Маргарита подхватила чемоданы и стремительным шагом направилась к входной группе. Наконец, вокруг все успокоилось. Лев Глебович уставился на бармена.
— А ты чего стоишь? Плесни-ка мне 50 грамм коньячку. Юрец разрешает! Да, Юрец? — владелец, прищурившись, рассматривал своего врача.
Юра рассеянно кивнул. Похоже, сегодня крепкий алкоголь нужен не только ему.
— Но только 50 грамм, Лев Глебович. Не больше.., — голос Юры Юре по-прежнему не принадлежал.
— А ты чего такой кислый? Радуйся, не наставили тебе пока рогов! Давай со мной – за компанию. Я тоже разрешаю! — Лев хлопнул врача по плечу, пытаясь этим жестом приободрить.
Это «пока» резануло слух. Почему мозг вечно цепляется за ничего не значащие слова? Они оседают в голове, чтобы всплыть из ниоткуда в самый неподходящий момент.
— Нет, Лев Глебович, спасибо… На сегодня мне хватит, — Юра поднялся со стула и почувствовал, насколько неустойчив пол. Мысли трезвые, а спирт в крови плещется, голова кружится. Он же хотел пойти к Ксении… В таком вот виде?
— Что, уже успел хряпнуть, что ли? Да за тобой самим глаз да глаз нужен! — Федотов искренне удивился.
— И не говорите.., — буркнул Санёк еле слышно, наливая владельцу его 50 грамм.
— Извините, Лев Глебович, но мне и правда уже пора… Спасибо за сообщение.
— Если б еще ты их читал.., — пробормотал Лев, сверля взглядом его спину.
Куда идти? К ней? Душа требовала немедленно в кабинет управляющей, а если её там нет – искать, пока не найдет. Просто посмотреть на нее, заглянуть в глаза, увидеть улыбку и успокоиться.
«Протрезвей для начала…»
От себя было мерзко. Сейчас ему нужен свежий воздух. Что он полчаса назад был готов натворить? Эта ревность, обида, потерянность, чувство отверженности, чувство опустошения, это разочарование в ней, в себе, в жизни… Он не мог их в себе заглушить. Чуть не совершил под грузом этих эмоций и пущенного по венам спирта страшнейшую в своей жизни ошибку. И ведь все же хорошо… Ксения перед ним честна. Но от себя самого врачу – тошно.
Он всего лишь человек. Все мы – всего лишь люди. Врач хочет быть сильнее своих эмоций, но это, черт возьми, настолько иногда сложно, иногда – просто невозможно. Вот она – жизнь во всей ее красе, со своими настоящими вызовами. Выбор за тобой: принимать их или трусливо прятать голову в песок. Спрятаться – оно всегда проще. Мелким вызовам Юра смотрел в глаза храбро и всегда выходил победителем, но настоящие, те, в которых бой ведет сердце, в которых бой ведется с сердцем – это совсем, совсем другой уровень… Жизнь.
Его скамейка. Тишина. Никакой суеты вокруг. Юра бросает взгляд на окна ее кабинета, откидывает голову, закрывает глаза, пытаясь окончательно прийти в себя. Пение птиц успокаивает, лицо обдувает летний ветерок, кислород наполняет легкие, листва шелестит… У природы свои дела, эти людишки для нее – все равно что муравьи. Ей неведомо, что творится у этих муравьев внутри. Он дышит глубоко, успокаиваясь, гонит ненужные беспокойные мысли о морали прочь от себя. Ничего не случилось. И не случилось бы. Санёк просто немного его опередил со своим полотенцем. Он бы до этого в любом случае не опустился. Или еще пару глотков – опустился бы? Или нет? Или да? Да нет.
«Черт знает…»
По крайней мере, желание отомстить к тому моменту он в себе успел почувствовать. Раньше все было значительно проще. Больно? В ужасе? Раздирает нутро? Выход есть. Сейчас, в его другой жизни, всё ох как непросто. Он себя, оказывается, не знает, не знает своего предела, не знает, куда способны завести его собственные эмоции, если не пытаться их глушить. И от этого – страшно.
Со стороны может показаться, что врач задремал. Это не так – ложное впечатление. Он думал. Ничего толкового так и не надумал, но в голове, которую заставили поработать, наступала ясность. А вместе с ясностью возвращалось и самообладание.
«Как там она? Как проходит её день?»
Юра надеется, что её день, беспокойно начавшись, хотя бы продолжается спокойно. Надеется, что его Проблема Борисовна не нашла на свою голову новых проблем. Звонков и сообщений он не слышал, наверное, носится по отелю, как всегда. Он ее уже почти 4 часа не видел… Оказывается, это целая вечность! Поела б хотя бы…
Кто-то вкладывает теплые пальцы в его полураскрытую ладонь, легко сжимает руку. Правую. Она. Касание, которое так нужно, касание, которое живительно, касание, которое заставляет сердце забиться, а уголки губ – невольно приподняться.
