По работе он часто летал в Питер, и, конечно, зашел в Эрмитаж и Русский музей. Он долго рассматривал бюсты Антиноя и совсем не нашел в них сходства с собой. Очевидно, Комарову просто нравилось фантазировать, представляя себя порочным императором в компании греческого юнца, которого он учит искусству любви. В сувенирном магазине Серега купил открытку с Антиноем-Гермесом, на обороте подписал «Не похож» и хотел отправить ее на кафедру лингвистики. Но потом просто забыл о ней, и она еще несколько лет валялась у него в чемодане, пока однажды тот не потерялся во время стыковочного рейса.

В ноябре две тысячи тринадцатого, занимаясь сексом с Ольгой, он схватил ее за грудь и ощутил внутри нее уплотнение. Он сумел продолжить, поскольку она была уже почти на пике и ломать ей кайф было совершенно негуманно. И когда она кончила и упала на подушку, Серега приблизился к ней и заглянул в глаза. Ольга повернулась на живот и сказала:

– Трахни меня сегодня в задницу, Серега.

Он понял, что она все знает и не хочет об этом говорить. Он исполнил ее просьбу, и трахал ее, пока сам не кончил.

– Что ты будешь с этим делать? – спросил он, когда они курили на балконе. Ольга стояла, завернувшись в плед с принтом My little pony: она любила дурацкие рисунки на домашних вещах, они ее отвлекали от работы. Выдыхая дым изо рта, Ольга ответила:

– Там уже метастазы, Серега, я делала позавчера УЗИ. А значит, мне по-любому пиздец.

– Но ведь ты не врач… можно же что-то сделать, – растерянно отозвался Серега, чувствуя ком в горле.

– Можно что-то сделать, – согласилась Ольга и вытерла у него слезу со щеки. – Можно успеть позаботиться о тебе.

– Что ты такое говоришь? – поморщился он и притянул ее к себе. Она не стала сопротивляться. – Мы будем тебя лечить, найдем врача…

– Это мне решать, а не тебе, – жестко сказала она, а потом зашла в квартиру и больше в этот вечер с ним не разговаривала, демонстративно включив сериал «Во все тяжкие» на ноутбуке.

Через неделю Серега уговорил ее пройти полное обследование, и выяснилось, что у Ольги рак груди, который пустил метастазы в легкие. Можно было сделать радикальную операцию, но с большим риском для жизни, к тому же, вероятность излечения была невелика. И Ольга не стала ложиться под нож.

– Я хочу умереть с двумя сиськами. Не стоит переезжать на кладбище по частям.

Ольга наглухо отрезала Серегу от влияния на свой выбор. Он всюду ходил с ней, она не возражала, но с врачами говорила только она и решение свое менять не собиралась.

– Ты хочешь продлить мою агонию, чтобы сказать над моей могилой: «Я сделал все, что мог», – спокойно сказала она, прервав поток возражений. – Ты думаешь о себе, а не обо мне.

– Оля…

– Хватит рыдать, – рявкнула она. – Я еще не умерла.

Врачи давали ей месяцев шесть от силы, надежды на «химию» не было, и потому Ольга сразу стала приводить свои дела в порядок. На это ушло несколько недель, в течение которых она почти не отдыхала, то и дело летала в Москву, в суд и по клиентам. Серега практически ее не видел и потихоньку сходил с ума от навалившихся на него тревоги и отчаяния. Лишь ночью, когда они лежали рядом в кровати, Ольга поворачивала к нему голову и устало спрашивала:

– Трахаться с умирающей женщиной будешь?

– Что же я, пидарас какой, чтобы отказываться? – горько шутил он и целовал ее в губы. Часто ей и этого хватало, чтобы уснуть. Серега обнимал ее сзади, слушал ее дыхание, а сам почти не спал, часто выходил на балкон и курил, глядя на соседнюю многоэтажку и дорогу, где в любое время дня и ночи мчался поток машин.

В январе Ольга простудилась и слегла, и после уже толком не вставала. Ею овладела сильная слабость, и она целыми днями лежала, уткнувшись в ноутбук. В марте Ольгу стали мучить боли, ей выписали опиоиды, и с этого момента начался ад, который длился до начала мая. Серега был с ней почти постоянно, отлучаясь только на работу разрулить неотложные дела. А в апреле ему позвонила Галя и сказала:

– Твой папаша второй день шляется по двору.

– Блядь, только его сейчас не хватало, – мрачно ответил Серега: Ольгу мучил кашель, который теперь стал часто переходить в рвоту. Но она уловила смысл разговора и сказала:

– Езжай туда. Я не сдохну без тебя, не переживай.

