– Кейт меня подстрелила, пуля раздробила кость, - Стилински стряхивает пепел в жестянку, а свободной рукой стучит себя по тому месту, где под татуировкой тройной спирали спрятался шрам от ранения, – И я ушел на длинный больничный. Периодически ноет в дождь – не советую пулевые… Отец в этот момент ушел с должности и порекомендовал Джордана. Его слов было достаточно, чтобы все проголосовали «за». Я пробыл некоторое время в Нью-Йорке, но буквально с первого дня понял, что мне нужно вернуться сюда. Ты ведь посвятил меня в происходящее, и, поверь, сын шерифа по большей части в курсе огромной стопки дел, объяснить которые даже Стивен Кинг не сможет. Так я и решил заниматься всем сверхъестественнвм в Бикон Хиллз.

Пока он объясняет, сигарета успевает потухнуть. Мечислав отправляет ее ко второму окурку и ставит аналог пепельницы на пол.

– Есть успехи? – без издёвки интересуется Хейл. Стайлз решает пока не рассказывать про аварию.

– Ве́ндиго. Даже не спрашивай, это полная задница. Его изолировали до суда, но парнишка оказался голодным и очень проворным… – Отчасти даже больно вспоминать. Пэрриш тогда совсем недавно принял обязанности шерифа, Стайлз едва успел освоиться, а мальчишку-каннибала оставили в больнице. Для верности дежурил один из помощников. Существо разорвало полицейскому живот и счастливо лакомилось кишочками альденте. Стилински тогда не колебался (хотя и заебался потом отписываться, какого, собственно, хуя, открыл огонь) ни единой секунды. Несколько грубо отшвырнул Мелиссу, готовую то ли заорать, то ли броситься на каннибала и ударить, подальше в коридор. Выстрелил. Всего один раз, но этого оказалось вполне достаточно. Свинец в черепе мало способствует жизнеспособности организма. – Его семья была связана с тремя делами о пропавших людях. Просто их ещё можно было идентифицировать… Я не буду продолжать.

Говорить об этом мужчине больше не хочется. Результативность офиса повысилась, конечно, на пару пунктов, но какой ценой? Он резко поднимается, но Дерек быстрее: ещё полсекунды назад сидел, цеплялся кончиками пальцев за обивку, а теперь осторожно сжимает кисть:

– Давай кофе сварю.

Куда уж больше кофе, в помощнике шерифа его, наверное, целая тонна. Впрочем… Ночь длинная. Стайлз соглашается. И Дерек действительно варит кофе – скорее, конечно, нефть, судя по внешнему виду напитка. Полицейский готов взять свои слова назад ещё после первого глотка: это восхитительно. Дитону стоит поучиться.

Кофе заканчивается подозрительно быстро. Дерек, снова расслабленный и почти-даже-прежний, протягивает руку помощнику шерифа. Стайлз с радостью размещается рядом, без сожалений променяв жёсткую прохладную деревяшку на теплые объятия на диване.

– Где шатался три года? – Спустя ещё минуту совершенно не напрягающего молчания Стайлз изворачивается, расположившись на самом краю, чтобы взглянуть в лицо Хейла. Губы напротив изгибаются в полуулыбку.

– Где только не шатался. Твой Нью-Йорк, Мечислав, просто король отстоя. А Сан-Франциско ничего такой… Риверсайд как печка, особенно в марте, но там самолёты и ежегодное шоу…

Дерек перечисляет, перечисляет и продолжает перечислять. Маями, Чикаго, особенно понравился Вегас. Стайлз чувствует, что начинает затекать в неудобном положении, сразу как-то весь. Хейл без лишней скромности предлагает уйти на кровать. По ощущениям она оказывается ещё удобнее, чем внешне. Кроссовки Стилински ставит с правой стороны постели и с большим сожалением убирает из-под головы подушку. Лучше совсем без неё.

А потом оказывается, что ещё лучше без футболки. Стайлз делает вид, что столь противоречивое предложение воспринимает совершенно невинным. Забывается завтрашняя (уже сегодняшняя? Сколько времени? А есть ли разница?) встреча с Арджентом. Забывается Хейг. Забываются скауты отца. Дерек просто нависает сверху – непривычно широкий, с четко прорисованными мышцами - и его пальцы плавно скользят из одной части трискелиона к другой. Он говорит, что смотрится красиво. Он говорит, что и дерево жизни тоже ничего. Он говорит, что ему жаль (Стайлз оставляет при себе мнение насчёт того, что пуля от Кейт была довольно судьбоносной) и потом перестает говорить: Стилински довольно урчит – и не думает сдерживаться – пока Хейл оставляет короткие поцелуи на шрамах, видимых только ему одному.

