– Нихрена себе реконструкция! А снаряды, я так понимаю, деревянные?

– Нет. Не знаю. Я не спрашивал.

– А ты что такой довольный, Шмелев? Тебе в Строевой Части пропуск в рай выписали, что ли?

– Это новодел, не сцы. С усиленной броней. Давай, спроси меня, где это будет?

– Ну, где это будет?

– В Аргентине! У них там, типа, немецкий городок. Октоберфест, и все такое. В общем, мы часть программы… Ну, что ты морщишься? Наниматель – барон Гельмут Фон Паннвиц, сын Курта Фон Паннвица. Слыхал? Сто пятьдесят три сбитых за два года. Сначала летал на сто девятом, потом пересел на фокер. Сбили над Сталинградом. Попал как раз под первые Як-9. Выпрыгнул, покалечился и больше не воевал.

– Дедушка хочет реванша за Сталинград?

– Типа того, – улыбнулся Шмелев, – Полетишь со мной? Мы же с тобой с летного вместе, Пашка. Давай! Такой возможности больше не будет. По двадцать тысяч зелени на брата. Ну, не тормози. Довольствие сократили, топлива нет. Ты когда в последний раз поднимался в небо? Наше дело – летать. Парни, вон, эскадрильями переходят в гражданскую авиацию.

– Так уж и эскадрильями. Ты попробуй туда устройся.

– Зарплаты – кот наплакал. Ладно я – один. У тебя – семья. А тут двадцать тысяч американских, мать их, долларов.

– Ну, да, щедро… Не знаю. Ну, давай, попробуем. Только Наташке не говори. Расстроится. Она ведь без меня никуда. Скажем, что пассажирские перевозки.

– Пор супуэсто!

– Чего?

– Конечно, говорю. Не скажу.

– Да уж. Не зря тебя мамка в ин-яз готовила. Когда едем?

– В пятницу. Там две недели с инструктором, потом неделю самостоятельных полетов. Каждый день – сколько хочешь. Возьму Захарова. Нужен свой механик, а ему пофиг, что реактивный, что поршневой. Спец…

Вилья Хенераль Бельграно напоминал приморский городок, хотя до ближайшего океанского побережья было больше шестисот километров. Казалось, что если идти все время прямо к окраине, рано или поздно за домами покажется ровный морской горизонт.

Орлашин свернул на Гильермо Тель и пошел по заросшему травой тротуару мимо приземистых выбеленных домов с черепичными крышами и живыми изгородями к проспекту Сан Мартин, где уже разгуливали веселые толпы, и шумели смехом и громким немецким подвыпившие туристы в переполненных ресторанах, работающих в полную мощь пивоварен.

В гостинице было пусто. Взяв у портье ключ, Орлашин поднялся в номер, разделся, постоял под душем и лег спать. Ему снилось, что он живет в Барановичах в своем старом доме с женой и дочерью, и жена эта – не его любимая Наташа, а Зиночка-графиночка из параллельного класса, и будто бы в гости к ним пришел старик Хоттабыч, исполнить каждому по желанию, а Орлашин не знает, что попросить. Вроде бы, все у него есть, и семья, и должность, и хозяйство.

Проснулся Орлашин затемно. Подсветил кнопкой экранчик наручных Casio: пять, сорок четыре. Подумал: “Наташа еще на работе.” Включил ночник, вылез из-под одеяла, накинул на плечи махровый халат с вензелем отеля, подсел к столу и взялся за телефон. Ноль, ноль, гудок, семь, триста восемьдесят три… Так… Двести восемьдесят пять… Лишь бы не ушла…

– Алло. Терапия.

– Здравствуйте, можно мне Наталью Владимировну?.. Орлашину.

– Минуту.

В трубке: шаги, скрип открывающейся двери. И голос вдалеке в коридоре: “Наталья Владимировна, вас к телефону!” И немного погодя: “Вроде бы, Павел Петрович.”

– Алло. Слушаю.

– Привет.

– Паша, ты?

– Я. Звоню узнать – как вы с Егоркой.

– У нас все нормально. Егорка в садике. Вот, скоро за ним поеду. Как ты сам-то? Когда домой?

– Скоро уже. Еще пара дней. Что вам привезти?

– Себя привози.

– Может, Егорке что надо?

– Так там, наверно, все дорого.

– Деньги есть. У нас тут суточные – как две зарплаты.

– Если деньги есть, то и здесь купим. Вместе. Ты, главное, приезжай скорей. У меня как-то, Паша, сердце все время ноет и снится всякое про тебя. Проснусь и реву.

– Ну что ты, дуреха! Скоро приеду. Последний рейс и домой. Слышишь?

– Слышу.

