Парень ехал со своей девушкой по пустынному шоссе. Вокруг благоухали апельсиновые деревья. Веяло сладостной вечерней прохладой. Обстановка настраивала на лирический лад. И молодым людям прямо в пути приспичило заняться любовью.
Они остановили машину у обочины, вышли из нее и с жаром взялись за дело. Используя свое транспортное средство для частичного упора руками.
В таком виде их застукал проезжавший мимо полицейский патруль. Так что процесс остался незавершенным. Зато у молодых людей потребовали документы и начали составлять протокол нарушения.
К неудовольствию полиции, парень оказался юристом. Хотя и начинающим.
Он доказывал, что сейчас вечер, на шоссе темно, и ничью нравственность они с подругой не потревожили. И что закона, запрещающего заниматься любовью, прислоняясь к машине, в Израиле до сих пор нет. Да и в остальных цивилизованных государствах, кажется, тоже. А нарушений скоростного режима у стоящего на обочине автомобиля быть не может.
Полицейские по радиосвязи проконсультировались с начальством. У которого юридическая подготовка оказалась гораздо основательнее. И в результате было принято нестандартное, но абсолютно законное решение. Парня и девушку оштрафовали за то, что они, находясь около остановленной машины в вечернее время, не надели люминесцентные жилеты…
Лейтенант, так и не дождавшись приглашения, слегка отодвинул меня и протиснулся в квартиру. Предварительно пару раз шаркнув подошвами о бетонный пол лестничной клетки. Как бы оставляя грязь снаружи и доказывая, что культура неутомимо проникает в любую профессиональную среду.
Наверное, на моем лице что-то отразилось. Потому что милиционер успокаивающе проговорил:
– Вы не удивляйтесь, обычная работа. Плановый обход жильцов микрорайона. Вы, как я понимаю, Евгений Иванович?
Я согласился, что так оно и есть. Участковый просканировал комнату по-милицейски пытливым взором.
– Жалобы, заявления по поводу нарушений общественного порядка имеются?
Жалоб у меня не было. Общественный порядок в нашем дворе нарушался вполне допустимыми способами.
– Может быть, есть просьбы, предложения, рекомендации?
Тут я его тоже разочаровал. Поскольку никаких дополнительных рекомендаций для милиционеров у меня не нашлось. Они и так знают, что должны иметь горячее сердце, чистые руки и какую-нибудь голову. Они только не могут догадаться, на фига все это надо.
– Тогда у меня к вам, Евгений Иванович, замечание. Вы ведь вчера холодильник к мусорным бакам выносили?
Я покорно кивнул.
– А у нас, между прочим, дворники – женщины. Жалуются: кто его будет на машину перегружать?
«Пушкин», – подумал я.
– И если им сказать: «Пушкин!», то они его все равно не знают. Они, в основном, приехали из Средней Азии, – продолжил лейтенант.
Дворничих я вижу редко. Только когда утром по пути на работу выношу мусор. Я машинально говорю: «Здравствуйте!» И получаю в ответ бурчание, которое можно расценить как нечто среднее между «Доброе утро» и «Вообще заколебали, суки».
Я изобразил скорбь и раскаяние. Лейтенант прочел краткую, но выразительную лекцию о возросших моральных претензиях работников коммунального хозяйства. И закончил ее суровой просьбой:
– Пожалуйста, в следующий раз так не поступайте. Узнайте в жилконторе, когда придет машина для крупногабаритного мусора, и помогите его загрузить.
Следующий холодильник я рассчитывал выбросить лет через двадцать. Поэтому обещание учесть и исправиться далось легко.
Перед уходом участковый протянул листок бумаги:
– Если будут проблемы – вот мой телефон.
Я проводил его в полном недоумении. Зато, идя назад к дивану, вспомнил хороший народный афоризм: жены милиционеров чаще других женщин говорят, что любовь зла…
Ночью мне почему-то приснилась Марина.
