Так он думал, отдыхая после очередной тренировки. В этот раз они уехали подальше, не просто за город, а в сельскую местность; подходящее место найти было весьма проблематично.
Эйи лежал на траве, греясь в лучах рассветного солнца (тренировались ночью во избежание ненужных свидетелей). Поляну, которую они выбрали, окружали горы; оба были невероятно довольны обстановкой и уходить оттуда не торопились. Эйи эти места чем-то напоминали родину, а Лоренсу — загородный дом родителей, куда они ездили на праздники; приятные ассоциации вызывали, конечно же, не сами родители, а то, что там ему позволяли держать лошадь, на которой он, собственно, уезжал подальше чуть ли не на целый день. Или же он просто забирался в горы, время от времени беря с собой принадлежности для рисования. Поднатаскавшись в пейзажах, он стал добавлять туда людей и различных существ. Самым популярным сюжетом были люди, летающие на крылатых белых котах, напоминавших какую-то смесь рыси и льва. На некоторых рисунках были даже портреты. Конечно же, эти у него хватало мозгов не показывать родителям, но особо удавшиеся пейзажи без всего остального, нарисованные в более старшем возрасте, даже висели в гостиной. По ночам было жутко холодно; порой Лоренс, ни с того ни с сего, просыпался, выходил на балкон, накинув несколько кофт, всматривался в чернеющую бездну неба, сверкавшую бесчисленным количеством звёзд, и в голове появлялись строки. Да, как и многие юноши, он писал стихи; правда потом, читая их с утра, он не мог понять, что там к чему, о чём они вообще. Но звучало красиво, и он их сохранял. А как-то ночью он и вовсе ушёл потихоньку из дома, ходил по полям, вдыхая свежий, влажный воздух; смотрел на небо и не мог насмотреться — на следующий день побаливала шея.
Эйи уже долго лежал, не двигаясь.
«Заснул, что ли?.. Ну и хвала богам».
Солнце уже начинало пригревать; оно очень хорошо освещало лицо лежащего. Несколько секунд Лоренс боролся с желанием подойти и посмотреть поближе; затем любопытство взяло верх, он подошёл, нарочно шурша травой. Убедившись, что тот спит крепко, он аккуратно присел на корточки и стал разглядывать лицо. Спокойное (в кои-то веки!), бледное, гладкое; черты острые и тонкие — орлиный нос, заметные скулы, точёная нить губ какого-то оранжеватого оттенка, большие веки, скрывающие миндалевидные глаза, в которые, если заглянуть, можно провалиться, как в чёрную бездну; на лбу между глазами еле заметная, какая-то болезненная складка.
«Вот взять бы и пристрелить сейчас. Но, думаю, меня потом за это не просто пристрелят… да и… пожалуй, не смогу я его вот так убить».
Тут Эйи внезапно открыл глаза. От неожиданности Лоренс подскочил. Это существо ещё в первую встречу, когда внезапно выстрелило в него, напомнило ему кота — никогда не знаешь, что сделает в следующий момент; потом он только убеждался в этом — такое же бессовестное, эгоистичное, самовлюблённое, считающее тебя собственным рабом, непонятное животное. А сейчас он вспомнил, как в детстве пытался незаметно подкрасться к спящей кошке, и каждый раз она внезапно открывала глаза, когда он был уже совсем близко.
Эйи, казалось, не обратил внимания на испуг; он приподнялся на локтях — следов сна на лице не было и вовсе — и сказал, будто продолжая начатый ранее диалог:
— Я не спал, Ларри. Кстати, научишь меня стрелять?
Тут Лоренс всё-таки не удержался и в очередной раз дёрнулся; по спине пробежали цепкие ледяные мурашки.
— Да ты не бойся, это потом, когда мы с тобой закончим. А то мне, знаешь ли, интересны такие штуки, но никак руки не доходили.
«Конечно, куда уж там…» — подумал Лоренс, а вслух сказал:
— Я сделаю, что смогу. Кстати, можно Вас попросить? Не зовите меня Ларри, ради бога.
— А что так? — Эйи как-то хитро прищурился.
— Это не требование, — быстро поправился тот, — просто просьба. Неприятные ассоциации.
— Что ж, в таком случае, сочувствую Вам, господин Винтерхальтер. Потому что мне нравится так Вас называть, — он закинул назад прядь волос. — Но я постараюсь не делать этого, ладно. А то Вы когда-нибудь и правда пристрелите меня, как собаку, — последние слова он как-то мелодично растянул, прикрыв глаза.
«Невыносимо», — подумал Лоренс.
