– Персефона? – шепотом спросила я. – Ты же вчера не сделала что-то, о чем будешь жалеть?

– Да, я с ним зависала, – сказала она, тяжело вздыхая и укладывая руки на парту. – Я не хочу об этом разговаривать.

И я не стала настаивать.

Зря я тогда не выбила из нее правду.

Я наведалась в библиотеку в первую же неделю своего пребывания в Академии. Она располагалась в высокой пристройке к основному зданию. Сквозь распахнутые деревянные двери было видно, как устремляются вверх бесконечные стеллажи с книгами. Войдя внутрь, я почувствовала сильный запах старой бумаги. Столбики пыли повисли серебристыми искорками в лучах солнца. Я спустилась по лестнице, ведущий в углубление в читальный зал, основная часть стеллажей словно оставалась на подиуме. Огоньки роились под потолком, что заставило меня на секунду подумать о мерах пожарной безопасности, но они так ловко подхватывали книги, не оставляя на них малейших следов своего пребывания, что скоро я забыла и про это. Я огляделась по сторонам, не сдерживая улыбки. Старые фолианты с тяжелыми кованными замками на кожаных обложках соседствовали с современными компьютерами. Студенты с одинаковым успехом пользовались и тем, и другим. И существ здесь было намного больше, чем стоило бы ожидать. Книг было множество: они стояли на стеллажах, возвышались на столах, они расползались стопками по пространству пола, стояли на широких перилах лестниц, и даже пространство под ступеньками лестницы было заполнено книгами. Книг было сотни, тысячи, миллионы, миллиарды, и везде, куда бы я не посмотрела, были они одни.

Я достала из кармана телефон и присела за столик с ближайшим пустым компьютером, поставила телефон на зарядку и лениво принялась пролистывать веб-страницы. Интернет Загранья мне был знаком, пусть в Первом мире я не часто залезала на их сайты. Просмотрев новости, я открыла поиск, вбив имя своего отца в первую строку, преодолела несколько страниц сайтов-энциклопедий, и зависла почти на полчаса на сайте, где выводилась теория коварного заговора в верхах Пятимирья, где считалось, что вся деятельность Фафнира есть абсолютно спланированное Советом и Миледи мероприятием, посмеялась над некоторыми фотографиями школьных времен, где у отца еще вены не просвечивали, а наше сходство было столь явным, что пугало. Попробовала поискать и фотографии матери, но почему-то все запросы блокировались. Прошерстив интернет вдоль и поперек на тему прошлого, я вернулась к новостям настоящего. И там, в этих новостях, потерялась.

Я нашла и свою фотографию – неудачную, смазанную, но на которой мое лицо хорошо было видно, подписанную: «Дочь Предателей дает показания против родителей в Суде». Почитала комментарии к ней, где большинство меня жалело, а меньшинство желало подохнуть в страшных муках. Я поискала еще, и нашла другие статьи, но в них про меня было написано мало: в основном все вспоминали про прошлое, про моего отца, и про то, чем для нас, жителей Пятимирья, в итоге обернулись события, когда законы Престола Миледи еще не вступили в силу, и когда полукровки, морфы, неспособные колдовать и прочие представители «нечистой» крови не заполнили Академию.

– А ты миленько выглядишь! – визгливо раздалось над ухом, и я подпрыгнула, на рефлексе вскидывая руки, чтобы защититься. – У тебя такая косичка тут!

– Иштар, – выдохнула я, вспоминая ее имя и соединяя имя и образ в своей голове. – Не подкрадывайся.

Она рассмеялась, ероша короткие красные волосы, торчащие в разные стороны, плюхнулась рядом со мной на стол, подвинув бедром клавиатуру, и хлопнула в ладоши. В желтых ярких глазах читался восторг и капля безумия. Она потеребила ногти, опуская взгляд вниз.

– Зря ты так с Персефоной, – холодно сказала я. – Что взбрело тебе в голову, когда ты решила, что можешь решить, с кем мне дружить, а с кем нет?

– Просто дружеский совет! – Иштар вскинула голову, и рот у нее удивленно полуоткрылся, в появившейся щели губ мелькнули длинные кошачьи клыки. – Я знаю Персефону давным-давно, и что главное, я знаю аристократов. Она не стала бы дружить с тобой просто так, уж поверь мне. Аристократы все такие. Сначала кажутся со странностями, но достойными дружбы, а потом… потом становятся собой! Все знают, что с ними нельзя дружить.

