Митрича дома я не застала, так что домой к Николаю я была вынуждена вернуться ни с чем. Возле крыльца, развалившись прямо на голой земле, меня дожидался Танк — по какой-то неясной причине гончая не последовала за мной к бабушке, а осталась в доме. Возможно, ему так велел Леонард?

Опустившись на нижнюю ступеньку крыльца, я принялась неторопливо перебирать длинную шерсть на загривке зверя, погрузившись в свои мысли, пытаясь понять, что именно насторожило меня в рассказе бабушки (помимо того, что мой дед стал убийцей в пятнадцать лет, а потом отдал сорок лет своей жизни мне).

«Сорок лет… получается, мне осталось всего десять?» — эта мысль пронзила сознание, как стрела, но, как, ни странно, не принесла особого дискомфорта, лишь лёгкую растерянность. Казалось, мозг не хотел до конца осознавать, что это, фактически, приговор: десять лет и ни годом больше. А ведь у меня столько планов… Хотя нет, зачем врать самой себе? Никаких особых планов у меня нет. Работа — дом — работа. Если повезёт, пара недель на море, редкие походы в кино и театр и ничего незначащие романы.

“Глупо всё как-то, — подумала я, рассеяно почёсывая Танка за ухом. — Получается, жизнь прошла, фактически, зря. Что после меня останется? Груда рабочих отчётов, пустая квартира, да не самая хорошая машина — и всё”.

Внезапно мне остро захотелось сходить на кладбище, навестить могилу деда. Я ведь ни разу там не была…

— Танк, идёшь со мной, — решительно скомандовала я. Белую леди, конечно, всегда видели исключительно по ночам, но вдруг эта красотка решила изменить расписание своих променадов? Столкнуться с ней один на один мне совершенно не хотелось.

На всякий случай оставив на столе Николаю записку с предупреждением о незапланированной прогулке, я в компании своего потустороннего питомца направилась на деревенское кладбище.

От мамы я знала, что дедушкина могила располагалась в десятом ряду (считая от церкви) с самого края, так что нашла я её без труда. С надгробия из серого мрамора на меня смотрело знакомое лицо с тёплыми карими глазами — рука сама собой потянулась вперёд и огладила фотографию.

— Ну, здравствуй, дедуль, — сглотнув огромный ком, застрявший в горле, проговорила я. — Прости, что так долго не приходила.

Я сразу же заметила, что могила была в идеальном состоянии: ни единого сорняка, только разноцветные фиалки, столь любимые дедушкой, да и сам памятник чистый, без каких-либо пятен и разводов. Должно быть, бабушка часто сюда ходит…

Традиционная скамейка отсутствовала, так что я опустилась на колени справа от надгробия и прижалась лбом к его прохладному боку — мне казалось, так будет проще, но нет, внутри что-то премерзко скреблось, пытаясь вырваться наружу. Быть может, застарелая боль?

Я не знала, что говорить. Зачем я вообще сюда пришла? Здесь нет человека, которого я когда-то любила, только сырая земля да надгробный камень.

— Знаешь, я никогда не понимала, зачем это нужно: приходить на могилу, сажать цветы и всё такое, — слова слетели с языка сами, хотя это было не совсем то, что мне следовало сказать. — Мертвецу ведь всё равно, моют ему памятник или нет, зарастёт его могила сорняками или на ней будут цвести цветы. Так какой в этом всём смысл? Лишь напрасная трата сил и времени.

— Стоять на коленях на сырой земле и говорить самой с собой кажется тебе более продуктивным занятием? — внезапно раздался позади меня знакомый чуть хрипловатый голос, от которого у меня по спине пробежала стая мурашек. Резко обернувшись, я увидела призрак дедушки, замерший в какой-то паре шагов от меня.

— Ты пришёл… — тихо, на грани слышимости выдохнула я, глядя в синеватое лицо с запавшими, абсолютно чёрными глазами.

— Ты звала меня, — пожал он плечами.

— Я не звала, — покачала я головой.

— Не вслух. Но ты хотела, чтобы я пришёл. И я здесь. Только вот не пойму, зачем?

— Прости меня, — неожиданно даже для самой себя жалобно всхлипнув, проговорила я. — За то, что не была рядом все эти годы. За то, что не ответила тогда на звонок и не приехала на похороны.

Лицо деда не выражало ровным счётом ничего — сплошная посмертная маска.

