Посвящается Достоевскому Фёдору Михайловичу

Нам тебя не хватает

Я бы всё-таки вернул её на место.

И вот бедняк,

Что бредёт по заплутавшейся тропе,

Ему неведомы голод, дождь и слякоть,

Он поглощён одной великой мыслью,

Что кроется в одной темнице,

Он мыслить любит в одиночестве.

Но вот в тумане кроется одна беда:

Он один… и в одиночестве умрёт.

И сказал Господь Самуилу: послушай голоса их и поставь им царя.

И сказал Самуил израильтянам: пойдите каждый в свой город.

ПЕРВАЯ КНИГА ЦАРСТВ, глава 8, стих 22

На полпути земного бытия,

Утратив след, вступил я в лес дремучий.

Он высился, столь грозный и могучий,

Что описать его не в силах я.

И при одном о нём воспоминанье

Я чувствую душою содроганье.

Ужаснее лишь смерть бывает нам;

Но ради благ, найденных мною там, —

Скажу про всё, увиденное мною.

Не знаю сам, как сбивчивой тропою

Я в этот лес таинственный вступил:

Глубоким сном я вдруг охвачен был.

ДАНТЕ АЛИГЬЕРИ. Божественная комедия. Ад. Песнь первая

Если поглядеть на нас просто, по-житейски, мы находимся в положении пассажиров, попавших в крушение в длинном железнодорожном туннеле, и притом в таком месте, где уже не видно света начала, а свет конца настолько слаб, что взгляд то и дело ищет его и снова теряет, и даже в существовании начала и конца нельзя быть уверенным.

ФРАНЦ КАФКА

ПРОЛОГ

На земле останавливается время.

Искариот

Ты видел это?

Фарисей

Говорят, так нынче

Ужас просыпается.

Искариот

Но он ещё не знает.

Фарисей

Куда уж там,

Если б знали все

На свете, что в мире

Было бы с людьми?

Искариот

(Поднимает голову и смотрит в небо)

Час пробил.

Фарисей

Ты слышал это?

Искариот

Он просыпается.

Фарисей

Уходим.

ЧАСТЬ

I

Какая мука, что не можешь найти слово, чтобы передать мысль.

Фёдор Иванович Тютчев

Герцог

Нам грустный мир приносит дня светило —

Лик прячет с горя в облаках густых.

Идём, рассудим обо всём, что было.

Одних – прощенье, кара ждёт других.

Но нет печальней повести на свете,

Чем повесть о Ромео и Джульетте.

Уильям Шекспир. Ромео и Джульетта. Акт V. Сцена III

История – свидетельница времён, свет истины, жизнь памяти, учительница жизни, вестница старины.

МАРК ТУЛЛИЙ ЦИЦЕРОН

Обычно я не встаю так рано. Но сегодня… сегодня что-то заставило меня проснуться. Не знаю, что именно, но это случилось.

Я смотрю на время – тридцать минут седьмого, а в восемь мне уже на работу. И спать… спать почему-то не хочется.

Я иду в кухню и ставлю чайник. Кофе… я обожаю кофе.

По ветру плывёт звон колокола.

В церкви идёт служба.

Я выхожу во двор и начинаю курить.

В июне погода прекрасна. Свежесть утренней травы… её запах.

Я смотрю на небо и понимаю, что нет лучшего места на земле.

Свист чайника нарушает тишину. Я докуриваю сигарету и захожу в дом.

Выключаю чайник, заливаю кофе, добавляю молока, сажусь и смотрю в окно.

Бушующий ветер… Неугомонное море… Мрачное небо… Дождь… Гром… Солнечный закат.

В голове кружит ураган.

На земле танцует буря.

Пуск.

Стиральная машинка запущена.

Грязное бельё начинает стираться.

Не знаю, что именно меня разбудило, но это утро довольно необычное.

Образы. Терзающие меня мысли. Они проносятся в голове с космической скоростью, и их нельзя остановить.

Отпив из кружки кофе, я встаю и бреду к холодильнику. Достав яйца, начинаю делать омлет. Каждое разбитое яйцо прерывает чью-то жизнь. Мне довольно трудно представить, сколько я разбил таких вот яиц за свои пятьдесят семь лет.

