Ламис сказала, что все наладится. Но все уже наладилось. Наладилось и рушится снова.

Весь день внимание всего гарема было приковано к моей персоне. Первым меня посетил Карим, он строго осведомился, как я себя чувствую и не нужен ли мне лекарь. Я ответила, что все нормально и Ламис кивнула в подтверждение моих слов, когда суровый взгляд Карима остановился на ней.

- На её теле нет никаких повреждений, - уточнила Ламис.

Похоже, Карим волновался, как сильно наказал меня Аббас за мое неповиновение в общем зале. Он снова посмотрел на меня, но уже любопытство сквозило в его взгляде. Я знала, что Карим не мог спросить об этом напрямую, ведь это было не его дело. Мужчина поджал губы:

- В любом случае господин Гафур узнает о твоем непростительном поведении вчера. Ты его опозорила своей дерзостью.

Впервые за долгое время мне было все равно, я не почувствовала ни страха, ни ненависти. Я только почтительно склонила голову, чтобы Карим не заметил мое безразличие. Он покинул спальню, и Ламис посеменила за ним.

Через двадцать минут дверь в мою комнату снова открылась и Батул прошмыгнула внутрь. Она быстро направилась ко мне и порывисто обняла:

- Джуман, мне так жаль.

Почему все меня жалели, ведь я провела замечательную ночь? Подруга отстранилась от меня и заглянула в глаза:

- Как ты себя чувствуешь?

Я чуть улыбнулась и ответила:

- Все хорошо.

Взгляд Батул стал сочувственным:

- Не надо жалеть мои чувства, расскажи все. Это было ужасно?

Я отошла от неё и села на постель:

- Все, правда, хорошо, Батул. Он был нежен.

- Нежен?

- Да, почему это удивляет тебя?

Батул присела возле меня и взяла за руки:

- Аббас жестокий воин, на его руках кровь тысячи неверных. И ты хочешь меня убедить, что эти руки были нежными с тобой?

- Я не буду ни в чем тебя убеждать, я просто говорю, как есть.

Батул придвинулась ближе ко мне и её взгляд загорелся лукавством:

- Тебе что, понравилось?

Я чуть покраснела и отвела взгляд, но подруга успела прочитать в нём ответ:

- Джуман! – воскликнула она и еще раз меня обняла: - Я рада за тебя, хоть это и плохо. Будь он жестоким, возможно ты бы по-другому взглянула на Гафура, а так... Теперь тебе будет еще сложнее.

- Я знаю.

Батул отстранилась:

- Но ты сильная, ты справишься. Я верю в тебя, - женщина улыбнулась: - Расскажи, как это было?

Я смутилась и прикрыла глаза. Батул рассмеялась:

- Да брось, Джуман, мы ведь в гареме, а не в монастыре.

Я сдалась:

- Он был нежен, заботлив, предусмотрителен. Он как будто знал, как мне нравится больше всего.

Батул сладко вздохнула:

- Все это я чувствую с Гафуром. Жаль, что у тебя не так.

Я улыбнулась:

- Если бы у меня было так, мы бы сейчас не сидели вместе, ведя задушевные беседы. Мы бы планировали козни друг против друга.

- Как ты говоришь: «Нет худа, без добра». Так? Мне нравится, что ты во всем находишь что-то хорошее, - рассмеялась Батул, а потом заметила: - Надеюсь, тебе не надо объяснять, что другие в гареме не должны знать, как тебе понравилась эта ночь, особенно Гафур?

Я понимающе кивнула, а Батул теснее придвинулась ко мне и тихо спросила:

- Это правда, о чем шепчутся в гареме? Янычары любят входить в «срамной вход»? Это больно?

Я рассмеялась, наблюдая за её искренним любопытством:

- Я не знаю, Батул. Со мной он этого не делал.

- А что делал?

Я рассмеялась еще громче.

В обед в общем зале я ловила на себе сочувствующие взгляды наложниц. Даже те, кто вчера хотел разделить ложе с Аббасом, проявляли сострадание. Видно их умы рисовали невероятные кары, которыми смутьянку ночью наказал жестокий друг господина. Я не стала разочаровывать участливую публику и изобразила на лице смесь печали и покорности: спина согнута, голова опушена, взгляд излучает скорбь – актриса из меня, кажется, удалась на славу. Даже Исад, что за время моего пребывания в гареме не сказала мне и десяти слов, проходя мимо, задержалась возле меня:

- Твой вчерашний поступок был необдуманным и глупым. Никогда не перечь мужчинам, они жестоко наказывают за это. Надеюсь, ты не очень сильно пострадала?

