Через десяток минут открылся люк, и трубочист забрался на крышу резиденции. Вокруг море красночерепичных крыш, изредка словно островки обгоревшие провалы незалеченных следов войны, за серыми городскими стенами и высокими башнями, кольцом охватывавшими город- главное отличие от времен до навахо: деревянные укрепления лагеря осужденных. Гулко стучат копыта по деревянной мостовой, изредка прогудит проезжающая машина, но сильнее всего слышны десятки людских голосов: прохожих, уличных мальчишек, торговцев, зазывающих покупателей, сливающихся в неумолкающий гул, в котором вычленить какой-либо голос невозможно.
Оставшись один, трубочист повел себя в высшей степени странно. Вместо того, чтобы заниматься порученным ему делом – чистить трубы от сажи и гари, поочередно подходил к ним и на веревке спускал вниз некое устройство. А сам замирал рядом, вложив в ухо бусинку, присоединенную с другого конца веревки. Только на пятой попытке разговор внизу так заинтересовал его, что он решил прослушать его до конца.
– Господа, позвольте представиться, я лорд-председатель его Величества Почтеннейшего Тайного Совета лорд Дадли, – произнес старческий, но еще вполне бодрый голос на том диалекте английского, который в будущем назовут оксфордским произношением и, после секундной заминки, добавил, – моего спутника зовут лорд Абердэр.
– А это я удачно попал, – прошептал на русском трубочист, присаживаясь и устраиваясь поудобнее на черепице крыши.
– Я знаю кто вы, – ответил грубый голос, при звуке которого трубочист вздрогнул. Он столько раз его слышал, что, наверное, голос губернатора мог вычленить среди самой густой толпы.
Повисло секундное молчание, но видимо поняв, что другая сторона не собирается представляться, старческий голос продолжил:
– Сэр! Вы: Соединенные племена Америки и moskovit вместе с их покровителями Mastergrad такими же пришельцами из будущего, как и вы, сейчас сильнейшие державы Земли и значит между вами может быть только вражда. Английская Корона тоже противники moskovit и значит мы нужны друг другу, у нас общий враг, а враг моего врага – мой друг.
– Белые нам друзья… смешнее и нелепей этого я еще не слыхал. Что вам нужно от навахо, лорды?
– Сэр! – с горячностью воскликнул человек, судя по голосу, совсем молодой, – как представитель великой державы я требую к нам уважения!
– Да ничего ты не можешь требовать, и твоей великой державы больше нет, ее в хвост и в гриву бьют франки, которых мы вышвырнули из Америки словно нагадивших на пол котят.
– Но сэр! Я попрошу относиться к нам с уважением как к полномочным послам… – договорить он не успел, его перебил все тот же грубый голос.
– Щенок, ты мне надоел, – после секундного молчания грубый голос продолжил, – если ты, Дадли хочешь переговоров, убей его собственной рукой или убирайся обратно за океан!
– Сэр, – после некоторой паузы произнес старческий голос, – к чему такие крайности, мы же цивилизованные люди и всегда можем договориться.
– Это вы цивилизованные люди а я всего лишь дикий навахо и, или ты пристрелишь щенка, или немедленно отправляйся обратно. Это мое последнее слово.
– Что вы себе позволяете, – пронзительно крикнул молодой, – мы послы, и через несколько томительных секунд, – сэр, сэр, что вы делаете, неужели вы выстрелите…сэр…
И тут, внезапно и резко, словно топор палача по шее узника, по нервам ударил выстрел, невольный слушатель разговора зябко вздрогнул.
Послышались негромкие хлопки ладоней.
– Браво сэр! Есть еще решимость у английской аристократии, вижу, что вы действительно заинтересованы в переговорах. А о щенке не жалейте, каждый человек сам архитектор своего счастья. Майкл, Ахига уберите это.
Послышался звук, словно по полу волочили что-то, потом тот же голос продолжил:
– Итак, что англичане хотят от нецивилизованных навахо.
– Сэр, – старческий голос слегка дрожал, но только это говорило об испытываемом его обладателем волнении, слова он выговаривал твердо, как говорили в двадцатом веке американцы, с неподвижной верхней губой, – и зачем весь этот спектакль с убийством моими руками несчастного лорда Абердэр?
