У Эйи от сердца отлегло, когда война наконец приобрела русло. Теперь всё зависело от разумного распределения сил, и с этим проблем не было.

***

В один из дней Эйи получил сообщение от руководства группировки. Это было неожиданно — не были они любителями переговоров. Он как-то заранее заволновался, и, как выяснилось, правильно сделал.

Командование организации теперь воевало в полном составе, и Винтерхальтер не был исключением, как, кстати, и Эйи — было бы преступно не использовать столько силы. Но, как известно, силы не бесконечны. И если человек дотягивает до последнего, то становится очень уязвимым. В общем, Лоренса взяли в заложники и требовали в обмен выдать предателей, сменивших сторону. Зачем — не уточнялось, да, впрочем, это было и не важно.

Несколько секунд Эйи стоял, сжав кулаки. Первое, что его удивило, это уверенность людей группировки. Они требовали столько за одного человека. Стало быть, были хорошо осведомлены. А если они так уверены, то стоит разрушить их надежды.

Но сначала, естественно, нужно было выяснить местонахождение Лоренса. Позже, вспоминая эту ситуацию, Эйи удивлялся тому, что, получив известие, ничего не чувствовал. В голове мгновенно начал строиться план действий — наряду с другими планами — они тянулись, как цепочки: какие-то спереди, какие-то позади них…

К тому же, Эйи ни на секунду не сомневался — можно сказать, даже не задумывался над этим вопросом — что Винтерхальтер может за себя постоять. Это позже он стал предполагать, что вообще-то с человеком в плену может случиться всё, что угодно, и занервничал.

— Возможно, мы могли бы пойти на компромисс. Неизвестно, что они там с ним могут сделать, а у нас каждый человек на счету. Если мы отдадим им половину, то много не убудет — мы считай уже победили.

— Вы слишком оптимистичны, и противоречите сами себе, — прищурился Эйи. — Мы не можем рисковать этим сейчас, когда всё уже почти что решено. Мы не должны поддаваться на их провокации.

— Но Вы рискуете потерять ценного сотрудника, когда ситуация позволяет этого избежать.

— Это Вам кажется, что позволяет. Будто они оставят его в живых, если изначально будут намереваться убить! Что бы мы ни сделали, они сделают по-своему. Вы меня поражаете.

— Я согласен с Вами, — вмешался третий человек. — Мы не можем рисковать тем, что недавно приобрели. Тем более, если нет гарантии, что наши уступки хоть что-то дадут.

Видя поддержку, Эйи внутренне вздохнул с облегчением. «Во всяком случае», — думал он, — «если нам удастся убедить их в бесполезности их действий, Ларри им будет без надобности».

«Вы действительно считаете, что мы ради одного человека будем жертвовать жизнями тысяч? Что за бред вообще. Не тот случай. Незаменимых людей, знаете, не бывает».

— М-да-а, вот Лоренс-то обрадуется, — протянула присутствовавшая там Ита.

— Ну он же не дурак… — буркнул Эйи.

Теперь он надеялся на две вещи: что ему удалось убедить их в абсурдности и неэффективности их действий, и что Лоренс как-нибудь продержится до того момента, как его освободят, если не освободится сам.

В общем-то, все понимали, что эта попытка была последним, отчаянным шагом. Разведка быстро кинулась устанавливать местонахождение Винтерхальтера — можно даже сказать, с двойным рвением.

Можно было этого и не делать. Штаб остатков командования был взят, Лоренса нашли там же, в подвальном помещении, живого.

В эти дни Эйи как-то не особо вспоминал о нём — победа уже была у них в кармане, оставалось только добить выживших из тех отделившихся групп.

Винтерхальтер какое-то время был в госпитале — почти что исключительное явление; Эйи не знал, что с ним конкретно. Навестить его там постоянно не хватало времени — сейчас он носился в приподнятом настроении, когда напряжённое ожидание собственной и общей неудачи прошло. Да и не хотелось беспокоить Лоренса — пускай придёт в себя.

Вскоре тому стало получше, и он стал потихоньку возвращаться к работе. Самому себе в том не отдавая отчёта, Эйи нервничал перед тем, как впервые увидеться с Винтерхальтером после плена.