— А знаешь, что? — спросил внезапно Эйи. — Мне тут нравится. Я давно не делал перерыв. Думаю, ничего не случится, если я задержусь здесь на денёк. И ты заодно от меня отдохнёшь.
В первую секунду Лоренс был счастлив; но потом здравый смысл вернул его с небес на землю. А точнее, подозрительность. Не очередная ли это проверка? Сам того не замечая, он уже потихоньку начинал чувствовать подобие ответственности за это создание. Поэтому, превозмогая себя и желая вовсе не слышать своего голоса в этот момент, он сказал:
— Хорошо, но я остаюсь с Вами. Думаю, начальству не очень понравится, если я приеду без Вас.
— Похвально, весьма похвально, — засмеялся Эйи. — В таком случае сейчас мне хотелось бы пойти в ближайший посёлок и там где-нибудь поесть; было бы ещё неплохо найти супермаркет с шоколадками. А потом пойдем на озеро — тут вроде есть одно неподалёку; ну в смысле я пойду, ты-то как хочешь.
— Куда я денусь. Да я и сам не против искупаться.
***
После завтрака они неторопливо дошли до озера; к этому времени солнце уже было в зените, однако не палило — вокруг было свежо, изредка дул прохладный ветерок. Водоём был окружён горами, и те, что были ещё и за ними, на горизонте, казались хрустальными. На водной глади играли солнечные блики. Людей вокруг не было. Обычно такая атмосфера создавала ощущение нереальности у Эйи, и даже навевала какую-то смутную горечь. Поэтому он встряхнулся, скинул верхнюю одежду и быстро зашёл в воду, тут же начав плыть. Лоренс долго думал, стоит ли оставлять вещи без присмотра, и пришёл к выводу, что вокруг всё равно никого нет.
«С этим человеком и не такую подозрительность выработаешь».
Тот тем временем доплыл до ближайшей скалы, вскарабкался на неё из воды и прыгнул. Винтерхальтер успел отметить чистоту прыжка. Затем Эйи не появлялся на протяжении, наверное, нескольких минут.
«Ну давай, утони ещё тут».
Лоренс взобрался на ту же скалу — что представило из себя не слишком лёгкую задачу — и посмотрел на воду сверху. То, что он увидел, его немного напугало. Эйи просто застыл и висел под водой, лицом вверх. Лоренс присел на скалу и решил подождать, что будет. Ничего, собственно, не случилось; спустя какое-то время тот просто вынырнул.
— Господин Винтерхальтер, Вам ещё не надоело меня изучать? — на этих словах он с силой всплеснул воду ногой; брызги окатили Лоренса.
Тот уже смирился, что его видят насквозь, но всё-таки замечание его смутило.
Эйи тем временем доплыл до берега, вылез и лёг обсыхать.
«Кот, ну вылитый кот. Сколько уже можно валяться».
И всё-таки сложно было не чувствовать, как эти едкие замечания заглушают неосознанные пока, незаметные, не признаваемые, но становящиеся всё назойливее мысли совсем другого характера — это неясно откуда взявшееся восхищение, сопровождаемое преклонением, эта самскара[5] — но даже более чем.
Проплыв туда-сюда, Лоренс тоже вылез. Вода, всё-таки, была ледяная, и конечности практически немели.
Оставшийся день они провели, гуляя по горным тропинкам; высоко не забирались — тренировка отняла много сил. На одной из небольших остановок, глядя на панорамный вид, Лоренс собрался с духом и спросил:
— Скажите, кто она такая — эта женщина, которая вами всеми руководит? И какая у вас цель — в конечном счёте?
Эйи сверкнул на него глазами.
— Какая цель? Вы, Лоренс, задаёте очень странные вопросы. Покопайтесь в своём сознании хорошенько, и Вы поймёте, какая цель. И ещё. Вы пока что ведёте себя так, что можно легко предположить оспаривание Вами приказов, которые Вы посчитаете для себя неподходящими. Это хорошо, что Вы размышляете. Но направьте свои умственные и не только способности в другую сторону — например, чтобы не задавать подобных вопросов. И да, мой Вам совет, на будущее — вдруг пригодится. И заодно чтобы у Вас не было предрассудков. Вся наша работа состоит не в простом подчинении приказам, и наша заслуга не в том, чтобы научиться, не думая, выполнять чужие требования, даже если мы этого не хотим. Суть в том, чтобы научиться понимать, что эти требования соответствуют твоим собственным желаниям. Просто запомни, Лоренс: нет у неё таких требований, которые шли бы в разрыве с твоими побуждениями, задаткам, порывами.