– У меня умер дед, – не зная зачем, проговорил Матвей, не отводя взгляда от карих глаз Миры.

– Серьезно? Извини. Ты теперь один?

– Да. Но я уже взрослый. Мне исполнилось девятнадцать.

– Значит, к тебе можно на тусовку? Ты же не должен оставаться один в такой момент. Хочешь, придем к тебе вечером с Богданом?

– Сегодня нет. Сегодня у меня работа, – быстро соврал Матвей. – Подрабатываю.

– Где?

– На автомойке, вечерами.

У Матвея ведь действительно была собственная автомойка, и временами он туда наезжал вместе с дедом. Старый умел ловко управляться с делами, а теперь это предстояло делать Матвею.

– Ну ладно. Будет скучно, зови. Почему-то мне кажется, что мы подружимся. – Мира улыбнулась.

От этой улыбки у Матвея сердце сначала замерло, после перевернулось и зашлось бешеным стуком. Ему казалось, что солнце вдруг обрушилось вниз, и его сияние затопило весь городок.

Мира к нему расположена, она хочет дружить.

А Матвей обязан сегодня сообщить Скарбнику, что нашел потомка Новицких. Подумать только, выходит, эта девочка понятия не имеет, какая кровь течет в ее жилах? Неужели не догадывается?

– Пойдем, куплю нам обоим колу и чипсов, – предложил Матвей.

– Пошли, – согласилась Мира. – Только мне, чур, кофе, а не колу. Терпеть не могу газировку.

И они отправились к ближайшему кафе. И солнце приветливо светило им в спины.

И старый храм мрачно таращился им вслед.

Итак, Мира – его родственница. Лень высчитывать, кем ему приходится внучка троюродной племянницы его прадеда, но где-то, когда-то, на каком-то витке их гены переплелись. Видно, поэтому его так тянуло к этой девочке с черными глазами и дерзкой улыбкой.

И что, сдать ее Скарбнику? Спуститься в подвал, забрать миску, снова налить в нее молока и крови и ночью крикнуть в темноту, что потомок Новицких найден? Или Скарбник и так знает об этом? Знает или нет?

Знает. Этот клятый котяра всегда все знает, как будто у него миллион глаз. Как будто он может следить за Матвеем. А вдруг действительно следит? Ведь не зря в последние дни на кухне явно чувствуются запахи подвала и паутины.

Матвей каждое утро ощущал эти еле заметные ноты и вздрагивал, представляя, как темной ночью крадется сюда жуткая зверюга и сверкает странными желтыми глазами. Котяра все знает, конечно, все знает.

И пусть.

Матвей не станет приводить Миру в дом мертвого деда. Не обрушит на нее страшное проклятие рода ведьмаков. Кстати, а в чем оно заключается?

Чтобы узнать, надо снова топать в старую церковь и копаться в полуистлевших книгах. Но Матвей это сделает, он найдет информацию и постарается оградить Миру от клановой войны. И если она ничего не знает, то лучше и не посвящать ее ни во что.

Приняв решение, Матвей почувствовал, как с души упала огромная тяжесть. Стало легко и даже весело. Он, может, и позвал бы Миру к себе, но старый дом казался живым и опасным. Матвей умел сдерживать его ярость и проклятие, умел ловко прятать жуткие тайны, так и норовящие выбраться из пыльного кирпичного подвала. Но Мире лучше было в это не погружаться. Не чувствовать, не знать и не маячить.

Пусть живет своей милой и спокойной жизнью. Пусть красит черным глаза не потому, что ночью надо нести в подвал приношение, и носит браслеты не потому, что надо скрывать свою внешность.

От кланов Варты лучше всего держаться подальше.

Матвей приготовил себе ужин – разогрел в микроволновке купленную пиццу, залил кипятком пакетик чая в кружке, порезал на кусочки парочку бананов и ушел со всем этим добром к себе наверх. Теперь, когда деда не стало, завтраки, обеды и ужины стали невероятно скучными. Матвей вообще бы не ужинал, потому что есть не хотелось, но тогда длинный вечер оказывался совершенно пустым.