– Вы, англичане, тоже не всегда поступаете разумно и отдаетесь на волю эмоций. Живущий в стеклянном доме не должен бросать в других камни! Мне хотелось убедится, что мы нужны вам ну и не скрою немного позабавиться…ты даже не представляешь какое я удовольствие сейчас получил, а для ведения переговоров вас сэр более чем достаточно, – после некоторого молчания он продолжил, – вернемся к моему вопросу: так что вам нужно от навахо? И учтите я понимаю только грубый язык выгоды!
– Сэр, нам нужно оружие вашего производства, паровые двигатели и некоторые ваши технологии, вот, – послышался шелест бумаги, – полные перечень необходимого нам.
– Посмотрим… о… 4-х, 8-ми и 18-фунтовые стальные орудия, винтовки… технологии производства стали… Вы много хотите, перечень аж на два листа, а что мы будем иметь взамен?
– А разве союзники не должны помогать друг?
– Белым мы никогда не будем союзниками, если наши интересы совпадают мы можем сотрудничать, но все имеет свою цену!
– Сэр, мы признаем владения в Северной Америке, которые навахо захватили у британской Короны принадлежащими вам по праву войны.
– Бесплатных обедов, лорд Дадли, не бывает. Этот континент и так наш, так что предлагайте хорошую цену в золоте, и мы подумаем, что из вашего списка мы можем вам продать.
– Сэр, Корона сейчас ограничена в финансах. Война за испанское наследство поглощает средства словно библейский Молох. Как насчет предоставления нам кредита?
– Так не пойдет. «No money, no honey», (За удовольствие надо платить).
После непродолжительного молчания раздался старческий голос.
– Ведущие банкирские дома королевства готовы предоставить Короне кредит, чтобы купить все нужно для продолжения войны, мы найдем средства.
За спиной зашуршали нападавшие на крышу сухие листья, и, обернувшись, трубочист увидел руки забиравшегося наверх человека. Выдернутый из штекера провод с бусинкой наушника на конце полетел в карман. Когда на крыше появилась знакомая фигура камердинера, мастер очистки труб с шумом усердно орудовал веревкой, прочищая трубу от копоти. Камердинер бесшумно подошел поближе и встал за его спиной.
– Кхе-кхе – с шумом откашлялся.
Трубочист стремительно обернулся, мгновенный испуг на лице сменился удивлением.
– А, это вы, сэр! А я и не заметил, как вы подошли!
– Еще бы ты заметил! – с самодовольной ухмылкой произнес камердинер, доставая из кармана трубочку и страшно дорогую и статусную зажигалку производства навахо, – Недаром я в молодости ходил с трапперами по здешним лесам! А чего так долго чистишь? Вроде после зимы все почистили?
– Не знаю, сэр, но грязи много, извольте поглядеть! – трубочист вытащил из трубы веревку, на конце ее болтался черный от сажи ершик.
Камердинер наклонился, прищурился близоруко, отчего его лицо и виски покрылись такими глубокими морщинами, каких трубочист в жизни не видывал. «Предатель!», – подумал он, с невольной гадливостью окидывая взором с годами расплывшуюся фигуру холуя навахо.
– Кхм… Ладно, чисти, работничек! – покровительственным тоном произнес камердинер, зажигая трубку и пуская первый, самый вкусный дым в темнеющее небо, – До ночи успеешь?
– Постараюсь, сэр!
– Ты уж постарайся, работничек, а то у меня много других дел помимо тебя!
Камердинер, щурясь на дым, молча курил. Далеко на западе на сумрачном горизонте заалела полоса неуютного, тревожного заката, когда трубочист, наконец, закончил работу. Получив несколько медных пенсов британской чеканки: навахо только собирались наладить выпуск собственных монет и в бывших британских владениях пользовались «старыми», с поклоном пробормотал слова благодарности и вышел из особняка. Стражи у двери проводили его безразличными взглядами, словно не человека, а нечто неодушевленное, еще через пару минут длинная и тонкая фигура в черном скрылась за угловым домом.