— Тут не за что извиняться, — ровным голосом выговорил он. — Ты жила своей жизнью, разве не в этом смысл взросления? Я знал, что ты жива и здорова и что у тебя всё хорошо — мне этого всегда было достаточно. Мы ведь с Аней сделали всё возможное, чтобы ты никогда сюда не вернулась. И всё же ты здесь.

— Да, я здесь, — шмыгнув носом, я вытерла слёзы рукавом куртки. — Я знаю, ты против. Но я не могла бросить бабушку одну.

— Аня сама выбрала свою судьбу, — в голосе дедушки послышались металлические нотки. — Ты не должна была вмешиваться. Но теперь уже поздно. Ты забрала кольцо, и теперь она придёт за тобой.

— Она? — я удивлённо приподняла бровь. — Кто, она? Ты имеешь в виду Серафиму?

— Нет, — покачал головой призрак. — Не её.

Дед резко приблизился ко мне, и я почувствовала острый запах тины, почему-то исходивший от него.

— Не верь демону, в его словах нет ни слова правды. Он тебе не друг. Он играет с тобой, заставляет довериться, а потом растопчет, как букашку. Ты для Леонарда лишь средство достижения цели.

— Какой цели?

— Получить свою ведьму, — на лице дедушки отразилась кривая усмешка. — Ты знаешь, что он за демон? — я отрицательно покачала головой. — Хозяин Шабашей. Испокон веков он соблазняет женщин, подчиняя их своей тёмной воле. Его не интересуют ни власть, ни богатство, ни сила — только жажда обладания. Сейчас его выбор пал на тебя. Только вот что будет завтра?

— С кем это ты тут разговариваешь?

Погрузившись в беседу с дедом, я, видимо, полностью отрешилась от реальности, потому что появление хмурого Митрича стало для меня полным сюрпризом.

— Ни с кем, — поспешно ответила я, нервно улыбнувшись. — Просто разговаривала сама с собой.

— Беседы с самим собой — признак безумия, — заметил мужчина, сверля меня пристальным взглядом.

Я неопределённо пожала плечами. В последние дни я всё чаще задавалась вопросом: а всё ли в порядке у меня с головой? Все эти призраки, демоны, ведьмы… быть может, я просто сошла с ума, и всё это мне мерещится? Если это так, то я должна признать, что, по крайней мере, с воображением у меня точно полный порядок.

— Что вы здесь делаете? — я решила, что обсуждать собственное психическое здоровье с Митричем точно не буду, поэтому поспешила сменить тему.

— К жене пришёл, — мужчина кивнул куда-то в сторону склона, где располагались более свежие захоронения. — Заодно дай думаю взгляну, что от нашей церквушки осталось. — Митрич встал ко мне в пол-оборота и послал долгий, нечитаемый взгляд в сторону пепелища. — Бабы наши думают, это ты или Анка церковь сожгли.

Я внимательно смотрела в отрешённое лицо старика, пытаясь понять, что он сам думает по этому поводу.

— Когда начался пожар, я мирно спала у Николая дома, — спокойно проговорила я. — За бабушку, конечно, ручаться не могу… но я очень сомневаюсь, что она имеет к этому хоть какое-то отношение.

— Кто знает, — Митрич поднял руку и задумчиво поскрёб заросший щетиной подбородок. — Чужая душа — потёмки. Особенно ведьмина.

— Почему вы её всё время так называете? — я поднялась на ноги и отряхнула перепачканные землёй колени.

— Потому что ведьма она и есть, — уверенно.

— Но откуда вы это знаете? — я подалась вперёд, требовательно глядя в глаза мужчине. — У вас есть доказательства?

Митрич усмехнулся.

— Она забрала кольцо старой ведьмы, — сухо бросил он, — когда та умерла. А значит, получила её дар.

Я шумно вздохнула: не такого ответа я ожидала.

— Откуда вы знаете об этом? — мой голос предательски дрогнул.

— Я был там, — пожал плечами старик и добавил, криво усмехнувшись: — Я ведь Грише племянником прихожусь.

— Вы сын Константина? — не удержалась я от изумлённого вздоха.

— Он самый, — коротко кивнул Митрич. — Вернее, пасынок. Он женился на моей матери, когда мне было три года. Своего родного батьку я даже и не помню. А Константин относился ко мне, как к родному, да и Гриша всегда племяшом называл, хоть и разница в возрасте у нас была всего лишь пять лет.