***

Лоренс вошёл в помещение медленной, будто неуверенной походкой. Почему-то Эйи сразу отметил, что освещение здесь какое-то неправильное — волосы Винтерхальтера обычно были почти белоснежными, а тут в них обнаруживались какие-то сероватые пряди… «Так, возьми себя в руки и не отвлекайся. Просто скажи то, что должен». Но он сказал другое.

— Прости, что так долго. Мы старались найти тебя изо всех сил. Зато теперь уже победа в наших руках наверняка — осталось немного.

Эйи с надеждой заглянул Лоренсу в глаза, ничего в них не увидев.

— Это радует, — ответил тот. — Благодарю Вас за то, что послали за мной разведку.

— Ты что, как мы могли поступить иначе!

Эйи подошел к Винтерхальтеру, намереваясь взять за руку; он не мог не заметить лёгкой усмешки, пробежавшей тонкой тенью по его губам. А затем рука Эйи коснулась пустого рукава, который податливо качнулся, выскользнув из ладони.

В этот момент сквозь тело Эйи будто прошёл электрический разряд. Совершенно неосознанно он отскочил, смотря на Лоренса полными ужаса глазами; несколько секунд он не мог говорить. Позже он удивлялся, почему это произвело на него такое впечатление, при том, что ему так часто приходилось видеть — и не мог найти объяснения. Наконец он выдавил из себя: «Прошу, давай поговорим позже», — и выбежал из комнаты, прекрасно осознавая, как ужасна и в то же время комична данная ситуация.

Вечером, дождавшись более-менее тихого момента, Эйи зашёл к Лоренсу — тот теперь имел право на отдых: силы нужны были для заживления руки, точнее, того, что от неё осталось.

— Можно?.. — спросил Эйи, тихо постучав в дверь.

— Разумеется, входите! — услышал он через несколько секунд.

Эйи робко вошёл, смотря на Винтерхальтера каким-то беспомощным взглядом. Тот встал с кровати и спросил, случилось ли что-то чрезвычайное. У Эйи хватило сил только на то, чтобы отрицательно помотать головой. В следующий момент он упал на колени, сотрясаясь от беззвучных рыданий. Лоренс не успел ничего сказать.

— Ларри, я не мог поступить иначе, ну не мог, пойми! Прошу… нет, можешь не прощать…

— Но Вы ведь действительно не могли поступить иначе… Это необходимость… — выдавил из себя Лоренс сквозь какой-то транс.

— Ну хочешь, отруби мою руку!!! — взвыл Эйи, и, не дав Винтерхальтеру вставить слово, схватился за его ноги.

— Ларри, правда, мне было очень-очень плохо и мерзко всё время, пока ты был там! Но иначе… иначе мы и надеяться на победу не могли бы, мы сделаем тебе самую лучшую руку!!! — рыдания снова не дали ему говорить; не ослабляя хватки, он низко опустил голову.

— Ты… ты всегда такой хороший, правильный… ты столько всего делаешь! А я в ответ — ничего… только негатив… Прости-и меня-я, Ла-ар-ри-и!!! — последние слова Эйи провыл, разрыдавшись в голос.

«Всё-таки война выматывает психику любого, кем бы человек ни был» — подумал Лоренс. Он прекрасно знал любовь Эйи к притворству и игре — тот не гнушался разыгрывать театр тут и там. Но в этот раз Винтерхальтер бы ни за что не подумал, что это фальшь.

В нём теперь соседствовало сразу несколько чувств. Когда испуг от неожиданности прошёл, он был невероятно растроган, хоть и понимал, что большую роль здесь играет нервное перенапряжение. Вместе с тем Лоренс — питая при этом отвращение к самому себе — не мог не чувствовать определённое удовлетворение, которое, впрочем, для себя же попытался скрыть. И, конечно же, он ощущал необъяснимую жалость по отношению к Эйи — который теперь почти что свернулся в комок — и это постоянное желание защитить, которое, впрочем, во многом выработалось должностью.

«М-да, теперь я и правда особенный: кто ещё может похвастаться тем, что у его ног лежал Главнокомандующий…» — подумал Винтерхальтер, тут же дав себе мысленную оплеуху.

— Прости меня, Ларри, такого больше не повторится, обеща-аю-ю!!! — Эйи уже, казалось, не соображал, что говорит.