- А! - понял яружный. - Сапогов ты никогда не носил?

   Местятка вздохнул и признался:

   - Не носил.

   - И не носи, - просто сказал яружный. - Ты их пока вози у седла, а перед свиданьицем - надень. И не ходи в них. На лошади сиди в них или на лавке.

   Местятка поблагодарил, перевязал сапоги, бросил через седло, сам сел на лошадь и поскакал. Лошадь пошевелила ушами - уши на месте. Она вздохнула свободно и рванула во весь опор.

   Поскакали полем. И тут, то ли дорога зашлась на четыре стороны, то ли несколько дорожек пересеклись. Короче, путь расходится в четыре стороны: направо, направо и чуть вперёд, вперёд, чуть сворачивая налево, и налево взад. На развилке камень. Местятка читать не умел. Посмотрел буквы, нашёл две знакомых: "Хыр" и "Ёжицу". Про себя подумал: "Куда-то ехать - женату быть. Хорошо мамки нет". На самом деле, на камне было написано: "Камень сей поставлен по велению великого князя Мямли в ознаменование того, что он был здесь".

   На камень сел чёрный ворон:

   - Куда едешь? - спросила птица.

   - Жениться, - честно признался Местятка. - А какие новости в мире?

   - В Курске князь Бык-Бур Яробуд для женитьбы созрел. Ждёт себе жену.

   - Как ждёт?

   - Да так, заперся в тереме на втором этаже, никого к себе не пускает, сам не выходит, ждёт суженую. Уже и дружки его, князья окрестные, приезжали. Стучали в стены, кричали, звали его во чисто поле с ними поскакать, на войну сходить или там сусликов в степи половить. Нет, не выходит. Женитьбы ждёт.

   - А как он ест, коли не выходит сам и к себе никого не пускает?

   - На копье ему к окну светёлки подают. Так и ест с копья.

   - Ты скажи! - восхитился Местятка. - Но, болтать мне недосуг. Кака дорога тут за Кудрявый Яр?

   Ворон осмотрелся:

   - Держи прямо.

  Местятка свистнул, гикнул и умчался.

  Рядом с камнем лежал конский череп. Из него вылезла гробовая змея. Зажмурилась, глянув на солнце, и спросила ворона:

  - Вещий Олег не проезжал ещё?

  - Нет.

  - А что ты дорогу неправильно показал?

  - Отчего же? - возмутился ворон.

  - Так ему надо было правее брать?

  - Жить надо так, - веско сказала птица, - чтобы двигаться вперёд и только вперёд.

  - Ну, смотри, мыслитель, - просипела змея. - У тебя философия, а парню теперь через болото переть. А вдруг как сгинет?

  Местятка углублялся в подлесок, не зная, что приведёт его тропа прямо в центр трясины. Лошадь первая почуяла что-то неладное. Но Местятка, обуреваемый мечтой об улу-хани, гнал её вперёд. Наконец, и до него стало доходить, что Кудрявым яром не пахнет, а пахнет торфом, мхом, плесенью болотной. Только подумал он лошадь назад поворотить, как услышал зов печальный, голос тонкий, плач девичий. Кто-то помощи звал из самого сердца болот.

  Местятка вздохнул, слез с лошади:

  - Жди меня здесь.

  Он понимал, что в самую топь лошадь не пройдёт.

  - Буду выбираться обратно, позову. Тогда заржёшь.

  "Я поржу, - подумала лошадь. - Вот я над тобой поржу".

  Местятка зашагал, вглядываясь под ноги и выбирая места понадёжнее. Болото становилось всё хуже и хуже. Кроме того вечерело. Местятка подумал, что пока он дойдёт туда, откуда плач доносится, стемнеет совсем. А вдруг с наступлением ночи волки лошадь съедят? Идти приходилось зигзагами, обходя самые топистые места. Вскоре Местятка сообразил, что он уже не понимает откуда шёл, не сможет он найти направление на то место, где он лошадь оставил. Плач не стих, но сменился заунывной песней. Местятка продолжал идти на звук. По болоту запрыгали неверные, обманчивые огоньки. Что-то заскрипело, заухало. Но Местятку это не испугало. Он знал, что самый страшный не тот, кто грозно рычит да ухает. Самый страшный тот, кого ты и не видишь, и не слышишь. А он хвать тебя, и конец. Вроде голос стал ближе. Местятка решил обозначить своё присутствие и негромко крикнул:

  - Эге-гей! Есть кто живой?

  Плач-песня стих.

  - Эге-ге-ей? - повторил Местятка. И, чтобы сразу установить дружеские отношения, сказал:

  - Это я, Местятка.

  Вдруг из-за деревьев в небо вывалила полная луна. Свет её ударил Местятке в глаза. Но, он успел заметить бледную девушку, сидящую на поваленном дереве. Она увидела своего спасителя, широко раскрыла глаза, ухватила болотную головешку, завизжала и швырнула головешку в Местятку. Попала удачно. Для неё удачно, для него - нет. В лоб промеж глаз. Местятка только и рухнул на колени, потом, уже без сознания, на пузо. Головой в воду ткнулся, стал захлёбываться и пузыри пускать.

  А в это время Годобрат, за день добравшийся до дому, сидел в окружении домочадцев и рассказывал: как говяда купил, как видел Невзора в прочных юзах, и что в племяша Местятку втюрилась проезжая половецкая княжна и увезла Местятку в свои степи. Будет он там теперь владыкой несметного половецкого воинства. На вопрос, сколько же воев будет под началом у Местятки, засыпающий Годобрат выбросил вперёд правую руку и стал раскрывать и закрывать пальцы, показывая число. Совсем заснул, поэтому в последний раз все пальцы не раскрылись. Вышло - восемнадцать.