Где же я его видела? Неужели, это сын…

– Мисс Сомерсби, а мы ещё не изучали Мильтона, – тянет с последней парты девушка с кислотными розовыми волосами. – Мы остановились на Дидро.

Проверяю работу на предмет её вопроса.

– Э-э, странно. Но ладно, пропустите этот вопрос, – отвечаю я, хмуря лоб. – Хотя по программе он у вас быть должен.

– А-а, это всё потому, что мистера Уэсли не было последние два месяца семестра, – восклицает широкоплечий парень с середины третьего ряда. – А если ты собираешься поступать на лингвистический, то давно бы сама прочла его.

Девушка фыркает, не отвечая. Прохожу по кабинету, изредка заглядывая в работы учеников. Солнце заливает светом всю комнату, в нём ещё остаются летние тёплые нотки. Опускаюсь на стул за учительским столом.

Делая неглубокий глоток воздуха, отмечаю, что волнение покинуло меня. Волноваться – глупо. Да, я всё ещё не чувствую себя учителем, часть меня по-прежнему тянется к молодому поколению, не к учителям из коллектива. В прошлой школе работать было нетрудно, потому что городок был маленький, северный, захолустный, типичный для дождливой Монтаны, это был мой первый год после университета. Здесь же, в Небраске, с её умеренным климатом и ярким солнцем, большой и просторной школой, я не знала, что меня ждёт, но догадывалась. Странные чувства накрывали меня, когда я смотрела на эти стены неделю назад, когда шла по коридорам, в которых некогда выросла. Если бы я не приехала в гости к родителям, то возможно бы и не была замечена директрисой, что уговорила меня «осмотреться». Прежний учитель уволился из-за синдрома Альцгеймера.

Не знаю, что потянуло меня вернуться в родной городок: может, это всё из-за последних неудавшихся отношений, парня, от которого мне хотелось убежать как можно дальше, хотелось начать что-то новое… Или мне хотелось вернуться в знакомые места, хотя я такой человек, который всегда бежит от прошлого, сжигает мосты.

Несколько шаркающие шаги отвлекают меня от размышлений – девочка в очках кладёт мне свою работу на край стола, на груди поблёскивает цепочка со значком известной южнокорейской группы. Незаметно улыбаюсь, отмечая сходство музыкального вкуса.

Звонок с урока оживляет остальных ребят. Белые листы один за одним опускаются на стол. Ученики выходят из класса, самым последним остаётся всё тот же светловолосый опоздавший. Неуклюже вставая из-за парты, он бредёт ко мне и хлопает своей работой по чужим.

– Я не совсем всё успел, – виновато и легкомысленно вещает он, вертя большим и указательным пальцем шариковую ручку, – не ставьте плохую оценку.

Поднимаю на него глаза, выгнув дугами брови. Нежно-зелёные глаза упрашивающе впились в меня, взгляд, знающий себе цену, потому и требовательный или… избалованный? Усмехаюсь и поднимаюсь с места.

– Хм, с чего бы? Не надо опаздывать, – непреклонно отнекиваюсь я, сгребая в одну стопку хрустящие листы бумаг. – В следующий раз приходи вовремя.

Он вздыхает со всей тяжестью мира на плечах, носок ботинка что-то усиленно трёт на полу.

– Эх, ладно, – сдаётся он, поправляя лямку рюкзака, кусает кончик ручки. Наверное, он не привык к отказам. – Постараюсь исправиться.

Большими тихими шагами он покидает классную комнату, я беру кончиками пальцев его работу: «Нюд Стреттер, 12А». Стреттер. Это же фамилия…

До меня наконец доходит, где я могла видеть его. Это же тот самый мальчишка, что бегал в парке в паре кварталов от моей улицы, когда мне было шестнадцать. Вот только тогда ему было всего одиннадцать лет. Вот почему он упрашивал меня пощадить его.

Нюд Стреттер – сын директора школы.

На следующем уроке он появился вовремя. Вернувшись с обеда, я застала его уже в классе о чём-то сильно задумавшимся, чёрная шариковая ручка быстро вращалась между указательным и средним пальцем.

– Здравствуйте, класс, – громко говорю я во всеуслышанье, пишу на доске тему урока. Что-то заслонило мне свет из окна. Поворачиваю голову и утыкаюсь глазами в мужскую грудь. Нюд.

