– Кто я и для чего объявился, тебе позже, доверительно, расскажет Сидор. Перейду лучше к делу и коли уж хозяин хаты ручается, то принимаю тебя в нашу компанию, – заявил уверенно Шершень.

Даже как-то неожиданно получилось. И вовсе не думал Василий в роли просителя за себя оказаться, а тут во как новоявленный лидер, вывернул: «Смело, однако, – продолжил сомневаться он, но только уже не выставляя свое на показ. – Не думает ли свежий пахан, что он во всем с ним согласен? Ну… Ну… Пусть пока так и считает, поиграю под его скрипку, так спокойнее…»

– Не та это компания, Вася, которая только водку пьет. По делу я здесь, об этом и потолкуем. Вижу ты не против Василий?

– Думаю мы сможем договориться… Ну а если по деловому и серьезно, то готов влиться в вашу группу, но на равных и с уважением, потому как и мне есть, что на кон поставить. Вот только прежде я тебя, Шершень, выслушать хочу до конца. Моё еще терпит…

Шершень, явно не ждавший от Василия непрестанного напора и уверенности, скосил взгляд на Сидора. Тот неприметно и тихо кивнул головой в знак одобрения сказанного: все как-то сразу встало на свои места.

– Вижу ты правильно мыслишь. Ну тогда по рукам. Налей, Сидор, и начнем…

Шершень первый протянул руку. Василий пожал ее, более не противясь. После выпитого беседа пошла ровнее.

– Интерес у нас теперь общий, Сидор не даст соврать; моя цель, а теперь и наша – купец первой гильдии Гордей Крутояров. Вот кто нам нужен. Вы его, здесь, все хорошо знаете; личность влиятельная и известная. Он в здешних краях всю округу в своих лапах держит, силен мужик. Вот его то устои мы и будем расшатывать, потрясем этого толстосума. Но даже это не главное; пусть он свои барыши при себе оставит, мне на них плюнуть и растереть. Как считаешь, Сидор, или не прав я? – разошелся гость. – В наших руках и не такие бумаги шуршали. Пусть этот хомяк и далее щеки имя набивает. Не за тем я здесь, подумайте, – продолжал увлеченно Шершень, не раскрывая, однако, сути дела. – На подворье у купца служит мой человек; так, крестьянствует по малому, для виду. Должно уж, за долгие годы моего отсутствия, и забыл своего истинного кормильца, но я так думаю – вспомнит… Ну а коли что не так пойдет, то племяшка Сидора нам подсобит. Как думаешь, Сидор, справится?

– Подсобит, подсобит; она девка с головой и уважением купца пользуется, – тут же, кивая, согласился хозяин.

Василий внимательно слушал, не пытаясь, пока что, проявлять какого-либо интереса или участия; не все намерения Шершня были ясными и сулили выгоду от намеченной акции о сути которой автор по прежнему умалчивал. Свое же раскрывать не хотелось, да и рано было, как он считал, бисер к ногам мутного гостя метать – мелко это. Он попросту не готов был к основательной беседе с Шершнем, хотя перспектива общения с ним могла себя оправдать. Пока самые значимые его козыри в руках Варвары; она всем владеет. А вот заставить эту упрямую бабу говорить он пока не может, хотя мысли имелись. Но если уж теперь он в доле с серьезными людьми, какие доступ к делам и богатствам Крутоярова имеют, то и самому надо ясностью владеть, считал Василий, иначе для чего весь его фарс. А не отработает, не оправдает надежды, то злыдень Шершень его туфту вскоре и просчитает, тогда уж ядовитое жало наверняка настигнет жертву, а словами и посулами от этакого делового будет сложно отделаться. Тут свой трафарет кропить надо. В голову лезла лишь одна мысль; сына прижать на глазах матери, да так придавить, чтобы взвыл. Только жалостью и можно её разговорить. Иначе пустое дело.