Она училась в моей группе и жила в том же петергофском общежитии. А все вокруг считали, что мы рано или поздно поженимся. Поскольку наши отношения были не только сердечными, но и чуточку показными. С прилюдными объятиями и подчеркнутой демонстрацией взаимных чувств.
Но свадьба так и не состоялась.
Марина погибла, когда мы перешли на третий курс. Перебегала железнодорожные пути, чтобы успеть на электричку. Ее сбило встречным товарным поездом.
Родители увезли тело, чтобы похоронить в своем маленьком городке.
Для студентов устроили прощание возле холодного больничного морга. Лицо Марины было спокойным и чистым. Только на виске – замазанный тональным кремом кровоподтек.
Поминки проходили у нас в комнате. Тарасюк и Коровин для моральной поддержки тоже напились до совершенно невменяемого состояния…
Во сне мы лежали рядом и тихо разговаривали. А пространство между нами заполняла легкая щемящая грусть. И примерно такая же нежность.
– Почему ты раньше не приходила?
– Я приходила. Только люди обычно забывают свои сны. И ты тоже не помнишь. А я постоянно где-то рядом.
– Я теперь женат. У меня есть дочка.
– И немножко Лида Потешкина?
– Там только дружба. Во всяком случае, кроме дружбы между нами пока ничего не было. Ты не обижаешься, что я женился?
– Нет. Я ведь все равно осталась твоей девушкой из прошлого. И там, где я сейчас, все устроено по-другому. Там никакой ревности быть не может.
– По другому – это как?
– Я не смогу объяснить. По-другому – и все.
– Но вы ведь как-то живете? Что-то чувствуете, чему-то радуетесь?
– Человек живет, пока существует в людской памяти. Тех, кто видел Блока, уже наверняка не осталось. Но кто-то до сих пор увлечен его мыслями, его влюбленностью. Даже во сне встречается и разговаривает с ним…
– Ты уверена, что в людской памяти реальный Блок? А не придуманный герой его стихов?
– Даже если герой – в нем ведь все равно скрывается автор. И живет, потому что его помнят.
– Я хочу целовать тебя – и больше ни о чем не думать.
– И я тоже…
Глава четвертая
Из переписки в Интернете:
ХХХ: – Зря, видимо, у нас админа сменили…
УУУ: – ??
ХХХ: – Предыдущий, когда сваливал по своим делам, хоть нормальные записки оставлял…
ХХХ: – Типа «Системный администратор отсутствует ввиду сложных обстоятельств».
ХХХ: – А эти?.. Вот что это такое, скажите мне, сейчас болтается на дверях?
ХХХ: – «Клас зокрыт. Одмины ушли охотица на креведок. Будим скора, ни сцыте».
( с сайта Bash.im – Цитатник Рунета)
Если перейти Тучков мост со стороны Петроградки и сразу повернуть налево, то между дореволюционных домов просматривается кривой, как коромысло, переулок. Он буквально набит академическими институтами. Их здесь целых четыре. Геологический, геофизический, каких-то суперсекретных ядерных исследований и наш.
Наш – самый скромный. При царском режиме в его трехэтажном здании размещалась типовая гимназия. Потом она стала школой для одаренных детей. Говорят, что здание отошло к Академии наук из-за расположенного рядом секретного института. Чтоб ребята по глупой любознательности не разведали военную тайну и не продали ее за пачку жевательной резинки. Поскольку взрослый человек знает, что такое бдительность. То есть продаст секрет гораздо дороже. И таким образом будет возведена еще одна мощная преграда на пути коварной шпионской деятельности.
Мне, кстати, тоже неизвестно, чем засекреченные ядерщики занимаются в свободное от основного отдыха время. Может быть, они разрабатывают новейшие виды оружия. Или, наоборот, придумывают, как от него защититься, чтоб было тяжело в учении и легко в эпицентре взрыва.
С некоторыми из них я сталкиваюсь по дороге на работу. Кому-то даже приветственно улыбаюсь. Пару раз видел, как они пили водку в соседнем кафе. То есть за будущее военной науки можно не переживать. Ее светлые умы упорно сопротивляются проникающей радиации.