– Ага, я так и понял по вашей тачке. Дорогой хлам.
– Вот-вот, и я про что. Говно под кетчупом – всё равно говно, – начинает бубнить водитель тройки, но тут же останавливается, уловив взгляд лидера.
– Мистер Бриггс, предлагаю не ходить вокруг да около.
– Согласен. Я не согласен.
Мужчины нервно переглядываются.
– Не понял?
– Вы, ребята, новички что ли? – поток перегара с шумом покидает лёгкие пьяницы. – Я уже всё отдал. Если не больше.
Он разворачивается и собирается покинуть переулок, когда слышит до боли знакомый звук за спиной.
– Не говорите, что вас отправили за мной с выдвижными дубинками? – Бриггс смеётся. Его пропитый смех содержит повышенный уровень отторжения, что немедленно находит отражение в виде побежавших по агентам мурашек.
– Мистер Бриггс, мы не хотим прибегать к насилию, – говорит предводитель тройки, – но приказ достаточно ясный: доставить вас в любом состоянии. Но лучше в состоянии.
Пьяный мужчина оборачивается к агентам и видит, что у каждого в руке по дубинке. Первый агент остаётся на своём месте, а двое других начинают осторожное движение по кругу в противоположные друг от друга стороны, заходя на завсегдатая «Пропущенного». На лице Бриггса вновь играет злая улыбка.
Он с трудом поднимает руки, сжатые в кулаки, и, пошатываясь на месте, приглашает противников напасть. На лице предводителя костюмов расплывается ответная, не менее злобная улыбка. Что может быть лучше хорошей драки? Тем более в большинстве против алкаша?
Водитель оказывается на земле раньше, чем успевает сделать второй шаг по направлению к Бриггсу: тот, заметив краем глаза резкое движение со стороны непутёвого агента, не отстранился, а наоборот двинулся ему навстречу, сократив расстояние и выведя соперника из боя неожиданным ходом. Причём неожиданным этот ход считался бы для любого оппонента, но агенты не видели угрозы в пьяном подобии мужчины. И это была их главная ошибка. Как результат, через три секунды после начала потасовки, они дерутся против одного уже вдвоём.
Напарники нападают одновременно. Бриггс с невообразимой для его состояния ловкостью проскакивает под рукой первого агента, выпрямляется и ударяет правым локтем тому в затылок. Левой рукой он перехватывает удар второго агента, направленный снизу в район печени. Свободной правой рукой он бьёт соперника в грудь. Затем ещё раз, и ещё, и ещё. После четвёртого быстрого выпада, второй агент наконец сгибается, и Бриггс выполняет апперкот с такой силой, что сам разворачивается на 180 градусов. Второй агент падает без сознания, так и не успев сказать за всё время ни слова.
Лидер вербовщиков стоит перед Бриггсом. Он заносит правую руку с дубинкой, чтобы обрушить всю свою мощь на едва держащегося на ногах мужчину. Тот останавливает удар двумя руками и видит, что в сторону его рёбер несётся свободная левая рука агента. В тот же миг, Бриггс правой ногой бьёт в левое колено агента, на которое тот моментально рушится. Затем пьяница приседает сам и освободившейся правой рукой наносит удар в правое колено противника, после чего левой рукой вырывает у агента дубинку и, крутанув пируэт на месте, выбивает правительственному посыльному несколько зубов. Мужчина отбрасывает дубинку в сторону. Драка заканчивается, толком не успев начаться.
– Мистер Бриггс, стойте! Вы не понимаете! Этот вопрос касается не обычной миссии по устранению цели или спасению президентской дочери, – первый агент, растерявший всё величие, говорит, выбрасывая наружу не только буквы, но и приличные запасы крови. – На кону стоят миллиарды жизней и привычная нам жизнь в целом!
– Для меня привычная жизнь прекратилась шестнадцать лет назад, – отвечает Бриггс. Его голос кажется особенно сухим даже ему самому. – Может мне прямо сейчас вернуть должок, который торчит ваша Трибуна?
С этими словами он с трудом достаёт из-за пазухи короткоствольный пятизарядный револьвер, и направляет его на собеседника. В глазах агентов застывает неподдельный ужас. Их жизни сейчас зависят от решения пьяного, злого человека с взведённым оружием в нетвёрдых руках, о котором им, поди, забыли сообщить.
