Полина не против самого откровенного разговора. Ее это не испортит. Подумаешь, слова! Почему и не поболтать, тем более по телефону. Если платят, и неплохо. Но перейти от слов к делу – вот уж нет! Многие клиенты хотели бы встретиться, но нет, спасибо. У Полины все в порядке в личной жизни: вполне клёвые персонажи, хорошо одетые, следят за своими зубами. Зачем ей приключения? И еще в театре узнают, чем она здесь занимается! Конечно, она просто играет роль, и все это полезно для профессии, конечно, все без предрассудков, но тише едешь – дальше будешь.

– Понимаешь, Лола, разговаривая с тобой, я все лучше узнаю себя сам. Я не такой, каким привыкли видеть меня люди. Меня знает очень много людей, все время преодолеваю искушение похвастать и рассказать о себе. Нет, это было бы нехорошо, это испортило бы прелесть анонимного общения. Только так, не встречаться, не представляться, Лола и Мистер Икс, чудесные цирковые имена. Достоинства, я прочел недавно в одной книге, теряют блистательность, если их можно потрогать, а фантазия искуснее, нежели зрение. Да и вообще, не случайно ведь в рыцарские века культ Дамы предполагал ее недосягаемость как нечто само собой разумеющееся. Ничего, что я так часто звоню тебе? Понимаю, ты только рада, в конце концов, это твоя работа. Нет, мне совсем не жаль своего времени. За всю жизнь я уже столько его растерял, когда долго ждал, долго ехал, проводил скучный вечер в компании. По большому счету, это не важно. Можно ведь очень эффективно проводить время, но в итоге прожить не свою жизнь. А с тобой… ты б удивилась, если бы узнала, какой я занятой человек, как выкраиваю каждую минуту, чтобы позвонить тебе. Потому что этот твой голос, Лола, твое умение поддержать мужчину – от тебя не оторваться! Нет, нисколько не преувеличиваю. Тебя, обучали каким-то навыкам общения? Не обучали? Значит, у вас отбирают талантливых по этой части, это даже легче, чем обучать; другие, неталантливые в общении на твоем месте не задерживаются. И вот, благодаря твоим способностям к разговору ты фактически держишь меня на проводе!

Голос мужчины, проходя мембрану, превращается в электрический сигнал, невидимый ток бежит по шнуру, по бледным виниловым проводкам с просвечивающими медными жилками, затем на лестничной площадке натыкается на контактную панель, и дальше скрученные в кабели провода несут сигнал на станцию, и оттуда сложными путями уже по другим кабелям и проводам, по трубам, подземным колодцам, по дну засыпанных траншей сигнал достигает комнаты, где трудится Полина, и превращается в голос ее собеседника.

Но надо сказать, что в самом начале пути, на стене, рядом с закрытой металлической дверцей контактной панелью, электрический сигнал преодолевал и не совсем обычное препятствие. Это небольшой предмет, продолговатая черная коробочка с палец толщиной, с тремя торчащими из нее тонкими проводками. Два из них подключались к разрыву в цепи, а третий был не чем иным, как передающей антенной.

Работа у Валентина Петровича Тузкова не пыльная. Он встречается обычно со вполне цивилизованными людьми, происходит это, как правило, в приличных, хорошо оборудованных помещениях. Если требуется куда-нибудь выехать из Москвы, то оформляется эта поездка с достойным комфортом. Валентин Петрович привык к хорошей мебели, хорошей кухне, хорошему к себе отношению. Поневоле перестаешь все это замечать и ценить.

И чем же Валентин Петрович занимается? Беседует с людьми, принимает участие, соглашается, обещает подумать, иногда протестует, словом, решает вопросы. Он – политик, глава политдвижения «Общее дело». И, представьте, он нужен людям. В офисе у него висят плакаты, на одном Тузков изображен в обнимку с нищей старой женщиной, на ее лице страдание, на его – деятельное сочувствие. Он не хотел пускать это в тираж, Тузков противник показухи, но Шевчук тогда настоял, сказал, хорошо для рейтинга. А ведь Валентин Петрович действительно многим помог. Собственно, это неизбежно для политика его уровня: хочешь – не хочешь, а все равно очень многие будут тебе благодарны. Да, что ни говори, В. П. Тузков – это имя кое-что значит! Никому, однако, не интересно, какой он, Туз-ков, на самом деле. Взял на себя роль симпатичного парня, и, пожалуйста, соответствуй. А что у него внутри, никто и не догадывается.

