Во время ужина «У Бобби» я почувствовала вибрацию в сумочке и достала телефон. Это было сообщение с неизвестного номера, содержавшее вложенное фото рентгеновского снимка с подписью: «К танцам готов. Генри».

Субботние вечера в сентябре служили напоминанием, что я еще не полностью сбежала от предыдущей жизни. Хотя все в школе и так знали, что у меня нет парня, я все равно порадовалась, что никто не видел, как мы вместе с мамой едем с ужина домой на закате. Вечера пятниц были предназначены для подружек – для ночевок друг у друга, совместных походов в кино. Субботние же вечера оставляли для парней. Кэндис и Айзек уже наверняка катались по городу в его пикапе, явно не планируя ничего хорошего. Скорее всего, Мэтт и Миша тоже запланировали поход в кино или за пиццей к «Федерико».

Оливия была из тех девушек, что стремятся к постоянному самоутверждению: даже со своего романтического свидания с Питом в честь ее дня рождения она весь вечер присылала мне, Кэндис, Мише и Вайолет сообщения. К одному из них она прикрепила фото золотого ожерелья с подвеской в форме буквы «О», которое ей подарил Пит.

Год назад мне показалась бы невероятной мысль, что у меня может появиться парень до окончания школы. Теперь же я начала задумываться о возможных свиданиях по вечерам в субботу. Возможно, в будущем июле, ближе к семнадцатому дню рождения, рядом окажется симпатичный парень с блестящими глазами – вроде Генри, – который порадует меня романтичным подарком. В конце концов, год назад невозможно было бы даже подумать, что меня пригласят на вечеринку в дом Оливии.

Я лежала на животе на кровати и читала журнал, когда мое внимание привлекла вспышка света за окном. Я встала и подняла жалюзи. Когда мои глаза привыкли к темноте, я увидела, что это Трей бродит с фонариком по своему заднему двору. В его спальне горел свет – как и в передней части дома, где, судя по доносившимся звукам, его родители и младший брат смотрели поздние субботние комедийные телепрограммы. Трей присел на корточки рядом с кустами у забора, отделявшего его двор от нашего, и начал там словно бы что-то искать.

Снедаемая любопытством, я (хотя и не могла бы вспомнить, когда в последний раз мы с ним нормально общались) подняла окно и тихонько спросила:

– Что ты там делаешь?

Послышался шорох. Трей встал, луч его фонарика, скользнув по обшивке дома, остановился на моем лице. Инстинктивно я прикрыла глаза.

– У одной из уличных кошек, которых кормит моя мама, здесь котята, – прошептал он в ответ. Из-за громкого стрекота сверчков я едва смогла его расслышать.

– Погоди минутку, – пробормотала я, внезапно ощутив желание принять участие в том, что он делает. Я стянула со стула кардиган, накинула его на себя и выскользнула на улицу через заднюю дверь кухни. Открыв нашу заднюю калитку, а потом – калитку, ведущую на участок Эмори, я присоединилась к Трею в прохладной темноте. Он снова присел на корточки и наклонился. Все еще включенный фонарик лежал на траве рядом с ним, но его свет был направлен в сторону от того, что он разглядывал. Черная выцветшая футболка, приподнявшись на спине Трея, выставила напоказ волнистую линию его позвоночника и немного – ложбинку в нижней части спины. Я покраснела из-за того, что, пусть ненамеренно, рассматривала вот так его тело – и была рада, что темнота скрывает мое смущение.

– Кажется, их тут шестеро, – прошептал он, не глядя на меня. Я присела рядом с ним и присмотрелась. Маленькая трехцветная кошка растянулась под белыми кустами азалии в саду Эмори, все еще цветущими из-за столь необычной для осени теплой погоды. – Посмотри-ка на серого малыша.

Шесть (а может, и больше) пушистых комочков, прижавшись к маме, сосали молоко. Кошка окинула нас равнодушным взглядом золотистых глаз.

– Я услышал мяуканье из своей комнаты, – сказал Трей. – Хотел принести сюда кошачью еду, но кошка-мама может испугаться моего приближения.