– Вы ведь знаете китайский, да? – выпаливает он, скользя взглядом везде, кроме моего лица. Голова наклонена, передние длинные пряди волос достают практически до кончика носа.

– Э-э, ну да, знаю. А что? – мало найдётся людей, которые учат язык просто из собственного желания. Я была одной из них. Факультет в университете лишь упрочил мои знания, но преподавать я так и не решалась.

– Отец хочет отправить меня учиться в Мин Дэ, что в Шанхае, – по тону голоса заметно, что особой радости по этому поводу он не испытывал, – и мне мама сказала, что вот, «мисс Сомербси учила китайский в университете…»

Светлые глаза упираются в мои. Он закусывает губу, ждёт, прислонившись плечом к стене. От его взгляда мне почему-то становится неуютно. Быстро окидываю взором с виду разобщённый класс, рой муравьёв, занятых каждый своим делом.

– А ты сам-то хочешь этого? Это тебе не итальянский или немецкий, не русский, конечно, – несколько шучу я, – но всё же язык этот сложный и…

– «Открывает большие возможности, дорогу в Поднебесную» и бла-бла-бла, – договаривает он за меня, вяло улыбаясь. Открывает рот, чтобы что-то возразить, но одёргивает себя и вздыхает, голова поднимается вверх, чуть заваливаясь назад, пряди волос скользят прочь.

Я небольшого роста, так что мне приходится задрать голову кверху, чтобы вглядеться в его лицо.

– Хм, мне несложно, но вряд ли ты сможешь усвоить хотя бы базу, если желания совсем нет. С языками не получится иначе. Придётся постоянно заучивать и проговаривать про себя, в обычной жизни сотни иероглифов.

Тяжёлый вздох, вместе с которым вздымается грудь и плечи. Нюд роняет голову, волосы вновь падают на лицо.

– Может вы сумеете меня разубедить в этом и вызовете желание… м-м-м… изучать этот чёртов китайский.

Что-то внутри меня щёлкнуло от этих слов, на лице расцветает сиюминутная гримаса замешательства. Странные ощущения поселяются в животе.

– В смысле, если вы согласны помочь мне учить его, – договаривает он, едва смутившись, – то я постараюсь заинтересоваться в нём.

Резко он отходит от меня, молча садится на своё место. Прослеживаю за всем этим с ощущением рассеянности. Понимая, что залипла, одёргиваю себя, дописываю тему на доске практически машинально, не думая. Кладу маркер, глубоко втягиваю воздух, поворачиваюсь к классу.

– Хотелось бы отметить ваши прошлые работы на уроке, – заготовленная пачка с контрольными оказывается у меня в руках, которые я начинаю раздавать по порядку. – В целом, ваши познания в литературе очень даже неплохи, в эссе я заметила точку зрения каждого, пусть и не совсем позитивную…

Нюд скрючился за партой, отвлечённо рисуя на обложке тетради. Глаза лениво дёргаются на мою руку, кладущую листок с работой, снова возвращаются к рисунку.

– …но я думаю, что мой предмет поможет вам развить эстетику, всё ту же точку зрения, вашу речь, ведь как сказал Луи Габриэль Амбруаз Бональд: «Литература есть выражение общества, так же как слово есть выражение человека». Так что давайте развеем предубеждения насчёт нашего скептицизма, тупости и материального интереса.

Класс поднял на меня взгляды, задетый за… живое?

– Или просто попробуем не получать новые параши, – воскликнул широкоплечий парень. Ребята засмеялись.

– И это тоже, – закончила я и начала урок.

Когда прозвенел звонок, девочка с кудрями и в очках, Делла, как я узнала из урока, подошла ко мне:

– Мисс Сомерсби, а сложно было учиться в Гарварде? Просто я хочу туда поступить, тоже на филологический факультет.

– Хм, всё возможно, но придётся работать до последних сил. И очень много читать, – слежу краем глаза за Нюдом, который всё ещё не покинул класса. – Давай я составлю тебе список книг для экзамена, ты посмотришь, подумаешь и решишь, надо ли тебе это. Идёт?

– Хорошо, – закивала она, кудряшки заискрились на солнце. – Спасибо!

Как только она убегает, Нюд подходит и встаёт напротив. Взгляд блуждает по полу. В руке листок с работой прошлого урока.