— Я собиралась рассказать тебе сама и мне жаль, что все вышло таким образом.

Я не уверена, что Тэхён меня услышал потому что он не шевелится, продолжая наблюдать за своей дочерью. Его лицо вновь вернуло себе непроницаемость, лишь глаза остаются живыми: в них горит жадность.

— Когда ты собиралась это сделать?

— Сегодня.

Я глубоко вздыхаю, чтобы сказать все, что должна как можно более собранно и спокойно. Случись этот разговор года три назад, мне бы вряд ли это удалось, но время — лучший учитель.

— Я узнала, что беременна примерно через неделю, после того как ты уехал. Наши обстоятельства были необычными, если ты помнишь, по срокам выходило, что отец Джексон. Позже выяснилось, что я забеременела после нашего первого раза в бунгало, но об этом я узнала уже после того, как Юна родилась.

Отчаяние тех год отзывается во мне болезненным эхом. Я опускаю взгляд на ладони в попытке усмирить дрожь, вызванную воспоминаниями. Четвёртое октября стало для меня одновременно самым прекрасным и ужасающим днем: Юна появилась на свет, и я узнала, что моя ошибка куда страшнее, чем я могла предположить.

Вся моя жизнь так или иначе посвящена борьбе с чувством вины, но именно это сделало меня сильнее. А дрожь — лишь секундная слабость, ничто в сравнении с тем, что мне довелось пережить тогда.

Впервые за время, что мы сидим за столом, Тэхён отрывает взгляд от Юны и смотрит мне в глаза.

— Как ты поняла, что она моя?

— Она похожа на тебя, ты не мог не заметить: твои глаза и твой рот, — даже несмотря на всю драматичность происходящего, я не могу не улыбнуться, хотя в глазах в этот момент ощутимо колет: — И у неё есть родинка кончике носа.

Тэхён сжимает пальцы в кулаки и, глядя перед собой, моргает. Открывает и закрывает рот, словно ему не хватает воздуха, жмурится и трясет головой.

— На момент родов я была замужем за Джексона. Он предложил мне пожениться, после того как я сообщила, что беременна. Когда я поняла, что Юна твоя, я стала тебя искать. Никто из тех, с кем ты общался не знал, куда ты уехал, а соцсетей ты никогда не имел. Джексону я сказала, что отец не он, и предложила развестись. Он взял неделю на раздумья, но вернулся два дня спустя, заявил, что ребенку нужны оба родителя, он любит меня, воспитает Юну как свою и не будет ни в чем не упрекать.

— И как мы оба знаем, он соврал.

— Да, соврал. Но одно обещание он все же сдержал: был для Юны хорошим отцом и действительно воспитывал её как собственную дочь.

— Пусть ты не смогла меня найти тогда… Я переехал в Сеул год назад, но ты продолжала молчать.

— А что мне нужно было делать? Встать в очередь к твоим многочисленным любовницам? Или сказать об этом после того, как ты предельно ясно дал понять, что на меня и мою дочь тебе наплевать? Или после договорного секса в твоем номере? В день, когда Юна родилась, я поклялась себе ее оберегать и сделать все, чтобы она стала счастливой. С тех пор я несу ответственность за нее, и все эти годы руководствовалась в первую очередь тем, что лучше для дочери. Я каждый день ждала, что ты появишься в городе, и я смогу тебе рассказать, что ты стал отцом. Но шли годы, и ты не появлялся, а мне и Юне нужно было как-то жить.

Тэхён трет лицо — за последние полчаса он делает это часто. Я знаю, что ему тяжело, но и мне было не легче. Все годы пока он строил свою империю за пределами Сеула, я боролась с затяжной депрессией, неподъемным чувством вины и пыталась стать лучшей матерью его дочери. Упрекнуть мне себя не в чем — я решила, что расскажу ему о Юне, если получу уверенность, что Тэхёну это нужно.

— А если бы сложилось не так? Если бы наши пути не пересеклись?

На это у меня тоже есть ответ. У меня было много времени, чтобы подумать.