Мы молча наблюдали за семейством пару минут, в основном полагаясь на свет почти полной луны. Я подумала о том, как странно сидеть вот так, в паре дюймов друг от друга, слегка соприкасаясь локтями, и впервые свободно общаться после нескольких лет молчаливого знакомства. Главная странность состояла в том, что меня не покидало чувство, что это – в порядке вещей. Словно это самая естественная вещь в мире – сидеть тут вдвоем в полночь и смотреть под цветущие кусты азалии.

– Ты можешь оставить банку с кошачьей едой здесь, – наконец, предложила я ему. – Просто не ставь слишком близко к кустам.

– Хорошая идея, – согласился Трей и медленно встал. Потом он пересек двор и тихо вошел в дом через заднюю дверь, а вскоре вернулся с открытой банкой довольно дорогих кошачьих консервов, поставил ее в паре футов от мамы-кошки и снова присел рядом со мной. Запах еды привлек внимание кошки, но она не рискнула покинуть котят даже ради того, чтобы найти его источник.

– Боюсь оставлять их одних ночью, – озабоченно признался Трей.

– Кошки рожают котят в пригородах постоянно, и все с ними нормально, – заверила я его, не особо, впрочем, веря своим словам. В Висконсине было полно ночных животных, представлявших угрозу для мамы-кошки, которой нужно было защитить шесть котят. Прежде чем наша собака Мокси состарилась, она постоянно убивала вторгшихся в наш двор и оставляла их трупы на пороге задней двери: то опоссума, то енота, то – белку или бурундука.

– Может, мне поспать здесь, – внезапно проговорил Трей. – Чтобы отпугнуть других животных? Я уже пытался перенести кошку – но она сбежала. Сомневаюсь, что получится занести ее и котят домой.

Его руки были все в царапинах – скорее всего, после попыток забрать кошку. Я была удивлена, но тронута, когда он снова ушел домой и вернулся со спальным мешком и подушкой.

– А твои родители не посчитают странным решение спать на улице? – спросила я, уже начиная замерзать – и к тому же я заметила, что мама выключила свет в гостиной: обычно это значило, что она идет спать.

– Мои родители и так уже считают меня странным, – пожал плечами Трей.

Мы стояли лицом к лицу. Я просто не знала, что сказать. Трей Эмори так переживал за уличную кошку и ее новорожденных котят, что был готов спать во дворе. Это было странно, но в то же время мило. Чего еще я не знала о парне, жившем так близко от меня? Мы довольно долго молча смотрели друг на друга. Я подумала, не набирается ли он смелости сказать мне что-то – и сама пыталась подобрать слова, чтобы сказать ему, как мне жаль, что мы так отдалились за последние несколько лет.

А потом он внезапно протянул руку и убрал за ухо прядь волос с моего лба.

– Доброй ночи, наверное, – пробормотал он.

Должно быть, на моем лице что-то промелькнуло после прикосновения его пальцев, потому что он застенчиво улыбнулся и извинился:

– Прости, это было странно, да?

– Нет, не странно, – заверила я его, хотя, кажется, неестественно высокий голос меня выдал. Мысли путались в голове: хотел ли он показать, что я ему нравлюсь? Или скорее говорил «пока», как старший брат? Или это формальность? Я предпочла выбрать второй вариант – но никак не могла оторвать взгляда от глаз Трея.

– Не, это было странно. Нужно было просто пожать тебе руку, – вот эту саркастичную сторону характера Трея я помнила с детства. Его шутливость вызвала у меня странное ощущение покалывания по всему телу, с ног до головы.

Я закатила глаза:

– Вот рукопожатие точно было бы странным. – Не размышляя над смыслом сказанного, я добавила: – Салют был бы лучше. В следующий раз лучше отсалютуй.

– Хорошо, – согласился он, удерживая мой взгляд, и кивнул. – В следующий раз.

Я оглянулась по пути к калитке, ведущей прочь из двора Эмори, и увидела, как Трей расстилает спальный мешок в паре футов от кустов. Сердце мое упало, когда я вспомнила, что в комнате на телефоне у меня есть сообщение от Генри Ричмонда. Я собиралась на Осенний бал с одним из самых привлекательных парней, когда-либо учившихся в старшей школе Уиллоу. Не стоило тратить время на нелепый флирт с соседом.