— Не стоит, — тяжело дыша, сказал он. — Его уже не найти. Самим бы справиться.

Словно вся мировая скорбь обрушилась на них. Лечь на пол и умереть, свернувшись калачиком, представлялось самым лучшим вариантом.

— Это все наносное, — бормотал Гордон. — Наносное…

Рассудком он понимал, что растворившееся в воздухе содержимое сосуда оказывало на него психическое воздействие. Но душа его замирала, сворачивалась и разворачивалась, и он чувствовал каждое ее томительное движение. Все тщетно. Жизнь, смерть — только череда мелких событий в этом мелком мирке. Какая разница, быть или не быть. Все равно это не имеет значения. Все тлен и суета сует…

— Быстрее, — как сквозь вату услышал он голос Дэна. — Прочь!

И они с Коннором побежали как слепые, не разбирая дороги, каким-то чудом угодив в центральный проход, и только эхо последнего крика Дэна отражалось от стен: «Бегите!!!»

Они неслись, как сумасшедшие, по переходам и коридорам. Это был крайне неразумный поступок, но под влиянием эмоций воля их была подавлена настолько, что не оставляла возможности выбора. Инстинктивно они следовали самому простому желанию — избавиться от боли любым путем. Где-то на краю сознания Митчелл ловил проблески здравого смысла: состав атмосферы может измениться в любую минуту, а шлем снят; они могут потеряться в лабиринте; один член экипажа пропал без вести, второй умирает. Но он продолжал бежать, прижав руку к груди, словно хотел вырвать из нее сердце.

Неожиданно тускло зажглись фонари. Гордон вздрогнул: время в наручном приборе снова пошло, сдвинулось с мертвой точки. Скорее всего, оно было неверным, так что на него можно было не ориентироваться. Тоска немного отступила, даря смутную надежду. Однако воздух по-прежнему оставался воздухом, и когда они, не веря своим глазам, задыхаясь, выбежали из крайней левой дыры в комнату с обсидиановой дверью, содержание кислорода не изменилось.

Дверь была закрыта. Фил надел шлем и первым подошел к черной плите. Митчелл еще прилаживал соединение на шее, когда услышал чертыхания Коннора. Дверь упорно не открывалась от себя, а к себе открыть ее было просто невозможно — она полностью слилась со скалой, и не за что было уцепиться. Они толкали, царапали, пинали; но плита не поддавалась. Их замуровало заживо.

Выбившись из сил, командир и бортинженер опустились на землю, прислонившись спиной к двери. Фил медленно снял гермошлем, отключив подачу дыхательной смеси, и бросил его на пол. Голова его безвольно упала на грудь. Гордон тоже снял шлем и положил его рядом с собой. Так они просидели около часа, пока Коннор не нарушил молчание.

— Интересно, сколько трупов валяется там, в лабиринте?

— С чего ты взял, что там трупы? Мы ни одного не видели.

— Два уже точно есть. И скоро будет еще два. А как ты думаешь, откуда и почему шел радиосигнал? Отсюда и шел. Это был крик о помощи. Предсмертный вопль тех, кто застрял здесь так же, как и мы.

— Мы же не нашли никаких следов…

— Да? А накатанная дорога? Да сюда прямо паломничество со всей Галактики.

— Тогда снаружи должны были быть транспортные средства тех, кто прилетел…

— Мы до них не доехали. А может, их корабли выглядят по-иному.

— Фил, ты же никогда не был сторонником подобных теорий.

— Попав в определенные ситуации, невольно начинаешь в них верить.

Митчелл помолчал.

— Но ваза была цела по нашему приходу.

— Нам просто повезло, что мы смогли до нее добраться. Остальные сгинули в переходах, когда у них погас свет. Это ловушка, Гордон. Многоступенчатая ловушка. Когда-то некая раса запечатала здесь Нечто. Немыслимыми трудами запихнула Его в сосуд, отвезла подальше и спрятала в горе, окружила лабиринтом, закрыла дверью. Кто знает, что Оно такое. Но они сделали все возможное, чтобы это Нечто не коснулось никого. Благая цель! Но нашлись умники, которые — случайно или намеренно — влезли сюда, заблудились в лабиринте и начали подавать сигналы бедствия. Сигнал пойман, отправлен отряд на выяснение обстоятельств. Этот отряд прилетает, находит вход, идет в лабиринт, и все сначала. Мы тоже попались на эту удочку. Но на нас эта цепочка и кончится.