Полно свободного времени. Нет друзей, которым можно было бы написать в «Вайбер» или «Инстаграм». Нет и страницы в «Инстаграме». Нет любимой девушки, чтобы скинуть ей парочку сердечек в эсэмэске и пригласить в кино. Оставались книги и сериалы. Посмотрев на увесистый томик Кинга, Матвей вздохнул и устроился на кровати.

Когда был жив дед, они болтали по вечерам допоздна. Дед рассказывал о своей молодости, о странных и непонятных случаях, приключавшихся в этом маленьком городке и близлежащих селах, о семейных тайнах кланов, которые знал очень хорошо. Дед Стефан жил в этом городе еще тогда, когда здесь была Польша, и в школе учился на польском, и церковную службу слушал только на польском.

– В старой церкви у леса ее проводили. Отец приводил туда все семейство: маму, меня и троих моих младших братьев.

– А где сейчас твои младшие братья? – спросил его как-то Матвей.

– Они мертвы. Сейчас они все мертвы.

– Потому что клановая война?

– Потому что просто война. Тогда случилась одна из самых страшных войн, которые только довелось пережить человечеству. После той войны остался я, моя бабушка и один из моих младших братьев, Михал, которому едва сравнялось двенадцать.

– А тебе сколько было?

– А я был уже взрослым, – говорил дед.

Он прожил девяносто восемь лет – внушительный возраст, – но не выглядел дряхлым стариком, его волосы лишь слегка украсила седина на висках, а морщины в уголках глаз делали взгляд мудрее и как-то ласковее, что ли.

Дед ушел внезапно и не вернулся. Матвей до сих пор не знал, что с ним случилось. О его смерти возвестил Скарбник, а котяра никогда не врал. Все, о чем предупреждал жуткий хранитель их семьи, всегда сбывалось.

И теперь вот следовало пробраться в старый дом деда, стоящий на горе, на хуторе, и достать Желанную книгу, о которой слагалось столько легенд.

– Все ее ищут, – говорил дед, – потому что всем она нужна.

Весенние сумерки наползали медленно и долго. Сквозь приоткрытую форточку доносился бесконечный щебет птиц, шум проезжающих машин. Иногда кричали дети, иногда – крайне редко, правда, – мычали коровы.

События в книге «Оно» продвигались к середине, и жуткий клоун пожирал все больше и больше детей в маленьком городке, когда Матвей вдруг почувствовал неладное. Ему почудился запах, от которого по коже побежали мурашки. Запах битого старого кирпича, сырости и плесени. Паутины и мокрой шерсти. И еще послышался шорох маленьких лап.

Матвей подскочил, нахмурился, обвел взглядом комнату. Пусто и тихо, если не считать шума за окнами. Отложив книгу, он спустился вниз, на кухню, где запахи показались настолько сильными, что захотелось наклониться и посмотреть – нет ли жуткого котяры под столом или за дверью.

Но Скарбника нигде не было видно, и неудивительно. Еще ни разу это создание не показывалось при свете дня.

«Они не любят, когда их разглядывают», – пояснял дед.

И тут Матвей увидел надпись. Каким образом Скарбник делал так, что окно запотевало и какое-то время оставалось покрытым мелкими-мелкими капельками влаги, оставалось загадкой. Но на запотевшем окне пальцем кто-то написал:

Больше ни о чем Матвей не думал. Сорвался с места, схватил длинную, отполированную до блеска палку, которая стояла за дверью в коридоре, и выскочил из дома.

Богдан написал в «Вайбер», что не сможет пойти в кафе. У него внезапно подвернулась подработка, и он будет занят весь вечер.

Зачем Богдану деньги, этого я вообще не могла понять. Карманных ему выделяют столько, сколько надо. Одежду покупают родители в Германии и высылают охапками. Еды в доме полно, и куда тратить заработанные репетиторством деньги – вообще непонятно.

Конечно, Богдан очень умный. Он мечтает стать программистом, и родители планируют его поступление в Польше. Этого симпатичного парня ждет блестящее будущее, можно не сомневаться, а он гоняется за скромными репетиторскими подработками. Ведь его пара-тройка часов в неделю всего равно приносит гораздо меньше денег, чем щедрые чаевые в «Старой Праге», которые умудряюсь срубить я.