Он вдруг прервал её, и пальцы сжались на руке Меригольд, как двемиритовые наручники.

Юлиан помотал головой и отрывисто, словно сдерживаясь, прошелестел:

— Геральт не мог умереть, Трисс.

Чародейка не нашла ответа, не могла сделать ничего, кроме как поджать губы и виновато отвести взгляд. Она зажмурилась, вздрогнула, когда ледяные пальцы виконта отпустили, а сам он поднялся. Чародейка ждала истерики, но её не произошло. Возможно, есть всё-таки какие-то границы, в которых человек ещё в состоянии что-то чувствовать, а после — зияющая пропасть мрака, из которого нет возврата.

Шагов она почти не слышала, так сильно грохотало сердце в собственной груди, что хотелось прижать ладонями, чтобы только не вырвалось. Но около двери виконт обернулся, попросил её поискать ещё… Хотя бы место. Чуть слышно скрипнули петли.

— И да. Спасибо за твою помощь. Ты была ему очень дорога.

Знакомые улицы превратились в лабиринт. Лютик не слишком хорошо понимал, куда идёт. Наверное, ему тяжело осознавать эту потерю, потому что именно он, виконт Юлиан Альфред Панкрац де Леттенхоф, и подтолкнул Геральта к краю. То, что он с этого края сорвался сам — ничего не меняет. И вся вина лежит только на плечах поэта.

Озарение пришло так резко, что бард замер на месте и, развернувшись, бросился обратно к Трисс. Стоило ему, взмыленному, ворваться в квартиру, Меригольд была готова к чему угодно, но только не к сбивчивому горячечному бреду, который Лютик на неё вывалил.

— Кто, если не она? — В конце концов задаёт резонный вопрос поэт, и чародейка из Марибора не в состоянии отказать.

***

Йеннефэр, очевидно, была не слишком рада внезапным гостям, что вынырнули из портала на одном из отдалённых уголков Скеллиге. Трисс, конечно, предупредила, что «им» нужна помощь, но отказалась объяснять, кто такие эти таинственные «мы» и в каком деле помощь. Потому венгербергская чародейка и удивлена. Впрочем, Лютик ничего бы не поставил на то, что он прав. Ему хочется броситься ей в ноги, чтобы она только согласилась, но с ним женщина, что пахнет сиренью и крыжовником, разговаривать не желает.

Обе чародейки отходят, и солёный ветер развевает их волосы и уносит в море слова. Разговор, пусть виконт не был в состоянии разобрать его, шёл на повышенных тонах. Никто из них не испепелил собеседницу, но бард вполне мог себе представить, какими оборотами обложила его темноволосая. И в общем-то, он с ней даже согласился бы. Присев на один из камней, Юлиан поднял голову к небу, по которому неслись стремительные драккары облаков. Вновь взглянув на женщин, отметил, что Йен то и дело тыкает в его сторону пальцем. Вряд ли с похвалой новой баллады…

Вернулись обе взвинченные до предела, но де Леттенхоф даже не дрогнул, только посмотрел на удивительную женщину и молча ожидал решения. Фиалковые глаза смотрели на него с такой ненавистью, что, не будь ситуация исключительной, он отвернулся бы. Однако что-то заставило его выдержать взгляд.

— Йен, пожалуйста.

***

Лютик давно уже потерял счёт времени. Дни смешались в водоворот восходо-закатов. Он ждал хоть каких-то новостей от обеих чародеек, но всё равно удивился, когда Йеннефэр из Венгерберга появилась, цапнула его за руку и втащила в мерцающее ничто портала.

Роща, в которой они оказались, Лютику была незнакома, что странно. При их бродячей жизни, которую они с Геральтом вели, вроде бы как весь Север должны были обойти… Задуматься об этом чародейка не позволяет. Она кажется уставшей и злой, так что Юлиан не сопротивляется и сопровождает ее до раскуроченного места стоянки.

