— Лиса, я ведь стараюсь. Куда легче было найти другую женщину, не такую как ты, и не проходить через все это. Но мне не нужны другие. Я зациклен на тебе, влюблен лишь в тебя, и хочу, чтобы у нас все получилось. Просто пойди мне навстречу, прошу тебя. Не будь такой холодной. У нас есть семья, этот дом, компания, Юна. Ты можешь родить еще одного ребенка и посвятить себя ему. Я не верю, что у нас все потеряно.

Мое тело деревянное, вместо позвоночника — металлический штырь, не дающий согнуться. Я знаю, что сейчас муж говорит искренне, вернее, он действительно так считает. Что по-настоящему любит меня, что есть шанс, что я захочу родить еще, что мы сможем перевернуть все эти измятые, покрытые грязными пятнами страницы, и вернуться назад. Проблема в том, что наше общее прошлое изначально не было столь привлекательным, каким должно было быть, а Джексон слишком сильно и много меня разочаровывал, чтобы сейчас хотеть его утешить.

Я заношу ладонь над его головой, но опустить ее не могу. Я должна хотя бы подарить ему ласку, а заставлять себя так и не научилась. Сейчас Джексон воплощает собой все, что я не люблю: полную эмоциональную разбитость и кричащую мольбу о сочувствии. Много лет назад Тэхён тоже был разбит и тоже просил, но его боль мне хотелось собрать губами. Все же я очень пристрастна, и собственный муж в круг моих пристрастий не попадает.

— Джексон, ты не любишь меня. Я твоя точка опоры, та, кто, по мнению наших родителей, тебе подходит. Они внушили это нам очень давно, и мы поверили. Надо отдать тебе должное — ты верил сильнее и старательнее меня. Когда любишь, ты готов взять за человека ответственность, простить ему все, даже если кажется, что простить невозможно. Ты принимаешь его таким, какой он есть, и всегда готов сражаться на его поле. Всего этого между нами нет.

— Я простил тебя за то, что ты была с ним. Думаешь, это было просто?

— В том-то и дело, Джексон: ты меня не простил. Предлагал быть вместе, не дав себе времени все взвесить. Для тебя наш брак был заманчивой игрой, которая устраивала тебя и других заинтересованных в ней игроков. Возможно, потому, что в жизни тебе легко все доставалось. Ты думаешь, что рвешь жилы по максимуму, а на деле жалеешь себя. Для прощения требуется все твое мужество, оно не бывает легким, даже если речь идет о том, чтобы простить самого себя. Поверь, я знаю, о чем говорю. То же самое касается бизнеса. Не ищи оправданий своим неудачам, и тогда ты сможешь полноценно работать с тем, что есть.

Моя рука почти задевает его волосы, когда Джексон отрывает голову от колен и поднимает глаза. В них боль и обида.

— Ты снова меня обвиняешь, Лиса. Всегда одно и то же. Я перед тобой на коленях, но ты не можешь найти в себе даже капли сочувствия.

— Мне не нравится сочувствовать. Я не позволяю его даже по отношению к себе, а я, как ты знаешь, на редкость эгоистична.

— Что, по-твоему, во мне не так, Лиса?

Я могла бы говорить об этом очень долго, но сейчас не нахожу честности его так сильно ранить. Поэтому цитирую одну из фраз, сказанную когда-то Тэхёном:

— Ты не знаешь, как со мной обращаться.

— А он знает, да? — Джексон щурит покрасневшие глаза, в которых теперь горит злость.

— Когда-то знал. Нам нужно развестись, Джексон. Обещаю, я не буду препятствовать твоим встречам с Юной.

— Нет, — он яростно мотает головой, как и всегда, когда я захожу речь о разводе. — Я с тобой не собираюсь разводиться. Надумаешь это сделать, я буду настаивать на разделе компании, и твоя семья останется с кучей долгов. Виной этому будешь ты, Лиса.

Я усмехаюсь и отпихиваю его от себя. Порой люди просто не дают шансов думать о них, лучше чем они есть.

— Встань с колен и убирайся из моей комнаты, Джексон. Мне нужно ехать.

Комментарий к Глава 12

Дорогие мои, я старалась для вас. Пишите отзывы))))

========== Глава 13 ==========

По традиции я приезжаю в “Walking On The Cloud” ровно в семь, выхожу из машины и замечаю, как в соседнем ряду гаснут фары знакомого Genesis GV80. Тэхён захлопывает дверь, разворачиваясь, чтобы уйти, но при виде меня останавливается.