Серега вызвал такси и в машине вспомнил, что как раз прошло девять лет, как отца посадили. Он и думать про него забыл. Квартира сейчас пустовала – Колян съехал в однушку, которую купил в ипотеку, уже с третьей женой. Въезжая во двор, где не был целую вечность, Серега отметил, что здесь оборудовали новую детскую площадку, а большую часть амброзии вокруг тубдиспансера выкосили, уложили асфальт и сделали там парковку. Цивилизация потихоньку пробиралась и на Безымянку.

Подходя к своему подъезду, Серега заметил отца, сидящего на щербатой лавочке. Тот смотрел в пространство, раскачиваясь вперед-назад. На нем была старая куртка и джинсы, которые Серега передал ему, еще когда тот сидел в КПЗ. Отец не узнал его, хоть и поднял взгляд, когда тот проходил мимо. Серега поднялся в квартиру, осмотрелся и ощутил, какая она тесная. Привыкнув к свободной планировке жилища Ольги, он увидел, что все пространство здесь состоит из углов. Серега снял со стены телевизор, с кухни взял электрочайник и собрался уходить, но потом оглянулся и сорвал в зале шторы. Со всем этим скарбом он спустился на этаж ниже и позвонил в Галину дверь. Та открыла и уставилась на эти дары.

– А шторы-то мне зачем? – спросила она.

– Отдашь кому-нибудь, – безразлично отозвался Серега и повернулся в сторону выхода. Она проводила его долгим взглядом.

У подъезда Серега молча вложил в руки отца ключи и пошел дальше.

– Сережа… – крикнул тот и встал с лавки. Серега оглянулся и посмотрел на него. Отец почти не изменился. Вернее, Серега бы просто не вспомнил, как он точно выглядел при их последней встрече. Такой же худой, высокий и белобрысый, как он сам, но только совсем без зубов и с глубокими морщинами вокруг рта и глаз. От отца пахло сивухой. Он просто стоял и смотрел на сына, его лицо ничего не выражало. Серега тоже молча постоял, а потом в его кармане зазвонил телефон и во двор въехало такси. Он поднял руку, помахал отцу и сел в машину. Больше живым Серега его не видел.

Он вернулся домой и застал Ольгу сидящей на диване за ноутбуком, чего не было уже несколько недель.

– Тебе надо купить квартиру, – сказала она, не отрывая глаз от монитора.

– У меня она есть.

– Это квартира, в которой живет туберкулезный алкаш. Тебе нужна другая квартира.

– Зачем? Может, я вообще в Питер переберусь, когда… – Серега осекся и отвернулся к окну.

– Не обманывай себя, никуда ты не переберешься. Хотел бы перебраться, давно бы уехал, – отмахнулась Ольга и попыталась поправить подушку у себя за спиной. Серега помог ей с этим. – Что тебя здесь держало?

– Ты, – просто ответил он.

– Смазливого гея держала в нашем мухосранске старая блядь вроде меня? Не придуривайся. Нечего тебе делать в столицах. У тебя здесь дело есть, а там ты будешь пятым грибом в восьмом ряду. Не с твоими нервами мегаполисы покорять.

– Не решай это за меня, – попросил Серега и сел на край дивана рядом с ней.

– Я и не решаю. Ты сам все решил, когда возглавил местный офис своей конторы и вложился в кофейню. Сколько у тебя есть денег сейчас?

– Точно не знаю. Много сейчас вложено в товар, оборудование…

– Смотри, я тебе квартиру оставить не смогу. Дочь тут же все оспорит в суде. Я ее сама учила, так что у тебя нет шансов получить от меня что-то без геморроя, – сказала Ольга и закрыла ноутбук. Ее одолела слабость, и она опустила голову на подушки.

– Да я и не рассчитывал ни на что, – растерянно сказал Серега.

– Знаю, – отмахнулась Ольга. – Короче, завтра ты говоришь мне, сколько у тебя денег, и мы решаем, что ты будешь покупать. А пока сделай мне укол, а то уже накрывает.

Она поморщилась и вся сжалась. Серега встал и пошел за лекарством. Ночью он не спал, смотрел на ее расслабленное в наркотическом сне лицо и думал о том, как нелепо все у них сложилось. У Сереги никогда не было взаимопонимания и любви с родителями, а Ольга уже довольно давно воевала со своей взрослой дочерью. Та сразу после школы уехала в Москву и стала жить с отцом – бывшим Ольгиным мужем, которого та ненавидела всеми фибрами души. «От барана может родиться только овца», – часто с горечью говорила Ольга, когда в очередной раз ссорилась с дочерью по телефону. Серега не вникал в их конфликт, потому что понимал: он гораздо глубже и трагичнее, чем она хочет показать. Ольга скрывала свое состояние от дочери, не желая ее видеть даже на пороге смерти.