Под Рождество Лиза пригласила меня в ресторан. Вернее, она сказала: «Я знаю одно место, где тебе понравится». Я был шокирован и благодарен одновременно. Вряд ли у меня самого когда-нибудь хватило духу пригласить Лизу куда-нибудь. В нашей странной паре я был ведомым, подчиняясь ее желаниям и предложениям. Мы встретились на Бродвее вечером, когда город уже переливался золотом, и поднялись в панорамный ресторан на Таймс-сквер. Лиза уже зарезервировала столик у окна. Как это было чудесно! Мягкий свет окутывал Лизу загадочной дымкой. В этот вечер она была особенно прекрасна. Одетая просто, но со вкусом — красное шерстяное платье и золотая цепочка — она приковывала взгляды многих мужчин в зале. Мы заказали шампанское, фрукты, пирожные. Лиза смотрела на меня с бокалом в руке и улыбалась.

— Ты такой странный, Роберт, — сказала она. Маленький оркестр играл романтичную музыку, с потолка спускались гирлянды огоньков.

— Странный? Почему?

— Я не могу понять тебя. Мы знакомы уже давно, но для меня ты — загадка. В тебе есть что-то недосказанное.

Я похолодел.

— Мне кажется, будто я рассказала тебе все о себе, а ты не промолвил ни слова.

— Неправда. Я очень… доверяю тебе. Ты права — я замкнут и молчалив. Но поверь, ты знаешь обо мне больше, чем кто-либо другой.

— Я рада, Роберт. Я очень счастлива, что мы встретились.

Мое сердце снова забилось.

После ужина (было совсем поздно) мы вышли на улицу. Выпавший снежок поскрипывал под ногами, свежий и прозрачный воздух свободно вливался в легкие. Немного кружилась голова от выпитого шампанского. Щечки Лизы разрумянились, она была очаровательна в пальто с меховым воротником-стойкой. Я смотрел на нее, и вдруг в голову мне пришла отчаянная идея. Я схватил девушку за руку и побежал. Смеясь, мы бежали до тех пор, пока я не завел ее в темный подъезд.

— Что ты делаешь? — спрашивала она.

— Молчи, — отвечал я.

Мы поднимались по бесконечной лестнице до тех пор, пока я не вывел ее на крышу небоскреба. Я уже бывал здесь неоднократно и хорошо знал дорогу. У Лизы перехватило дыхание. Она восхищенно смотрела вдаль, крепко цепляясь за мое плечо.

— Ах, — только и сумела произнести она. — Боже, какая красота!

Мы стояли так несколько минут, чувствуя, как ветер обдувает нас со всех сторон. Наконец я повернул голову, и в этот момент Лиза тоже посмотрела на меня. Я словно провалился в ее бездонные, как море, глаза. Не до конца осознавая свои действия, я обнял ее. «Что-то нужно сделать дальше», — подумал я, и в этот момент Лиза прижалась губами к моим губам.

Какой это был восхитительный поцелуй, первый в моей жизни! Вкрадчиво и мягко она выпивала из меня всю душу. Наконец я сообразил ответить тем же движением, и поцелуй стал еще слаще и упоительнее. Мое тело дрожало в доселе неиспытанном напряжении, но я не хотел отрываться от нее. Мы целовались так долго, что все вокруг потеряло смысл, а минуты превратились в вечность. Наконец Лиза медленно отодвинулась. Я стоял с закрытыми глазами и боялся открывать их. Но услышал смех Лизы и понял, что все в порядке. Она взяла меня за руки.

— Ты такой милый, — сказала она.

Я проводил Лизу до самого дома. По дороге мы молчали, но это молчание было наполнено смыслом больше, чем миллион слов. Мне было тепло и уютно, хотя я чувствовал, что безумно устал. На прощание она обняла меня за шею. Я жадно вдыхал запах ванильных булочек, исходивший от нее, пытаясь запомнить его и унести с собой. Лиза пощекотала мое ухо прядью своих волос. «Спасибо тебе», — произнесла она и пошла по дорожке к дому.

Я возвращался на квартиру, и внутри меня кружился вихрь самых разнообразных эмоций. Такую гамму впечатлений я не испытывал еще никогда: возбуждение, растерянность, удивление, восторг одновременно; и над всем этим, как солнце среди ночи, сияло Счастье, заливая своими лучами все вокруг. Теперь я знал, чем являлось происходившее со мной, но я не спешил давать имя новому чувству. Пусть лучше оно останется таким, неназванным, состоящим из множества деталек, чем вольется в некий стандарт, нечто усредненное, подходящее для всех, испытанное веками.