— Приди я чуть раньше, наткнулась бы на запертую дверь? — вопросительно изогнув бровь, направляюсь к нему.

— Ты бы не пришла раньше, Лиса.

— Почему ты так решил?

— Тогда это бы означало, что происходящее тебе по душе.

Я пожимаю плечами и, обогнув его, первой шагаю к стеклянному входу отеля. Тэхён и впрямь меня хорошо знает.

По пути к лифту он держится чуть поодаль, но едва металлические двери съезжаются, его взгляд застывает на мне без попытки сдвинуться. Я отвечаю ему тем же, потому что считаю традицию прятать глаза или создавать видимость увлечённости телефоном, смехотворной. Хорошо, что он остановился на шестом этаже.

В номер Тэхён пропускает меня первой, после чего сразу уходит в ванную — судя по звукам льющейся воды, моет руки. Я скидываю туфли и, подойдя к окну, отодвигаю тяжёлую портьеру. Из него открывается обзор на лазурный прямоугольник бассейна в окружении шезлонгов и подсвеченный газон; чуть дальше золотыми огнями искрит вечерний Сеул. Можно сказать, что я любуюсь видом, но любование подразумевает умиротворение, а покалывающее волнение в груди, смешанное с призрачной болью, вряд ли можно так назвать. Интересно, это когда-нибудь пройдет? И нужно ли, чтобы проходило?

То, что Тэхён вышел из ванной, я узнаю по звуку шагов, потому что стою к нему спиной. Слышится глухой щелчок откупориваемой бутылки, бульканье и дребезжание стекла.

— Расстегнешь мне платье? — спрашиваю из-за плеча и, слегка развернувшись, демонстрирую молнию. Тэхён делает глоток и с глухим стуком возвращает бокал на стол. Ответа так и не следует, вместо него раздаются тяжёлые шаги. Они приближаются ко мне вплотную, настолько, что я чувствую тепло, исходящее от его тела. Нет ничего сверхъестественного в том, что он расстегнет мне молнию: у нас отношения по контракту, снять платье — бытовая необходимость, но сердце все равно панически грохочет, а на предплечьях собрались мурашки. Пальцы Тэхёна коротко задевают мою шею, вместе с этим прикосновением раздается звук разьезжающейся молнии. Я смотрю в окно на мерцающую гирлянду огней, и не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть, до тех пор пока жужжание не стихает на копчике. Дизайнеры не экономили на длине замка, и сейчас Тэхён, без сомнения, видит мое белье: чёрную, почти прозрачную полоску стрингов и никакого бюстгальтера — модель этого платья не предусматривает его ношение.

Я дёргаю плечом: сначала одним, затем вторым, и ткань с тихим шорохом падает на пол. Кожу позвоночника опаляет жар его дыхания и хочется слабовольно прикрыть глаза: поверить, что сейчас его руки коснутся меня, чтобы подарить ласку. Разбившиеся иллюзии имеют свойство делать реальность суровее, а потому сейчас я не даю им простора, и разворачиваюсь к Тэхёну лицом. Мы встречаемся глазами и на миг мне удается уловить призрачный оттенок коричневого в его пасмурно-черном взгляде. Также как и в лифте, он смотрит прямо и не мигая, также как и в лифте, я отвечаю ему тем же. Сейчас разница состоит в том, что я стою достаточно близко, чтобы положить руки ему на плечи и потянуть пиджак вниз. Когда он падает на пол к моему платью, я, не раздумывая, перемещаю пальцы на верхнюю пуговицу его рубашки. К чему довольствоваться полумерами? Я хочу получить все.

Тэхён перехватывает мою руку, когда я расстёгиваю вторую пуговицу, его ладонь сдавливает талию и резко разворачивает меня лицом к окну. Блики вечернего города жалят роговицу светом, холод окна — грудь.

Бряцание ремня, треск рвущейся упаковки, ставший ненавистным звук растягивающегося латекса. Эхо моего вскрика оседает на стекле вместе с пятном испарины, в ягодицы вонзаются нестерпимо горячие пальцы. Тэхён двигается глубокими толчками, отчего икры мгновенно начинает тянуть, потому что мне приходится подняться на цыпочки.