– Все знают, что морфы уродцы, – я чувствовала привкус льда своих слов на кончиках губ. – Я же не веду себя с тобой так, словно ты чудовище.

– Наверное полукровкам просто нравится дружить со всеми, – Иштар перестала теребить когти, но беспокойные руки принялись ковырять край шорт.

– Твой дружочек тоже из благородных, по нему видно, однако же, я не замечала, чтобы ты на него рычала, – я говорила, пожалуй, на повышенных тонах.

Иштар спрыгнула со стола, скрестила руки на груди, и показала мне язык. Закатив глаза, я повернулась обратно к компьютеру. Она молчала, но я чувствовала ее взгляд на своей спине, и это начинало тревожить. Беспокойство зародилось где-то в голове, и я поймала себя на том, что нервно перелистываю страницу за страницей, не вникая в текст. Но первой говорить было нельзя, сказать первой значило проиграть.

– Мать Персефоны Прокурор в Суде, ты знала? – сказала Иштар, наклоняясь к моему уху. – Может она просто хочет выведать у тебя что-то и засадить за решетку!

– Ценю твою заботу о моем будущем, но хватит, – я не стала поворачиваться; кончики ее волос щекотали мне ухо. – Я буду дружить с тем, с кем хочу, и делать то, что хочу, даже если это не понравится всему населению Пятимирья, и закончится тем, что меня четвертуют на главной площади Предела.

Сказала, и тут же осеклась, тихо шипя на себя. В большинстве своем такие вещи в Пятимирье говорить не опасно, но, если тебя уже подозревают в связях с преступностью против существующего государственного строя, лучше не обострять.

– Она такая упрямая, белочка, – прожурчало за нами. – Не трать свои силы. Если они у нас есть, потратим их на что-то более приятное… например, друг на друга.

Я развернулась на стуле, едва не стукаясь с Иштар лбами. Отпрянуть она смогла разве что благодаря безупречной реакции. Я посмотрела на Асмодея, сердито хмуря брови. Они меня в покое не оставят. Возомнили себя спасателями. Я читала их желание спасти меня и в их глазах, и в их лицах, что хранили заботливое выражение в мимических складках. Я читала это в беспокойном взгляде Иштар, – с сумасшедшинкой, и взгляде той, которой так хорошо, что вот-вот станет плохо, – и в мягком сочувственном взгляде Асмодея.

– Послушайте, вы вечно лезете в чужие дела? – спросила я, вставая и подходя к Асмодею почти вплотную.

С Иштар смысла разговаривать не было. Она легкая, как пушинка, в голове у нее дым, а в пятой точке ветер. Я могла хоть целый день потратить на отработку навыков противостояния ее логике, но в итоге осталась бы с носом. А суккуб явно понимал больше, если не понимал, то осознавал.

– Просто есть у нас с тобой кое-что общее, – изумрудные глаза, неестественно яркие, похожие на красивые контактные линзы, жадно впились в мое лицо. – Не одна ты тут связана с Предателями. Но кто-то вырос далеко от Загранья и не знает правил, в то время как другие в курсе того, что бывает с такими детьми.

Я моргнула, сделала шаг назад. Посмотрела на Асмодея, потом на Иштар. Его мягкий расслабленный голос и подходящая к этому голосу поза так резко отличалась от его взгляда, где читалась печаль.

– Вы тоже? – спросила я, смотря на них поочередно, и никак не могла сфокусировать взгляд.

– Моего отца казнили несколько месяцев назад, – Асмодей пожал плечами. – А у Иштар тетушка погибла в конце войны, но воевала она, сама понимаешь на какой стороне, милая сладкая девочка.

Я снова посмотрела на его лицо, похожее на мордочку мышонка, и вспомнила другого суккуба, которого видела на экране телевизора, вспомнила рев пламени Миледи, и яркую демонстрацию уникального таланта маркизов Каменной крови – обращение силой темной магии в камень, а вспомнив, вздрогнула. Мысли разбежались по углам, закопошились, как муравьи, объявили забастовку, и поджарились в слабых лучах сумерек Загранья.