Валентин Петрович внимательно слушал магнитофонную запись, вернее, делал вид, что слушает, а сам исподтишка с любопытством наблюдал за Чудовским, своим соратником. Интересно, какую реакцию ждет от него непроницаемый Чудовский? Они сидели друг напротив друга за большим, овальным столом для совещаний в кабинете Тузкова. Сквозь кремовые занавески с улицы проникал рассеянный свет. Соратник в задумчивости вертел в руках дорогую шариковую авторучку. Безобиднейшая, в сущности, привычка – что-то крутить в руках, но почему-то вызывает раздражение, думал Валентин Петрович, уж лучше бы он ногти грыз, как Левин.

Чудовский Алексей Алексеевич… Туловищем он не вышел, чересчур коренаст. А лицо хорошее, располагающее. Добродушное и в то же время себе на уме. Немолодое. Какого он года, сорок четвертого, кажется? Что, вообще, Валентин Петрович знает о своем верном помощнике?

Полковник КГБ, уволенный в отставку неизвестно при каких обстоятельствах. Женат или был женат, но с женой не живет. Двое взрослых детей, кажется, сыновья. И так, чего не коснись. Никакой определенности. Даже фамилия Чудовский не обязательно подлинная. Ни про кого из своих людей Валентин Петрович не знает настолько мало! И как тому это удается, так маскироваться! Ведь четыре года они уже вместе, срок, как ни крути, не малый. Чудовский всегда спокоен, приветлив, всегда и со всеми на «вы». Но это не чопорность или что-то подобное. Просто такой стиль, современный такой, симпатичный стиль отношений. Это раньше партийные бонзы тыкали всем без разбора. Сейчас не так. Валентин Петрович Тузков тоже со всеми на «вы».

– Вы уже это слушали, много там еще?

– До конца стенограммы девятнадцать минут.

– Текст-то довольно нейтральный, – протянул Валентин Петрович.

– Пожалуй, так, – сдержанно кивнул Чудовский, – но сам факт представляет интерес.

Еще бы, подумал Валентин Петрович, его заклятый соперник Козинец в откровенных пассажах с какой-то шлюхой, Это, согласитесь, нечто!

– И давно длится этот роман по телефону?

Чудовский прекрасно понял скрытую суть вопроса. Валентин Петрович на словах давал ему, своему помощнику, полную свободу действий, но в то же время чрезвычайно обижался, если не получал доклада о каждом шаге. В данном случае оснований для недовольства быть не могло – он сам прослушал первую запись только вчера вечером.

– Мы фиксируем разговоры два дня. Когда они начались, в точности не скажу, вероятно, давно, но не более двух месяцев назад.

– Откуда известно?

Козинец беседует с одной и той же девушкой, с Лолой. Она нами установлена, работает в фирме два месяца.

Тузков встал, прошелся вдоль длинного стола и, отодвинув занавеску, стал разглядывать привычный московский пейзаж. Сейчас хорошо бы закурить, задумчиво вытянуть сигарету, щелкнуть золотой зажигалкой… Валентин Петрович давным-давно преодолел эту вредную привычку, и курить совсем не хотелось. Но, исходя из композиции, закурить сейчас было бы очень даже уместно.

– Ай да Козинец! Надо же, свалится такая удача, и думай, что с нею делать, опять же заботы.

– У вас, Алексей Алексеич, какие идеи? – он повернулся к соратнику. – Подкинуть газетчикам, и делу конец?

– Смотря, что считать концом, – невозмутимо ответил Чудовский.

– Конец, сказал отец, – задумчиво пробормотал Тузков, – и дети ложки побросали… А как вам удалось получить это?

Стоит ли загружать вас техническими подробностями?

– Кто еще в курсе?

– Вот все, – Алексей Алексеевич обвел рукой кабинет, где они были вдвоем. – Не считая моих людей, задействованных в работе.