– Да он же окончательно с ума сошёл! – то ли орёт, то ли шепчет водитель, пятясь на пятой точке к стене переулка.
– Нет, сынок. Я тебе как сумасшедший со стажем говорю, что невозможно сойти с ума окончательно, – говорит Бриггс. Его язык еле шевелится. Он смотрит на прижавшегося к стене мужчину, но не отводит пистолет от лидера группы. – Всегда есть ещё пара ступеней вниз.
Затем он возвращает взгляд по направлению, выбранному его револьвером. Его глаза замутнены. Сам он шатается и еле стоит на ногах. Рука крепко сжимает оружие и практически не трясётся. Первый агент закрывает глаза. Напряжение разрывает время, заставляя его течь во стократ медленнее обычного.
Вдруг Бриггс блюёт прямо на мужчину.
– Что за…? – первый агент с отвращением осматривает свой дорогой костюм, и отползает от испражнившегося победителя.
– Дубинки они принесли, – говорит Бриггс, вытирая рот и убирая револьвер обратно под рубашку.
Затем он плывущей походкой удаляется из переулка, ворча под нос ругательства. Интересный выдался вечер вторника.
Утро Бриггс встречает в постели своей однокомнатной квартиры. Несмотря на шикарный ремонт, почти везде лежит многодневная пыль. На полу разбросаны упаковки из-под пива и других алкогольных напитков, упаковки разных сухих закусок, а журнальный столик завален пакетами доставки готовых обедов. Впрочем, беспорядок не заботит хозяина, который последнее время большую его часть проводит где-то в районе беспамятства.
Однако это утро отличается от других. Сквозь головную боль, разрывающую его череп, словно последнюю в мире сладость, за которую дерётся сразу сотня противно визжащих спиногрызов, Бриггс слышит звук из кухни, которого не слышал уже почти шестнадцать лет: кто-то завёл кофемашину.
Открыв глаза, мужчина обнаруживает себя на заправленной кровати во вчерашней одежде. Судя по ней, вечернее извержение токсинов из его организма повторялось. И не единожды. Потолок кружится поразительно быстро, но уже через пару секунд его удаётся остановить, зацепившись взором за одинокую лампочку, свисающую сверху в качестве люстры. Люстру он разбил давно.
Убедившись, что револьвер также находится на своём месте – вот что всю ночь давило в спину сквозь сон – мужчина с трудом встаёт и бредёт по направлению к кухне. В глубине души Бриггс молится, чтобы незваным гостем оказался какой-нибудь грабитель с пушкой, который от испуга застрелит его, не начиная очередной тупой разговор.
И лучше бы это было так. Но судьба редко благосклонна к такому типу людей, к которому принадлежит Бриггс. Судьба любит испытывать сильных личностей, макая их головой в то дерьмо, в котором они же сами стоят по пояс.
– Прохор, – говорит Бриггс.
– Привет, Джозеф!
Перед плитой хлопочет невысокого роста мужчина. Он одет не так вычурно, как те джентльмены, с которыми у Джозефа Бриггса накануне состоялся непростой разговор. Обычный тёмный балахон с синим принтом, свободные спортивные брюки того же цвета и ярко синие кеды на белой подошве, вычищенные так, будто их носитель летает, а не передвигается по земле. Такой образ никак не вяжется с пухловатым, лысеющим мужчиной в квадратных очках с толстыми стёклами, которому уже несколько лет как далеко за пятьдесят.
Джозеф замечает две чистые чашки на поддоне кофемашины. В это же время, стоящий к нему спиной Прохор разбивает в кипящее на сковороде масло тройку яиц из купленной им самим пачки. Недалеко стоит пакет с эмблемой супермаркета из дома напротив. Вторая конфорка кипятит старомодный чайник.
– Подозреваю, что ты ещё не завтракал, – говорит Прохор. – Кофе? Я сам делал. На всякий случай ещё и растворимый взял.
– Нет.
– Понимаю. Сколько я ни пробовал – не выходит достичь её уровня. Хотя некое мастерство я познал, – гость подмигивает и кивает головой в сторону кофемашины. Аппарат натужно шумит в попытке оправдать своё наличие в квартире. Джозеф, который вообще не знал, что эта штука ещё работает, выключает её.