— Ты бы никогда о ней не узнал. Не потому что я хотела тебе отомстить, а потому что так лучше для Юны. Опережая все твои обвинения, скажу, что не чувствую себя виноватой. Если бы мне пришлось пережить это снова, я поступила так же. Пока ты поднимал свой бизнес и пытался меня простить, Юна росла здоровым ребенком в полноценной семье. Пусть сейчас тебе все кажется неправильным и нечестным, но и мне тогда так казалось. Ты просто уехал, не дав мне даже шанса исправить свою ошибку, а я осталась со всем этим одна… — на глазах выступают слезы, но замолчать я не в силах, также как и их остановить. Моя первая и последняя исповедь, шанс на то, чтобы до конца отпустить. — Ни одна живая душа понятия не имела, как мне было одиноко и страшно. Родители делали вид, что ничего не понимают, о случившемся я не могла рассказать никому. Так что когда будешь раздумывать над тем, прощать меня или нет, помни, что пять лет назад я тоже тебя простила.

— Ей уже пять лет… — тихо произносит Тэхён.

Я стираю слезы и, повинуясь порыву, накрываю его руку своей.

— Я тебе все о ней расскажу. Она полюбит тебя, не может не полюбить… Вы с ней очень похожи.

Тэхён разглядывает на мою руку, оборачивается к кривляющейся Юне, и вновь смотрит на меня. За несколько секунд выражение его лица изменилось настолько, что по позвоночнику прокатывается озноб — оно мне слишком знакомо.

— Сегодня ты соберешь все необходимые вещи, и вы с моей дочерью переедете ко мне, — его голос скрежещет металлом, взгляд пригвождает меня к стулу. — Ремонт в доме закончится через неделю, но я скажу рабочим поторопиться. С этого дня этот слизняк, твой бывший муж к Юне больше никогда не приблизится.

Пульс разгоняется до максимума, во рту собирается тошнотворный металлический привкус — напротив меня вновь сидит чужой человек, и я совершенно не знаю, как с ним обращаться.

— Тэ, — произношу как можно мягче. — Я обязательно ей о тебе расскажу, для этого лишь нужно немного времени. Юна ведь совсем маленькая и все не понимает… нельзя перетаскивать её из дома в дом как статуэтку, так же как и лишать возможности видеться с Джексоном. Все эти годы она считала его своим отцом, и это станет для неё большим стрессом.

— Мне наплевать, Лиса. Я больше не потеряю ни единого дня с ней. Если понадобится, куплю все суды и лишу твоего мужа родительских прав. Думаю, рукоприкладство станет достаточным поводом. С этого дня моя дочь будет знать только одного отца, и им буду я.

— Если ты хочешь наладить с ней контакт, тебе следует уважать её желания. Каково Юне будет узнать от своих одноклассников, что того, кого она считала своим отцом, лишают родительских прав потому, что он избивал его мать?

— Ты слышала меня, Лиса. Сейчас мы выйдем отсюда, сядем в мою машину и поедем собирать ваши вещи. Чтобы ни твой муж, ни твоя мать нам не помешали, я сам буду при этом присутствовать.

Я перевожу взгляд на ничего не подозревающей Юне, которая идет к нам, весь покрытая пятнами от шоколадной крошки, и в груди тоскливо щемит. Тэхёну еще только предстоит узнать, каково это — по-настоящему любить собственного ребенка, когда эгоизм и интересы отходят на второй план.

Я через силу улыбаюсь дочери и смотрю на ее отца, который продолжает прижигает мое лицо стальным взглядом:

— Думаю, теперь ты можешь догадаться, почему я молчала целый год, Тэхён.

========== Глава 37 ==========

— Почему мы едем не на твоей машине, мам? — Юна останавливается возле машины Тэхёна, всем своим видом демонстрируя, что не сядет внутрь, пока не получит ответ.

Жесткая маска на секунду слетает с лица Тэхёна и на нем проступает растерянность — он не знает, как себя вести, если Юна откажется. По крайней мере, он не совершает фатальной ошибки и не ставит ему ультиматум, как делает со мной — с нашей дочерью это бесполезно. Мой мозг начинает усиленно обрисовывать новую задачу: с минимальными потерями примирить желание Тэхёна наверстать упущенное время, не ущемив свободу Юне. Пытаться заставить его руководствоваться интересами дочери сейчас бесполезно — он слишком оглушен новостью об отцовстве, чтобы меня услышать. При желании я могла найти способ противостоять ему: Тэхён бы не стал силой заталкивать нас к себе в машину на глазах очевидцев, но я не хочу делать ему еще больнее. Я верю в него, верю в то, что со временем он сможет стать хорошим отцом; что найдет в себе силы любить свою дочь так, как он этого заслуживает. Я и Юна, мы вдвоем его научим.