Из всего дальнейшего полупьяного, делового разговора, он уяснил для себя лишь одно; Шершень, используя некоторые свои связи, намерен пытаться проникнуть в обозники к купцу, потому как по его раскладу, тот готовит большую экспедицию в предгорья Северного Урала и, что миссия у нее не простая. Однако об этом он предпочел пока молчать; ему необходимо время для подготовки и внедрения в доверенные самого Крутоярова. Остальные, как он выразился, подтянутся позже. Василий конечно не сомневался в его способностях влезть в доверие к ближайшему окружению влиятельного купца, но не совсем верил в скорый успех и перспективы довольно сомнительного предприятия. Его личные планы были куда более привлекательнее, интереснее и безопасней, нежели те, что предлагал заезжий стратег, однако делиться ими было преждевременно.

В семье Крутояровых было по праздничному весело и нарядно; готовились к встрече долгожданного гостя, друга детства из Екатеринбурга. По договоренности Иван должен был в условленном месте встретиться с посыльным из последнего обоза возвращавшегося с северных промыслов. Крутояров ждал его появления со дня на день, иначе Иван, в весеннюю распутицу, в одиночку, не смог бы безопасно добраться до их затерянного, оторванного от мира городка. Весной и осенью всегда было так. В остальное же время года связь с внешним миром считалась сносной. Изыскатель и геолог по профессии, Иван Данилович Ольховский был человеком науки; образованным и интеллигентным. Многое с самого раннего детства сближало Крутоярова, а позже и его семью, с Иваном, удивительно интересным и добрейшим человеком. В годы молодости он был частым гостем у Крутояровых; жил неподалеку от уездного городка. Но вот с переездом в Екатеринбург стал, со слов друга, забывать дружбу. Сам Гордей слыл человеком дела; искал, торил таёжные просторы, копал где можно и нельзя, горел душою и других зажигал, а вот Ивана больше к науке тянуло. Так и попал он в Екатеринбург, на кафедру в Университет; преподавал студентам геологию, занимался научной работой, исследованиями минералов, которыми здешний край был неимоверно богат. Интерес велик, а времени на всё не хватало. А тут друг, с предложением организации и участия в экспедиции. Захватило; тайга ведь практически не тронута, богата и интересна для изучения и изысканий, для науки и для страны вообще. К тому же последние его разработки и научные догадки зачастую заходили в тупик из-за недостатка практических знаний неразведанной, нетронутой местности; горных, малодоступных районов северной Уральской тайги.

Обоз ждали со дня на день. На подворье колготились работники, суетно исполняя распоряжения управляющего. Тряся цветными юбками, бегали бабы, проявляя искреннее усердие и прилежание. Повсюду присутствовал хозяйский порядок, чувствовалась купеческая хватка и спрос. Каждый был занят делом. В заботливой и уютно организованной обстановке, без ругани и брани, отдавал умелые распоряжения управляющий купца Аким Евграфович, старый, справедливый и хитрый начальник, за что и получал приличное жалование, имея уважение со стороны самого Гордея. Купец окружил себя людьми ответственными и исполнительными; доверял им, ценил и поощрял за дело. Однако за нерадивость, что редко, но порой все же случалась, спрос чинил такой, что никому из дворовых служащих не хотелось доводить до подобного. Поэтому все веленое Гордеем исполнялось в срок и к удовольствию барина.

После столь волнительного и неожиданного разговора с матерью, на практические занятия Павел уже не спешил, а вот зайти в ремесленное и пообщаться с учителем очень хотелось. Нет, он вовсе не собирался делиться с ним услышанным; рассказанное матерью, касалось его одного. Однако именно после их общения, ему еще больше захотелось поговорить с Сергеем Николаевичем; по серьезному, по взрослому, задавая не глупые, юношеские вопросы, как раньше, а правильные и нужные, ответа на которые ему никто не даст. Важно было понять и разобраться в произошедшем и готовить себя к принятию осмысленных решений, а тут без вдумчивого и мудрого наставника не обойтись. Павел доверял ему и, в этот раз, надеялся и готов был положиться на его умные советы и поддержку. Он знал; от этого удивительного человека он услышит только правду, впитает ее, прочувствует и всегда найдет место в душе для мудрого откровения и науки. Все пойдет на пользу; и хвала и хула… А разбираться в происходящем предстояло лишь ему.