Я вздохнула и покорно ответила:

- Я заслужила все, что получила.

Исад кивнула и отошла, не дождавшись подробностей. Мою руку пожала Батул, которая сидела рядом. Я подняла голову и, заметив её хитрую улыбку, которая мгновенно пропала, прикусила губу, чтобы не рассмеяться.

Последний своим вниманием меня одарил Гафур, вечером Карим отвел меня к нему. Я с надеждой переступала порог его спальни, потому что меня не подвергли тщательному мытью и подготовке к ночи с господином. Мужчина поднял голову от каких-то свитков, которые читал, и махнул мне рукой. Я подошла и стала в двух шагах от него, смиренно опуская голову. Гафур внимательно оглядел меня и спросил:

- Карим сказал, ты отказалась от лекаря?

- Да, господин.

- Значит ли это, что у тебя ничего не болит, или ты просто храбришься?

- Ничего не болит, господин.

Он кивнул:

- Я знаю Аббаса, он не станет злоупотреблять своей силой. И всегда контролирует свою ярость. Это он на корабле наказал тебя за дерзость, - я резко вскину голову, изображая удивление. Я знала, что ступаю на скользкую дорожку, надежда была только на то, что сегодня Аббас не был откровенен с Гафуром. Мужчина наклонил голову: - Если бы тогда я сам взял плеть, мог бы засечь тебя до смерти.

Я прикусила губу и опустила взгляд. Гафур поднялся и подошел ко мне, он приподнял мое лицо за подбородок и заглянул в глаза:

- Я думал, ты смирилась, но как показал вчерашний вечер, это не так. Прошло уже достаточно времени, Джуман, тебе пора принять свою судьбу.

Я кивнула и зашептала:

- Я просто испугалась вчера, господин. Никто не предупредил меня, что я буду принадлежать кому-то кроме вас.

Гафур сильнее сжал мой подбородок:

- Ты моя, а, значит, я могу отдать тебя любому, кому захочу. Ты поняла?

- Да, господин.

Мужчина секунду вглядывался в мое лицо, а потом обнял и прижал к себе:

- Я знаю, что тебе было страшно, Джуман. Ты и в моих руках еще не до конца пообвыклась, а что говорить о руках другого мужчины. Он причинил боль?

- Я была покорной, господин, ему не пришлось, - мои слова были и ложью, и правдой одновременно.

- Это хорошо, я не хочу, чтобы ты страдала, - он еще раз заглянул в мои глаза. – Ну, все, иди, моя жемчужина, у меня много дел.

Я покорно кивнула и быстро шмыгнула за дверь, пока мой мучитель не передумал и не решил пожалеть меня ни только словом.

Глава 9.

Дни в гареме потекли своим чередом, и я снова окунулась в скучное однообразие, которое разбавлялось лишь чтением книг и общением с Батул. Её живот увеличился и вскоре мы вместе восторженно смеялись, каждый раз, когда малыш несмело толкался, здороваясь с внешним миром. Господин тоже всегда улыбался, когда его сын (все в гареме говорили о не рожденном ребенке только как о мальчике) толкался в его присутствии. Мужчина стал чаще бывать в гареме, проводя больше времени с наложницами: он слушал их глупую болтовню, заунывные песни и музыку, все время поглаживая живот своей фаворитки. Я же каждый раз за минуту до его прихода скрывалась в своем укромном углу, из которого наблюдала семейную идиллию. Я была рада за Батул, её лицо светилось радостью, она была счастлива. Не сдержав любопытства, я как-то спросила Карима, почему господин не женится на Батул, ведь она ждет его ребенка. Мужчина так на меня посмотрел, как будто я сказала неимоверную глупость, и ответил, что никто не женится на своих наложницах. Мне стало очень обидно за подругу, но я сдержала негодование и только кивнула, принимая его ответ.

После полудня прошел дождь, и я уговорила Батул пойти в сад, где сейчас было прохладно и безлюдно. Мы удобно разместились на подушках в тени раскидистого куста белой розы, и я открыла книгу с восточными сказками. Батул любила слушать сказки, а я любила ей читать – всегда приятно быть кому-то нужной. Я полулежала возле её колен, а подруга неспешно поглаживала живот, слушая мой рассказ: