Багровых вод серебро
Все началось полгода назад…
Влажная темнота благоухающей ночи и воздух, трепещущий первобытной тревогой. Я лечу под темными сводами леса на крыльях босых ног, и извилистые ветви могучих деревьев тянутся мне навстречу, раскрывая вязкие и тягучие объятия. Я слышу, как палая листва шуршит под моими ногами, чувствую, как сучья опавших ветвей больно впиваются в мои стопы, я вдыхаю обжигающий ледяной воздух, и его пряный, пьянящий аромат кружит мне голову.
Страшно ли мне?
Нет. Ведь я часть этого мира, и приятная тяжесть его силы разливается по всему моему телу. Я сбрасываю свое платье. Река совсем близко. И я снова буду свободна.
Я почувствовала его слишком поздно. Я едва успела увернуться от взметнувшейся из темноты тени, прежде чем леденящий ужас змеящейся молнией пронесся по всему моему телу и полностью лишил меня сил. Я рефлекторно затормозила, моя правая нога утонула в прибрежном песке, я оступилась и, трепеща от страха, рухнула на спину.
Я даже крикнуть не могла. Я впервые в жизни ощутила нечто подобное: настолько мощное и подавляющее присутствие чего-то… Это было присутствие опасного хищника, победить которого у меня не хватит сил. Мое дыхание стало таким быстрым, что, казалось, легкие вот-вот разорвутся. Не в силах совладать с собой, обнаженная, застигнутая врасплох и совершенно беззащитная, я лежала на спине захлебываясь от ужаса, и беспомощно наблюдая за тем, как…
Он медленно приближался ко мне, его темный силуэт на мгновение навис надо мной, словно он прислушивался к моему безмолвному крику, а затем его мрак поглотил меня, затопив белизну моих распахнутых от ужаса глаз.
Этот случай изменил ход моей жизни навсегда и безвозвратно.
Это так, не потому что меня изнасиловали. Не потому, что пока я беспомощно лежала там, на берегу реки, судорожно проглатывая слезы и ненавистный холодный воздух, он беспощадно вдавливал меня в мокрый от ужаса и крови песок. И даже не из-за того разрывающего душу страха, который до сих пор иногда внезапно просыпается и начинает яростно метаться в моем солнечном сплетении…
Все дело в боли. Боль была настолько сильной и невыносимой, что затмила все остальные чувства. На какой-то момент она стала моей единственной и неизбежной реальностью. Я осознала, что полностью сокрушена. Ничто кроме боли не имело для меня значения в тот момент. Ни жалкий человечек, судорожно кончающий в меня, ни мое собственное тело, бьющееся в конвульсиях, ни страх и ужас, сковавшие мой шокированный разум. Ничто кроме бесконечной боли, изливающейся из самой глубины моего живота и затопившей все мое существо.
И посреди этой боли внезапно расцвело нечто иное. Что-то, что знало: мое тело сокрушено, мой разум повержен, мои чувства погружены в абсолютный хаос, но, при всем при этом, где-то на острие моего собственного сердца сияет несокрушимое и вечное НЕЧТО. И я даже не могу сказать, что я ощущала это НЕЧТО. Я сама была ИМ!
И из этого пришел крик. Невыразимый вопль, словно сама вселенная кричала через меня. Это не был крик ужаса, боли или отчаяния. Это был крик сам в себе. Словно из моих уст истекало то самое библейское слово, которое было началом и концом.
Мои руки, словно сами собой, взметнулись к лицу нападавшего, пальцы смертельной хваткой вцепились ему в лицо, сдирая с него кожу. Тень надо мной в ужасе вскрикнула и отшатнулась.
Дальше я помню плохо. Кажется, между нами завязалась короткая схватка. А через несколько секунд я внезапно осознала, что осталась одна.
Из-за туч выкатился белесый шар луны. Я обессилено опустилась на окровавленные колени и, словно зачарованная серебристыми переливами лунного света на поверхности реки, поползла к воде.
Войдя в воду, я почему-то ощутила неимоверное облегчение. Словно в мгновение ока эта тихая заводь, посреди ночного леса, забрала с меня всю грязь и мерзость произошедшего. Словно эта игриво искрящаяся лунным светом вода проникла в каждую клеточку моего существа и сожгла в своем опаловом сиянии все мои грехи, все то, о чем я когда-либо сожалела. И там в этой воде, я внезапно поняла, что все наконец-то закончилось. Что нет больше боли, страха и крови.
Выйдя из воды, я надела свое белое платье, лежавшее у кромки ночного леса и спокойно, словно пребывая в зачарованном сне, направилась домой.
Взобравшись по дереву, через незакрытое окно второго этажа я влезла в свою комнату и также спокойно легла спать.
Утром меня разбудил истошный крик моей матери. Непонимающим взглядом я посмотрела на нее, в оцепенелом ужасе замершую у двери моей комнаты, на себя, на алый подол платья, которое я так и не сняла вчера перед сном, на пропитавшуюся кровью кровать подо мной и тихо улыбнулась.
– Не кричи мамочка. Все уже хорошо.
Потом было много чего. Я долго лежала в больнице. Полиция поймала того человека, который на меня напал. Мне разрешили не участвовать в опознании, ведь из-за темноты я так и не разглядела его лица, и все равно не смогла бы его узнать. Но образцы ДНК, полученные из его семени и кожи, каким-то чудом оставшейся у меня под ногтями, подтвердил его виновность.
Того человека посадили в тюрьму.
Кстати, на суде меня тоже не было, так что я так никогда и не видела его лица. Но мне, если честно, все равно. Ведь боль, пережитая мною в тот день, открыла мне нечто такое, что больше ее самой, что больше самого страха и чего бы то ни было еще. Она открыла мне мою глубинную невесомую драгоценную и, в то же самое время, несокрушимую суть. Она открыла мне…
Я даже не в силах выразить это словами. Конечно, у меня нет благодарности перед существованием за то, что тогда произошло со мной. Но нет и злобы. Просто понимание, что случившееся каким-то образом было неизбежно.
Мать много плакала и много ругала меня, она заклинала меня больше никогда не ходить на реку одной. Можно подумать, что до этого мне было можно…
Есть и еще кое-что. С тех пор я начала острее чувствовать людей: их присутствие и то, что несет это присутствие в себе. Хочется сказать, что это звериное чутье, но это предчувствие такое тонкое, почти изящное, что язык просто не поворачивается назвать его таким грубым словом.
А когда я поправилась и вышла из больницы…
Апрельские цветы
Ласково шелестели деревья, беззвучно перешептываясь с солнечным ветром о чем-то сокровенном. В их ветвях веселым перезвоном заливались красочные несмышленые птички, погруженные в свои брачные игры, и даже не подозревающие о том величии, что раскинуло свои сверкающие лучи повсюду вокруг. Безграничное лазурное небо, разворачивающее свои хрустальные крылья от края и до края земли – словно отражение океана вечности – безмолвно смотрело вглубь самого себя.
В тот солнечный весенний день я прогуливалась в небольшой рощице рядом с домом. Вообще-то я даже не прогуливалась, а скорее просто шла туда, куда вел меня....
Ветер судьбы толкает меня в спину, но отныне я не стану ему повиноваться. Потому что теперь я знаю иной ветер. Ветер своего сердца. Невесомым свечением ветер моего сердца толкает меня в грудь. И я беспрекословно повинуюсь ему, потому что он – единственное, на что я отныне могу положиться. Стоит мне оступиться и сделать шаг в сторону, как тысячи страхов, притаившихся в недрах моего существа, набросятся и растерзают меня на маленькие клочки: на тысячи маленьких беззащитных и потерянных Мик.
Странное у меня имя, да?
Имя человека – это всегда маленькая прихоть того, кто нам его дает. Иногда оно определяет всю нашу жизнь, иногда оно не имеет ровно никакого значения. Имя – это только имя и ничего больше. Все зависит от того, какое значение мы ему предаем. Хотя… Уж лучше пусть меня называют Микой, чем, например, Дурой или Лягушкой.
Я спотыкаюсь и неловко падаю лицом в траву. И я больше не хочу вставать. Там внизу до сих пор все так болит. И эти ночные кошмары, в которых за мной приходят черные «тени» и хотят меня куда-то утащить. Эти бесконечные бредни моей матери. Я больше не хочу возвращаться в колледж, не хочу будущего: ничего не хочу. Хочу просто лежать вот так, среди деревьев, вдыхать пьянящий аромат влажной травы, мерзнуть от легкого дуновения весеннего ветерка, пустить корни в эту черную сырую землю, и навсегда забыть, что когда-то была человеком.
