– И правда, вкус такой же. Странно как-то. Ладно, буду дальше есть, – немного дрогнувшим голосом проговорил Цзинъи и уткнулся взглядом в свою еду, принявшись молча её уничтожать. А сердце не желало успокаиваться, сорвавшись на бег после согласия Сычжуя. Оно продолжало биться часто-часто, словно хотело вырваться из груди, да и всё тело словно загорелось пламенем, стало жарко-жарко.

А буквально в паре шагов от них, за роскошными густыми кустами, притаился Вэй Ин, что хотел было подойти, но уловив яркие пылкие эмоции обоих парней, резко передумал. Ощущая их горящие чувства, он словно вернулся в свою юность, когда только-только влюбился в Ванцзи и не знал, что это взаимно.

«Какие же вы всё-таки юные и невинные. У вас еще столько всего интересного впереди…», – хитро, но по-доброму улыбнувшись, Вэй Ин незаметно ушел от этой беседки, где двое сделали первый шаг друг к другу.

====== 34. ======

34.

Эмоциональная чувствительность всё усиливалась и Вэй Усянь поспешил вернуться в цзинши. Это, конечно, интересная и, скорее всего, полезная способность, но она слишком утомительна, особенно, когда вокруг так много людей. В Гусу Лань они все, только с виду такие холодные и безэмоциональные, а по факту в каждом просто бушуют эмоции и чувства. Лучше он помедитирует или почитает что-нибудь интересное, из имеющегося в доме Ванцзи.

Поиски подходящей литературы увенчались успехом. Вэй Ин нашел не только тайник с хранящимися там сборниками Лунъяна и другой подобной литературой, но и крайне любопытную шкатулку, запертую на магический замок, который он с легкостью взломал. Стоило открыть этот резной сундучок, как сердце защемило от увиденного: внутри лежал портрет Ванцзи, тот самый, что Вэй Ин в юности нарисовал и подарил ему шутки ради; красная лента для волос, оставленная Усянем своему любимому в ночь их единения во времена, когда он носил «титул» Старейшина Илин; несколько листов с коряво начертанными извинениями и непонятными рисунками, явно написанные и нарисованные рукой Вэй Ина и сборник «О благовоспитанности», однозначно переписанный им самим во время отбывания наказания в библиотеке, когда он учился в Гусу; серебряный колокольчик ордена Юньмэн Цзян с разрезанной тесьмой и красивые портреты его, Вэй Ина, нарисованные рукой неизвестного мастера – как бы ни самим Ханьгуан-цзюнем, потому что Сичэнь рисует только пейзажи, а больше некому было запечатлевать на бумаге страшного отступника Вэй Усяня. Не удержавшись, Вэй Ин разревелся. Он и так сегодня излишне эмоционален, из-за воздействия вчерашней песни «Покоя» мало того, что чувствует других, так и сам слишком сильно проявляет свои чувства.

Ванцзи застал своего возлюбленного горько рыдающим над его сокровищем, свято оберегаемом все эти годы. Вэй Ин прижимал к груди свою старую ленту для волос, гладил кончиками пальцев нарисованный им самим портрет Ванцзи, и чуть ли не выл в голос. Всего мгновение и Лань Чжань подлетел к Усяню, прижал к себе и принялся успокаивать.

– Вэй Ин, что случилось? Почему ты так плачешь?

– Лааань Чжаааньь… ууу… ты столько лет хранил этооо… – Усянь поднял руку с зажатой в ней красной лентой. – Тебе было так одинокоооо… так больнооо… так плохо без меняяя… Прости меня, Лань Чжань, что я так долго не возвращался, что не отзывался на твой зов… ууу… я такая скотина!!! Ты меня звал, а я спааал… там… где все души…– причитал Вэй Ин, орошая белоснежную ткань на груди Ванцзи своими слезами, хватал за плечи, порывисто прижимаясь.

Лань Чжань, разместившись здесь же на полу в более удобную позу, затащил к себе на колени Вэй Ина и принялся баюкать, словно маленького.

– Вэй Ин, всё хорошо… хорошо… Ты здесь, рядом со мной, мы вместе. Эти вещи… Они… Они очень помогли… Когда мне не хотелось жить, я разговаривал с тобой через них, вспоминал тебя, думал об А-Юане и о том, что обязан воспитать его достойным человеком, чтобы ты мог мной гордиться… И тебе не за что извиняться.

– Лаань Чжааань… – не унимался Вэй Ин.