— О чем думаешь? — голос такой тихий, вкрадчивый, словно бы несколько обеспокоенный.
— Думаю о том, успела ли ты поесть, — Юра приоткрыл глаза, яркий солнечный свет вызвал в них резь. По небу плывут редкие облака, обещая хорошую погоду до конца дня. Ни к чему ей знать, о чем он думал, он в любом случае не соврал. Повернув голову в ее сторону, стараясь придать беспечности взгляду, посмотрел в ее шоколадные океаны.
Снова тонет в них.
— Нет, — просто ответила Ксения, выдохнув. — Было не до того… Из окна ты очень живописно смотришься на этой лавочке…
Юра усмехнулся. В воздухе повисло их молчание. Он бы не хотел недосказанности. Об бы хотел честности друг с другом. Хотел бы, да, но сам предпочел сразу не раскрывать карты…
— Как твой день? — его очередь задавать вопросы. Внутри все замирает. — Что у тебя интересного?
Девушка задумывается, но лишь на пару мгновений.
— У меня каждый день дурдом, ты, наверное, заметил за эти месяцы. И сегодня – не исключение… Но в этом даже что-то есть.
«Что-то… Да уж, что-то – определенно…»
— Я слышал, Маргарита с Алексеем сегодня по отдельности из отеля уехали… Дудром не с этим связан? — прямее просто некуда. Он внимательно следит за её реакцией. Ему нужна как чертов воздух ее реакция.
Глаза Ксении распахнулись, тело напряглось. Но надо сказать, эта девушка прекрасно умеет держать себя в руках, прекрасно для представительницы слабого пола, который обычно отличает эмоциональность. Глядя на неё, невольно задумаешься: кто тут на самом деле слабый пол?
— Да, в основном, с этим.., — она лишь на секунду отводит глаза, спустя мгновение снова смотрит прямо на врача. — Кто тебе рассказал?
— Лев Глебович притащился в медкабинет с ружьем. Злой как черт, — пожал плечами Юра. Это сейчас он сидит перед ней спокойный фактически как удав, вслушиваясь в ее дыхание, пытаясь что-то уловить во взгляде, силясь вычеркнуть из памяти все, что было между 11:20 утра и вот этим самым моментом на лавочке, когда ее ладонь вложена в его ладонь и они так внешне мирно сидят.
Она молчит, не торопится ничего объяснять. Он молчит, думая о том, что человеческое тепло, исходящее от ее ладошки, греет душу. Препарируя на атомы её сдержанную реакцию. Он читает её как: «Я не хочу об этом говорить». А может быть как: «Я не обязана перед тобой раскрываться». Хорошо, ладно… Она здесь, рядом. Разве не это сейчас главное?
— Я просто иногда теряюсь и сразу четко не выражаю свои мысли. Леша сначала неверно меня понял. Так или иначе, я не собиралась давать ему повода, — все же произносит Ксения тихо спустя какое-то время.
И он хочет в это верить. И он – да – будет в это верить.
Девушка держится немного отстраненно, напряженно, и, может, оно и не удивительно, с учетом того, что они тут сидят на виду у всех средь бела дня, но свою руку не убирает, всматривается в его глаза в поисках комментариев. Комментариев у врача нет. Комментарий у него только один. Юра кивает, улыбаясь одними уголками губ:
— Не переживай. Я бы сейчас с удовольствием прочитал тебе лекцию о влиянии на здоровье излишних переживаний, но боюсь, нас могут подслушать…
Ксения улыбается ему, заметно расслабляясь.
— Юрий Сергеевич, Вы разве не поняли, что Вас я готова слушать вечно? Там, где нас никто не подслушает…
Комментарий к Глава 15 // Друг Возвращаюсь к нормальному размеру главы.
Надеюсь, ваши душеньки успокоились)
====== Глава 16 // Кошки-мышки ======
Юра помнит: те несколько месяцев, что продолжались их отношения, мотало его из стороны в сторону знатно. Настроение менялось как погода в какой-нибудь Исландии. Безоблачное небо, солнце, птички – а через пять минут свинцовые облака, ураганный ветер, ливень, собачий холод. Потом снова солнце, потом морось. Солнце – снег, солнце – град. И так по кругу… Вот что влюбленность с людьми делает: на твое состояние влияет что угодно, если это что угодно связано с объектом этой самой влюбленности. Крышу сносило, под ногами впервые за долгое время не было твердой опоры, а мозг вообще объявил, что уходит в бессрочный отпуск. Правило сердце. И при его правлении Юра чувствовал себя матросом на палубе корабля, попавшего в сильнейший шторм. Его бросало, швыряло из стороны в сторону, опоры, за которую можно было бы ухватиться и держаться в ожидании, когда буря уляжется, не было.