– Ты чего там молчишь? Все будет хорошо… У вас сейчас уже…

– Полшестого.

– Ну так, ты это… Беги за Егоркой-то. Завтра поболтаем.

– Паш, ты там никого себе не нашел?

– Глупости не говори.

– Ладно. Завтра позвонишь?

– Обязательно… Наташ…

– Что?

– Люблю тебя.

– И я тебя.

И – гудки.

Орлашин вернулся в кровать. Спать не хотелось. Да и смысла не было. Через час все равно придет Шмелев, и нужно будет собираться… По характеристикам Як маневреннее фокера, особенно на правых виражах…

В дверь постучали. Орлашин встал, надел халат, повернул в замке ключ.

– Привет, – Шмелев открыл холодильник, достал банку колы и плюхнулся в кресло, – Так и знал, что ты уже не спишь.

– Выспался. А ты чего так рано?

– Не знаю. Снится какая-то хрень.

– Плиту сняли? – Орлашин уселся на кровать.

– Сняли. Я вот, что подумал. Давай ведущим пойду я. У тебя машина легче. Меньше инерции – быстрее на вертикали. Посажу их на хвост, заведу тебе под прицел. Ты ведь не промахнешься?

– Я не против. Давай ты. В принципе, логично. Главное, не отрывайся.

– Не учи ученого, кота кипяченого, – Шмелев встал, – Как думаешь, нас накормят?

– Ресторан с девяти.

– Все у них не как у людей. Ладно, я к себе.

– Погоди. Давай закрепим. Чтобы все четко по плану. В девять встречаемся на завтраке. Захаров – на аэродром принимать боекомплект, а мы с тобой гуляем по городу. У них тут парад намечается.

– Какой нахер парад, командир?! Может последний день живем.

– Об этом я и говорю. Ты уже заведенный. А как говорил капитан Нагимов…

– Чем спокойней, тем целее.

– Вот именно. В час обедаем в “Старом Мюнхене” и к двум – пешочком на аэродром.

– А что пешочком-то? Гельмут пришлет машину.

– Для твоей же пользы. Переваришь свою парильяду. Захарова разбуди. Опять проспит. Пусть завтракает и дует в аэроклуб. И не пить. Никакого пива, Саша.

– Само собой, – кивнул Шмелев.

В “Старом Мюнхене” он все-таки попытался заказать фирменное темное, но Орлашин не дал.

– Пойдем по “страусу”, – предложил Шмелев, когда они сошли на гранитную брусчатку с дощатой террасы ресторана, – Запоминай, Паша, – Шмелев махнул рукой в сторону двухэтажного дома в немецком стиле с веселыми буквами “Viejo Munich” на балконе второго этажа, – Такого в Новосибе нету. Ни тебе парадов, ни рестораций. Вот она, Новая Швабия. И как живут! По-людски живут, Паша. Не то, что мы, победители, блин. Ты видел сколько там всяких пивных кружек? В этой “Альпийской розе”. А девки какие!

– У нас покрасивше будет.

– У нас-то да, – иронично улыбнулся Шмелев, – Я бы тут остался, честное слово. И маму бы с сестренкой перевез. Что думаешь, товарищ майор?

– Думаю, что нам пора.

– Может, в гостиницу? Полежать полчасика. Переварить. Времени вагон.

– По дороге переваришь. Пойдем, – пропустив вперед компанию из парней и девушек с аргентинским и немецким флагами, Орлашин повернул направо, вниз по улице, – Там еще этот… Финальный инструктаж. Нельзя что ли было заранее? Не хватало мне еще каких-нибудь сюрпризов! Терпеть ненавижу неопределенность.

– Гельмут сказал, так будет ближе к реальности. Все вводные за час до вылета. Я знаю только, что взлетаем, расходимся, набираем эшелон две тысячи и начинаем сближение.

– Это я помню. Давай еще раз проговорим, раз ты у нас теперь ведущий… Работаем в двойке. На дистанции тысяча начинаем маневрирование. Ты уходишь вниз в правый разворот. Я вверх. Вот так, – Орлашин показал ладонями траектории самолетов, – Один из них точно сядет тебе на хвост. Дистанция прицельного огня у фокера метров пятьсот, поэтому следи за дистанцией. Я зайду на него сверху. Как только он начнет уходить из-под атаки, уходи наверх. Фокер на вертикаль не пойдет. Скорее всего, попробует уйти переворотом и подставит бензобаки. Второй будет заходить на меня. Поднимаешься и петлей заходишь ему в хвост. Следим за скоростью. В лобовом сближении расходимся вправо. Сверху заходим каруселью. Уходить из-под атаки с набором высоты. Главное, не увлекайся.