– Я скучал по отражению звёздного неба у тебя на коже, – выдох опаляет ухо, и Стайлз торопливо прячет лицо в постельном белье. Совершенно ничем не пахнет. Он чувствует, что Дерек ещё что-то шепчет, но почти не разбирает слов. Слова превращаются в приятно покалывающие мурашки. В электрические импульсы. В дрожь.

Стилински резко переворачивается. В темноте горят только две льдинки. Лофт Дерека так далеко от города, что нет даже фонарей. Он склоняется ниже, медленно, очень плавно, как хищник, который боится испуга своей добычи. Стилински закрывает глаза и почему-то не может сдержать двух или трёх рваных выдохов – оборотень чуткий. Губы касаются подбородка, прижимаются к шее, легко скользят по ключице и мягко останавливаются на плече.

– Ещё по чему скучал? – это бессмысленно, но таковы правила странной игры. Или Стайлзу так кажется, пока он натыкается на чужие локти и проводит пальцами вверх. Кожа неожиданно – и приятно, льстиво –покрывается мурашками.

– По тебе в целом, – едва слышно. Слова рассыпаются по груди иглами, искрами, осколками. Правильно рассыпаются. Становится жарко. – Ты не поверишь, но…

Стайлзу хочется снова открыть рот и заявить, громко, чтобы весь Бикон Хиллз знал и не переспрашивал: Дерек пользуется безоговорочным доверием в любой ситуации. Он отцепляется от чужой руки, приподнимается на локте и неловко утыкается носом в чужую щёку:

– Но? Какое ещё «но»?

– Татуировка, – туманно произносит оборотень. Кровать едва заметно стонет-скрипит, когда он начинает шевелиться. Стилински, хмыкнув, решает приподняться на локте, но не успевает. Дерек довольно резко поднимается, пружины снова отзываются на движение. В следующую секунду свет режет глаза, и Стайлз рефлекторно зажмуривается. Когда он привыкает к яркости, то натыкается взглядом на лишённую футболки спину Хейла. Действительно, это легко соотносится с категорией «ты не поверишь»: практически такой же трискелион, как и у полицейского под ключицей, удобно разместился между лопатками.

Теперь очередь Стилински провести по нему пальцами, как будто убеждаясь в реальности происходящего. Дерек только усмехается: слышно по выдоху.

– А нечего было подавать Вселенной идею, – мужчина даже и не в курсе, наверное, насколько сейчас его тон напоминает отцовский. Хейл оставляет этот комментарий при себе и охотно наклоняет голову влево, когда подбородок Стилински упирается в правое плечо, – Куда ты денешься и всё прочее.

– Строишь недовольного из себя? Так себе получается, не дотягиваешь, – после этих слов Стайлз щёлкает оборотня по уху, отчаянно делая вид, что обижен до глубины души. – Опять не верю.

Рывок Дереку удается отменный. Бывший федеральный агент даже не успевает осознать, что происходит, а в следующую секунду врезается лопатками в кровать и оказывается вжат в нее и обездвижен.

– А во что веришь? – Снова эта странная игра. У кого терпение раньше кончится? Ладно, можно и принять участие.

– Практически ни во что, – напускное безразличие Хейлу не удаётся изобразить. Глаза выдают, уже вполне привычные – светло-зелёные. – Сдаюсь. Верю, что это не просто влечение и вожделение, как только не называй.

– Без доказательств не могу с тобой согласиться. Придётся протестировать твою кровать.

Вот так просто. Ни единого свидания, длинная вереница дней разлуки – Стайлзу кажется, что он стоит с заправочным пистолетом в руке, бензин хлещет под ноги, а Дерек уже достал зажигалку. Это же полное безумие. Кажется, Хейл именно это и говорит, а, может, он вообще ничего не говорит, но его визави вдруг сбрасывает его с себя и тут же появляется сверху. Глаза, ресницы, губы, пальцы, руки, бедра – при тех же эмоциях, как и в спальне Питера, сейчас все ощущается острее и ярче.