«У Бобби» была единственной круглосуточной закусочной в городе – местом, где собирались крутые старшеклассники после школы и футбольных матчей. Даже McDonald’s и KFC закрывались в десять часов вечера. До одиннадцатого класса я отваживалась зайти туда с мамой только утром в выходные, чтобы позавтракать.

– Так каков план? Поедем вместе? Мой отчим психанет, если я скажу, что поеду только с Айзеком, – сказала Кэндис.

Она растянулась лицом вверх на плавучем матрасе цвета морской волны и водила руками по поверхности воды. Несмотря на весь ее аппетит насчет парней, Кэндис вроде как встречалась только с одним. Айзек (тот самый, который был причиной ее трехдневного отстранения от занятий в десятом классе) в этом году перешел в двенадцатый класс. Это был крупный парень с раскатистым смехом, он играл защитником в футбольной команде. Мне бы Айзек нравился, если бы каких-то пять месяцев назад он не дразнил меня «собакой» и «коровой». В этом году он пока что ни разу не отважился оскорбить меня. Вот какова сила привлекательности, поняла я: больше не нужно постоянно бояться глупых оскорблений. Айзек умом не блистал, что, кажется, беспокоило Кэндис – хотя ее тоже не торопились приглашать в Национальное Общество Почета[2].

– Ну, нужно понять, что будут делать вот эти две чудилы, – сказала Оливия, кивая на меня и Вайолет.

Мы с Вайолет обменялись быстрыми неприязненными взглядами с разных концов бассейна. У нас обеих не было парней или намеченных партнеров для бала. Так как моя привлекательность была им внове – парни, знакомые со мной с детсадовских времен, не знали пока, что с этим делать. Для них я все еще оставалась МакКенной Брейди, умной девочкой, которая нравится родителям и учителям. Девочкой с очками и брекетами, с которой кое-что случилось в третьем классе. И, хотя я чувствовала взгляды парней в школьных коридорах, я никак не могла понять – хватит ли кому-то из них храбрости первым признать, что я изменилась, и позвать меня на свидание.

Можно было взять все в свои руки и пригласить Дэна Маршалла, дружелюбного одиннадцатиклассника, чей шкафчик находился рядом с моим. Или Пола Фримана, который предложил мне свой конспект по алгебре после того, как я проболела неделю в конце десятого класса. Но приглашение на бал кого-то из них стало бы окончательным признанием поражения.

Появление Вайолет заинтриговало всю старшую школу. Люди нередко уезжали из города, как, например, Эмили, и исчезали из мира Уиллоу навсегда, несмотря на искренние обещания писать письма и посылать электронные сообщения. Однако среди учеников редко появлялся кто-то новый. Уиллоу уже лет десять не был городом, привлекающим новых жителей. Он располагался слишком далеко от Грин-Бей – так что родителям, работающим там, пришлось бы целый час ехать из дома на работу.

В восьмидесятых и девяностых тут процветал туризм для любителей природы, которые хотели увидеть побольше осенних листьев и вдохнуть чистого воздуха – чего не мог предложить Висконсин Деллс к югу от нас или округ Дор к востоку. Других причин приезжать в Уиллоу не было.

Большие корпорации не могли предложить поблизости хорошо оплачиваемую работу. Здесь не было крупной научно-исследовательской лаборатории, способной привлечь ученых высокого уровня. Пляж вдоль озера Виннебаго был скалистым и окруженным лесами – ничего похожего на белые песчаные пляжи Тампы возле дома моего папы. Наверное, можно было бы назвать Уиллоу приличным местом проживания, если ты – обитатель Висконсина и тебе нравится плавать на лодке.

Сам факт, что Вайолет была новенькой в городе, сразу же сделал ее знаменитостью старшей школы, а красота еще более усиливала интерес к ней. У Вайолет было личико в форме сердечка и широко расставленные ясные голубые глаза, которые казались пронзительно-яркими из-за контраста с очень темными волосами, обрамляющими лицо.