Запах жареного гуляет по кухне.

Выключаю конфорку и медленно выкладываю омлет на тарелку. Сев за стол, я только сейчас понял, что забыл добавить в омлет молоко. Я бы не назвал это катастрофой, я бы сказал, что это скорее резкое изменение климата в моей душе.

Тучи закрыли небо от света.

Но если бы я забыл добавить молоко в кофе, то на улице точно пошёл бы дождь.

Ем и думаю. Что-то всё-таки не даёт мне покоя. Но что? Что это может быть?

Смотрю на часы – пять минут восьмого. Пора собираться на работу. Работать грузчиком двенадцать часов в день на заводе довольно сложно и утомительно. У большинства старых рабочих впоследствии вырабатывается лень. С приходом нового рабочего появляется ответственность. Лень умножаем на ответственность и получаем совесть.

Вспоминаю о матери. Я всегда её навещаю. И сегодня у неё день рождения.

Моей маме ночью исполнилось девяносто восемь лет.

Анастасия Павловна Воронцова. Её отчаянный крик свет услышал шестнадцатого июня 1923 года. Её мать Ева Павловна умерла при родах в Калининграде. После мою мать, отдали на воспитание священнику Иннокентию Августиновичу по просьбе Ирины Анатольевны, подруги – Евы Павловной, Ирина вскоре скончалась и унесла с собой огромную историю жизни Евы Павловной, как и о существовании её мужа. Своего отца моя мать так и не узнала. О первой половине жизни своей мамы я имел смутное представление. Она мало что мне рассказывала, как в общем, так и об отце. Хотя я всё же думал, что моей матери просто не повезло в любви, как когда-то и её матери.

Направляясь в её спальню, я думаю о целой веренице событий.

Дверь в комнату матери всегда открыта. Стою у порога и смотрю на неё. Она спит. Подошёл к окну. Опустил жалюзи. В комнате становится темно. Сажусь на кровать. Смотрю на её лицо. Веки вовсе не закрыты, а полуприкрыты. Это меня настораживает. Тихо зову её, но она не отвечает. Машу перед глазами… никакой реакции. Вытянув два пальца, я проверяю пульс на шее. Он отсутствует. Трогаю правое запястье и ощущаю ту же тишину. Признаться, я не доктор, но… её лицо… Да нет, наверное, я сделал что-то не так. Кладу руку на сердце. Оно не бьётся. Склонившись над головой, правым ухом слушаю дыхание. Его нет… Я открываю её веки и вижу в глазах пустоту. Закрыв их двумя пальцами, я смотрю в пол и вижу там сияющую пропасть мрака.

Сегодня понедельник, двенадцатое июня. Время смерти – девять минут восьмого. И я понимаю, что этот день я никогда не забуду… День, когда умерла моя мама.

Сев на пол, я осознаю, что это тот самый день, к которому меня готовили всю мою долгую жизнь. Я понимаю, что сегодня точно не пойду на работу.

Умереть в свой день рождения, пожалуй, самая страшная насмешка, от судьбы.

Встав и покинув комнату матери, я вышел из дома. Сев на ступеньки у порога, закурил, думая о том, что не хочу вызывать скорую помощь и полицию. Не хочу звонить на работу и говорить начальнику, почему же я всё-таки не вышел сегодня на работу. Вообще не хочу, чтобы об этом кто-то узнал. Я просто никому и ни о чём не хочу говорить. Пусть всё идёт своим чередом. Как будто ничего и не было.

Докуриваю сигарету. Иду в дом. Сажусь на кровать в своей комнате и смотрю на книжный шкаф, в окно, на письменный стол – куда угодно, лишь бы отвлечься.

Над землёй встали грозные тучи.

Встаю с кровати. Иду в комнату матери. Пересекая коридор, смотрю в окно. Мысли колышутся, как листва на дереве. Бросив себе под ноги смутный и тяжёлый взгляд, я сбавляю шаг и начинаю идти медленно. Мои шаги подобны цапле. Спешить в комнату матери мне почему-то не хочется.