исполнять мои прихоти, - я даже изобразила подобие улыбки.

Они нерешительно переглянулись, быстро поднялись с пола и скрылись за дверью. Я глубоко вздохнула, чтобы успокоиться – предчувствие было не хорошим. Я умело справилась с прической и отправилась на поиски того, кто всегда знал больше, чем я, и мог поделиться интересующей меня информацией.

Батул была в своей спальне, она сидела в удобном кресле, позволяя рабыням, заплетать её пышные волосы в две сложных косы. Я остановилась возле подруги и спросила:

- Чего я не знаю?

Батул подняла на меня взгляд и улыбнулась:

- Ты, о чем?

- Ты знаешь, о чем, - с нажимом сказала я.

Пару секунд подруга сверлила меня взглядом, а потом махнула рабыням. Они быстро вышли. Женщина снова повернулась ко мне и приподняла брови:

- Только неделю как фаворитка господина, а уже такой командный тон и взгляд. Быстро учишься.

- Батул, я думала, между нами не будет тайн и притворства, никогда. Мне жаль, что я ошиблась, - я собралась уходить, но Батул остановила меня.

- Сядь, Джуман.

Я обернулась:

- Твой тон не менее властный, - сказала я, а потом мы одновременно улыбнулись, и Батул протянула мне руки. Я присела возле нее и погладила подросший живот: - Как малыш, сегодня? Как перенес жару?

- Пока спокойно, видно не хочет, чтобы маме было еще тяжелее.

- Может тебе лучше остаться в комнате, а я побуду с тобой.

- Нет, все хорошо. Не для того Ламис надела на тебя столько золота, чтобы ты покрасовалась в нем только передо мною.

Я усмехнулась, а потом серьезно посмотрела на женщину:

- Что происходит, Батул?

Она замялась, не желая говорить, но все же ответила:

- Я не хотела, чтобы ты узнала раньше времени. Кто проболтался?

- Ламис.

- Вот же болтливая курица, - я ждала, пока она продолжит. Батул сильнее сжала мои руки: - Джуман, тебе перестали давать траву, которая не позволяла семени господина укорениться в тебе. Гафур хочет, чтобы ты родила ему ребенка. Наши сыновья будут братьями, здорово, правда?

Я прикрыла глаза и отшатнулась от подруги.

- Тебе нехорошо? - она постаралась удержать меня за руки, но я встала и отошла. – Джуман, посмотри на меня. Все ведь хорошо, ребенок даст тебя успокоение, которое ты так и не смогла отыскать в своем сердце.

Я обернулась к ней:

- Успокоение! Неужели ты ничего не понимаешь? Он будет таким же рабом, как и я! А если родится девочка, что тогда? Её жизнь никогда не выйдет за высокие стены гарема? Ребенок не успокоит мое сердце, Батул, ребенок разорвет его на мелкие куски.

Женщина прижала руки к груди и умоляюще посмотрела на меня:

- Нет, ты не можешь так думать, Джуман.

- А как еще я должна думать?

Батул встала:

- Тогда постарайся принять это со смирением. Ты ничего не можешь изменить.

Я резко вскину взгляд, в котором зажегся огонь, огонь из сердца Джоанны:

- Ты ошибаешься.

Батул шагнула ко мне, с беспокойством вглядываясь в мое лицо:

- Джуман, одумайся!

- Мое имя не Джуман, - прорычала я. Она шагнула ко мне, но я предупредила: - Не ходи за мной, Батул. Подумай о ребенке, - и быстро вышла из комнаты.

Я начала срывать с себя украшение, как только вошла в свою спальню, и бросать их прямо на пол. Следом полетело ненавистное платье, и я начала яростно расплетать волосы, вырывая пряди с корнем. Когда мое тело было свободно, а волосы распущенны я быстро надела на себя свободную тунику и выглянула в окно. Дождь лил непроглядной стеной, отличная погода для моего настроения. Я быстро выскочила в коридор, пробежала по узкой лестнице, которой обычно пользовались служанки, и выбежала во двор. Я никогда не думала, что дождь в жаркой стране может быть таким ледяным, но мне было все равно. Сейчас дождь охлаждал огонь, который бушевал во мне. Я намокла мгновенно, но быстро побежала по дорожкам сада, петляя и углубляясь, чтобы вездесущие служанки не сразу меня отыскали. Ведь Батул уже наверняка послала за мной погоню. Через пару минут плутаний по саду я наткнулась на высокую каменную стену, границу моей тюрьмы.

Я больше не владела собой, все долго скрываемые эмоции нахлынули одной мощной волной. Я стала карабкаться по стене вверх, обламывая ногти и сдирая кожу на ногах и руках в кровь. Мне казалось, что если удастся перебраться за стену, я стану свободной, такой как была прежде. Но моя тюрьма была неприступной, и, потеряв все силы, я приткнулась к мокрым камням лбом, смиряясь с поражением. Мои ноги подогнулись, и я сползла на влажную траву, захлебываясь в отчаянном рыдании. Печаль, горечь и безысходность овладели мною. Я поджала к себе колени и осталась лежать на холодной чужой земле, которая навсегда останется для меня ненавистной клеткой.

Дальше я помнила плохо. Было очень холодно и сыро. Потом чьи-то голоса — они звали меня, но звучали как в тумане. Меня куда-то несли и заботливо гладили по волосам. Потом жар, который пек ноги, бинты на раненых ладонях и снова чьи-то заботливые руки и ласковый голос. А потом я окончательно забылась в темном тумане.

Я проснулась, ощущая тяжесть во всем теле, удушающий кашель сковал грудь. Я поняла, что заболела. Я обвела мутным взглядом небольшую спальню, она была незнакомой. Рабыня, которая прибежала на мой кашель, пояснила, что пока я была без сознания, меня перенесли в дальнюю часть дворца. Так как в гареме была беременная женщина, моя изоляция была мерой предосторожности. Разумное решение – я была с ним согласна.