– Это ведь всё воздействие песни? Из-за неё ты всё настолько остро переживаешь… Ты и так излишне эмоционален, а тут только усилилось… Успокаивайся… – принялся нежно шептать Ванцзи, вкладывая в свои слова духовную силу, придавая им важность, потому что так недолго и в истерику скатиться, а договорив, начал напевать песню, что стала их связующей мелодией.

Вэй Ин потихоньку притих и, спустя двадцать минут, действительно успокоился и, шмыгая носом, сполз с колен Ванцзи.

– Извини… развел тут сырость…

– Никаких извинений, но подобные эксперименты над тобой в ближайшем будущем мы проводить не будем, – твердо ответил Лань Чжань.

– Хорошо. Я с тобой согласен. Это слишком… – произнес Вэй Ин.

Вэй Ин присел возле шкатулки и аккуратно сложил все вещи обратно. Закрыл, запечатал новым охранным заклинанием и вернул владельцу.

– Мне было очень любопытно, что может прятать у себя Ханьгуан-цзюнь… Ты не сердишься? – слегка стыдливо произнес Усянь.

– Не сержусь, – с нежностью в голосе ответил Ванцзи. – Мне избавиться от этого? – вдруг спросил он, кивая на сундук.

– Ты что?! Не нужно! Да и зачем?! – воскликнул испуганно Вэй Ин.

– Чтобы не напоминали о грустном, – тихо произнес Лань Чжань.

– Не вздумай! Там не грустные воспоминания, а счастливые! Ты только вспомни: твой портрет, что я нарисовал – как ты разозлился из-за пририсованного пиона, и та порванная книжка с картинками? Весело же было! Я тогда был в восторге от того, что ты всё-таки можешь проявлять сильные эмоции и не являешься настоящей ледышкой. А моя писанина? Это напоминание о прекрасном времени, проведенном наедине в библиотеке, когда мы были только вдвоем! И, ах, как жаль, что мы тогда еще не знали о чувствах друг друга, ведь, вместо переписывания скучных трактатов и правил, могли бы заняться чем-то более интересным. Эта лента – память о нашем полноценном первом разе, когда мы отринули все сомнения и стали едины не только душами, но и телами. Какая была страсть! Как мы горели! Ты же помнишь это? Восхитительные воспоминания! Серебряный колокольчик – пусть он станет напоминанием о том дне, проведенном вместе в Пристани Лотоса, пусть он наполнится плеском воды, её прохладой, и шелестом листьев ивы, под кроной которой мы сидели рядом, под которой впервые прикасались к обнаженным телам друг друга. Это было непередаваемо… А эти портреты… просто красивые портреты одного замечательного юноши, что пленил сердце несравненного Ханьгуан-цзюня… – забыв о всех печалях, вдохновленно проговорил Вэй Усянь, а Ванцзи просто в очередной раз запечатлелся на своего любимого, на его яркие чувства, его улыбку и звонкий голос, на сияющие любовью глаза. Лань Чжань отложил шкатулку в сторону и порывисто притянул к себе Вэй Ина. Обнял нежно-нежно, почувствовал, как Усянь прижимается к нему мягко, с лаской касается его спины, проводя по ней тонкими пальцами. Выдохнули оба успокоенно и освободились от объятий, чтобы продолжить разговор.

– Доходчиво объяснил. Сохраним и приумножим, – с кивком согласия, ответил Ванцзи.

– Ага, потомкам оставим, как реликвию и память о несравненных Нас! – с улыбкой воскликнул Вэй Ин.

– Кому это надо? Но пусть так и будет, если ты хочешь, – произнес Лань Чжань.

– Договорились. Лань Чжань, как совещание прошло?

– Скука… – протянул Ванцзи. – Вэй Ин, больше не ползай под окнами на животе. Нужно было просто зайти.

– Что ты такое говоришь?! – замахал на него руками Усянь. – Ты хоть представляешь, что бы случилось с вашими Старейшинами, если бы я там вдруг появился – они бы померли от шока! Мне-то на них всё равно, но клану, наверное, они ещё нужны…

Ванцзи слегка улыбнулся на эту речь Вэй Ина, а тот сразу же замер, хищно уставившись на редкую улыбку.

«Хочу еще раз услышать тот звонкий смех», – сразу же пронеслось в мыслях Усяня.

– О, Лань Чжань… А вот эта загадочная литература… – Вэй Ин кивнул на разбросанные им, еще в самом начале, книги с эротическим содержанием. – Это твои учебники по теории? Еще с того времени?