Не нужно быть следопытом, чтобы примерно восстановить хронологию событий. Кострище, обложенное речной галькой. Вода поблизости, и путник остановился здесь, расседлал лошадь, вот и сумки с самим седлом лежат… То, что от них осталось. Бард оставил замершую Йеннефэр на краю этой полянки и присел около чего-то, торчащего из кустов.

Ещё до того, как он полностью вытянул вещь, кровь его начала превращаться в лёд. Лютик протёр рукавом находку, и ему пришлось сделать усилие, чтобы заставить себя вдохнуть. До того момента, пока он не стёр слой грязи с меча, внутри его теплилась слабая надежда. Но слишком часто де Леттенхофф видел эту рукоять. А Геральт как-то хвастался, что такой меч есть только у него. То есть… Теперь больше нет. Лютик поднялся и молча протянул чародейке обломок. Ей, наверное, даже тяжелее, чем ему. Потому что он ничего не чувствовал.

Ведьмак всегда был аскетичным, потому поиски не затянулись надолго. Вскоре виконт разыскал и медальон. Он промыл его в реке, заглянул в оскаленную волчью пасть, и теперь не готов был сказать, кому всё-таки тяжелее.

Потому что он всё-таки почувствовал. Ту боль, что нельзя описать ни на одном языке из существующих. Боль в каждой клеточке тела, молниеносно распространилась и принялась пожирать его изнутри.

========== Часть 5 ==========

На улице шумела разноголосая толпа. Лютик упаковал последние вещи уже как час назад, но тогда ещё было тихо. За многолетние странствия бард приучился выезжать пораньше, чтобы не глотать пыль на тракте, но сегодня он задержался.

Несмотря на все подтверждения смерти Геральта, поэт тянул с отъездом, как мог. Он не выл и не рыдал, ровно как и Йеннефэр, что даже не попрощалась. Только сунула ему в руки обломок одного из пары ведьмачьих мечей. Второго на поляне они так и не нашли, хотя Лютик и облазил все ближайшие кусты.

Поэт наконец поднялся, в который уже раз поправил непривычную перевязь и проверил, на месте ли медальон. Пальцы нашли оскалившегося волка на положенном месте — де Леттенхоф решил сначала, что лучше зашить его в голенище, но всё-таки остановился на более простом варианте и повесил на шею.

Хотя виконт и попрощался со всеми, но его не особо удивил Хивай, встретившийся на улице. Сказал, что проводит до ворот. Мерин с большой неохотой тащился следом. Пустые ножны, которые краснолюд достал для поэта, когда тот попросил, ощутимо стучали по бедру при каждом шаге.

— Ты вообще уверен, что тебе нужно туда ехать?

— Конечно, — уже оказались в предместьях. Лютик не торопился влезать в седло. А вдруг… Вдруг появится всё-таки ведьмак на горизонте? И можно будет сломать ему лютню о голову. — Куда ещё стоит отвезти его меч и медальон, если не в Каэр Морхен?

Золтан поморщился. Они уже обсуждали, что так просто в Крепость Старого Моря не попасть. А знанием, как туда всё-таки добраться, обладают единицы. Трубадур только головой качал. «Ведьмаки знают, — говорил он, и ничто не могло поколебать его уверенность, — значит, найду кого-нибудь из них». Поэт совсем не желал ничего слушать о том, что убийцы чудовищ не все похожи на их друга, и вполне могут осерчать, когда увидят медальон и то, что осталось от меча. Хивая удивляла нахальная легкомысленность, с которой Лютик пожимал плечами, считая, что вряд ли его примут за виновного в смерти Геральта.

— До скорой встречи, Золтан!

Краснолюд едва успел договорить «до скорого», как бард послал отчаянно сопротивляющегося мерина в галоп.

***

«Как странно, — думалось поэту, пока он мерно покачивался в седле, положив ножны поперёк седла и прижав их ладонью. Геральт так тоже иногда делал, если примечал на горизонте что-то подозрительное, только вот он держал меч за рукоять, чтобы молниеносно среагировать, случись что неприятное. — Как странно всё сложилось».