Пробравшись в темноте по коридору и уже вставив ключ в замочную скважину, я заметил под дверью конверт. Странно. Я не давал своего адреса никому. Но когда зажег свет и начал рассматривать письмо, то понял, что оно не подписано. Я открыл его. Внутри лежала записка, напечатанная на машинке: «12 22 22 30 ZYPAJYW 101». И больше ничего. Всю ночь я проворочался в кровати, не смыкая глаз. Радужное настроение сменилось беспокойством, и все мои мысли вертелись вокруг странной записки. Я мял ее в руках, смотрел на свет, нюхал, пробовал на зуб. Точно ли это мне? Может быть, это шифр? А может, кто-то дал знак, что знает обо мне больше, чем я бы хотел?

Весь следующий день я просидел в архиве, пытаясь расшифровать тайное послание. Лиза не появлялась, но мне было не до нее. Несомненно, начинать поиски следовало с букв. Я обложился книгами по криптологии. Наступил вечер, скоро закроют библиотеку. Надо спешить. Шифр Цезаря? Не может быть, слишком просто. Да и выходит какая-то ерунда. Стоп. А если сдвинуть буквы не на три, а на два? Эта цифра чаще всего встречается в записке. «Барклей». Это слово «Барклей». Я расшифровал его. «12 22 22 30 БАРКЛЕЙ 101».

Я сидел, сжав голову руками. Хорошо, я разгадал буквы. Но на расшифровку цифр уйдут месяцы. И какое отношение ко мне имеет Барклей? И вдруг меня осенило просто в одну секунду. Как же это легко! Барклей — это Барклей-стрит. Дом 101. 12 22 — 22 декабря. Сегодня! 22 30 — это время. Барклей-стрит 101, через час!

Ровно в 22.30 я стоял на крыше небоскреба на Барклей-стрит. Меня терзала мысль, правильно ли я разгадал, правильно ли понял содержимое письма. Но все сомнения развеялись, когда от стены отделилась темная фигура. Я чувствовал себя героем фильма. Сейчас злодей попробует напасть на меня, но он меня не получит! Темная фигура подошла ближе, и я увидел знакомую шапку с помпоном. Стэнтон!

— Какого черта… — начал я возмущенно. Тимоти прервал меня:

— Это был единственный способ выцепить тебя на встречу, не привлекая к себе внимания, парень. Не спрашивай, откуда я знаю, где ты живешь. Это было долго, сложно, но возможно. Да, я тебя выследил и подбросил записку.

Я никак не мог подобрать подходящих слов от гнева, но Тимоти продолжал:

— Я не просто так вызвал тебя. У меня есть очень важная новость. Я нашел его. Нашел сволочь, лишившую меня отца. Сейчас он в Мэнсфилде, в гребаном Огайо. Переселился туда пару лет назад. Завязал со всем, ведет добропорядочную жизнь. Устроим ему сюрприз на Рождество, а? Если поедем сейчас, то успеем. Мы ведь все еще напарники?

Меня словно ледяной водой окатили. Впервые в жизни я испытал стыд. Я без раздумий оставил Снайпера ради прогулок с Лизой, но он не сердился на меня, был ко мне расположен и оказывал истинное доверие: предлагал разделить с ним трапезу отмщения, к которой он готовился долгие годы. Я быстро прикинул ситуацию. Лиза подождет. Пожалуй, это будет мое последнее убийство. Всего три дня — и я снова буду в Нью-Йорке. После этого мы разойдемся со Стэнтоном. Я сделаю Лизе предложение. И тем самым закончу свою карьеру вершителя судеб. Пора вершить свою собственную судьбу.

Мы спустились, сели в черный джип, припаркованный в узком проулке за автостоянкой. Снайпер нажал на газ, мотор взвыл, и машина рванула с места. Полуприкрыв глаза, я смотрел в окно на мелькающие вдоль дороги фонари. Когда начало светать, мы были уже далеко от Нью-Йорка. Стэнтон курил сигарету за сигаретой, ожесточенно вцепившись в руль и неотрывно глядя перед собой. Он молчал — это было на него не похоже. Интересно, о чем он думал? Представлял ли он, что будет с ним, когда его мечта исполнится? Будет ли его жизнь иметь смысл после этого? Вот в чем вопрос. Но Тимоти «Снайпер» Стэнтон не такой человек, как я. Он убивает людей, чтобы заглушить терзающую его изнутри боль утраты. Он свершит свою месть и успокоится. А успокоюсь ли я, если откажусь от своих идей?