Ее кожа была фарфорово-белой – и это в городе, где в сентябре все девочки старательно демонстрировали свои достижения в плане загара, нарушая границы дресс-кода старшей школы короткими шортами и майками, стараясь выставить напоказ как можно больше загорелого тела. Даже через две недели после начала школьных занятий все мы плохо знали Вайолет. Она была скрытной и не принимала участия в общей болтовне – скорее всего, потому, что еще не была ни с кем из школы достаточно знакома, чтобы присоединиться к этому делу. Вайолет любила накручивать волосы на пальцы, слегка покусывая губы, и часто полностью уходила в собственные мысли за обедом, не принимая участия в разговорах, пока кто-нибудь не называл ее по имени. Все в ней было каким-то девически-романтичным – вплоть до крохотного старинного медальона на шее.

То, что она была новенькой, означало, что парни к ней не подходили – так же, как и ко мне.

– Тебе нужно позвать Джейсона, – сказала мне Миша, переплыв бассейн под водой и вынырнув рядом со мной. – Он сказал Мэтту, что ты симпатичная. Он точно согласится.

Осенний бал и абсолютно все, связанное с ним, приводили меня в ужас. Я никогда раньше не танцевала на публике – разве что на свадьбе моей кузины. Давящая необходимость найти партнера (иначе придется идти одной) была мне в новинку. Было неясно, чем для меня обернется отсутствие кавалера на балу, если никто так и не пригласит меня. Презрением Оливии? Исключением из престижной компании? Не угадаешь. В груди нарастало отчаяние: наступит вечер танцев, а у меня все еще не будет пары. В шкафу грустно висело лавандовое коктейльное платье. Я так и не надену его на танцы в следующую субботу – хотя тем вечером в бассейне Оливии я этого знать не могла.

– Если он думает, что я симпатичная, почему сам меня не пригласит? Мне не нравится, что приглашать должна я, – пробормотала я в ответ.

– Да ладно тебе, МакКенна! Сейчас же не Средние века. Тебе можно пригласить парня на танец, – пожурила меня Кэндис. – Тебе даже не нужно спрашивать напрямую. Просто постой возле его шкафчика и спроси, собирается ли он на танцы и пригласил ли уже кого-нибудь. Он все поймет. Парням частенько нужно подсказывать правильное направление.

– Это не очень романтично, – заметила я. Почему моя жизнь не могла быть такой, как у Оливии и Кэндис, к которым парни подходят сами? Страх получить оскорбительный отказ им неизвестен.

– А что насчет Трея Эмори для Вайолет? – предложила Миша. Оливия взвизгнула.

Я почувствовала, как по спине пробежал холодок, а живот свело от страха. Трей Эмори учился в двенадцатом классе и, можно сказать, был словно бы с другой планеты. Он не играл в спортивных командах, не ходил на футбольные матчи и в целом держался подальше от остальных – если не считать периодических прогулок с парнями-скейтбордистами, которые часто пропускали уроки, чтобы покурить возле служебного входа в школьную столовую. Он буквально излучал опасность и загадочность – а еще у него была настоящая татуировка. Учителя его не любили. И, хотя большую часть своей школьной жизни он проучился в классе коррекции, Трей выиграл соревнование старших школ штата по проектированию мостов и интересовался продвинутой физикой.

И так получилось, что он жил рядом со мной.

Вряд ли мои новые друзья знали, где живет семья Эмори, или что иногда мы с Треем обмениваемся ритуальным взмахом руки, если, закрывая жалюзи на ночь, замечаем друга друга в окнах.

Однажды, ближе к концу десятого класса, когда я все еще была той прежней непопулярной МакКенной, мы одновременно вышли из дома в очень дождливое утро. Он даже не спросил, нужно ли меня подвезти. Просто помахал ключами и подождал на подъездной дорожке с включенным двигателем, пока я набиралась храбрости, чтобы пробежать сквозь стену дождя и забраться на пассажирское сиденье его старой побитой «Тойоты Королла». Когда мы проехали подъездную дорожку, я неловко поблагодарила его; всю остальную дорогу до школы мы ехали молча.

– О боже, точно! – согласилась Кэндис. – Он фрик, но симпатичный фрик.

– Кто такой Трей Эмори? – с невинным видом спросила Вайолет.