— Почему?

— Все наше радиооборудование осталось на корабле. И я считаю, это к лучшему. Поганый лабиринт вполне способен в одиночку уничтожить добрую часть разумной Вселенной. Тем более мы разбили вазу и выпустили Нечто. Как люди совести и долга, мы не позволим, чтобы сюда еще кто-нибудь вошел.

— Фил… Во-первых, я не собираюсь здесь умирать. Я хочу выбраться. Я хочу увидеть жену и сына, погреться в лучах земного солнца, посмотреть на голубое земное небо. И ты тоже вернешься назад. Во-вторых, если от нас долго не будет известий, за нами все равно поедут и рано или поздно найдут. Как мы убережем их?

Коннор схватился за голову. По всей видимости, у него снова начинался приступ.

— Голубое небо… я все это уже видел… так глупо. Все глупо, Митчелл… Попробуем оставить записку. Возможно, это их остановит.

Он включил наручную камеру и с перекошенным лицом принялся зачитывать отчет. Гордон встал и прошелся по пещере. Руна над дверью продолжала приковывать его внимание. Он вспомнил настенные изображения в зале с сосудом, и по телу пробежала дрожь. Несомненно, там был ключ к разгадке…

Фил Коннор закончил запись, поднялся и снял с пояса пистолет.

— Ты что творишь? — подскочил к нему Митчелл. — Мы обязательно выберемся, поверь! Рано отчаиваться, нужно пытаться до конца!

— Бесполезно, Гордон. Не обманывай себя. Я не хочу медленно умирать от голода и жажды, сойдя с ума. Я пока еще человек и погибну человеком. Иного выхода нет. Прощай.

Фил, не раздумывая, быстро сунул дуло пистолета себе в рот и выстрелил. Кровь брызнула на дверь и часть стены, обагрив вырезанный в скале символ. Тело мешком свалилось на пол, и одновременно с ним из недр горы раздался скрежещущий звук. Руна засветилась красным светом, и обсидиановая плита медленно сдвинулась с места. Со свистом внутрь начал заливаться углекислый газ наружной атмосферы. В глазах у Митчелла потемнело, но в последнюю секунду он все же успел надеть шлем и без сознания свалился на пороге головой наружу.

Капитан Гордон Митчелл резко проснулся и сел на кровати, обливаясь холодным потом. На полу лежала тень от жалюзи, освещаемых звездным сиянием. За стеной отсека мирно храпел Фил Коннор. Гордон включил свет, достал из тумбочки валиум, запил таблетку водой и лег обратно на постель, сжимая простыни мокрыми пальцами. Его трясло. «Давно мне не снились такие кошмары, — подумал он. — Какое облегчение, что это всего лишь сон. Команде не скажу — засмеют… Но все равно, надо завтра быть осторожнее». Успокаиваясь, он погрузился в мечты о грядущей встрече с семьей и вскоре снова забылся.

Что-то настойчиво пищало у левого уха. Митчелл похлопал рукой, чтобы выключить будильник, но сильно ушибся обо что-то большое и твердое. Он открыл глаза и в ужасе вскочил. Он стоял на пороге пещеры, ноги его были перепачканы кровью Коннора, а на запястье пищало и мигало предупреждение, что запасов воздуха осталось 2%!

Гордон метнул взгляд на выход из туннеля, светящийся вдалеке. Нет, его воздуха не хватит даже на то, чтобы одолеть половину этого пути. Слезы досады навернулись ему на глаза. Он спасся, выбрался из лабиринта, единственный оставшийся в живых из всего экипажа, а теперь умрет, просто потому что не сможет добежать до базы. И умрет очень скоро.

А может, это продолжение ночного кошмара, и стоит подождать, пока не кончится воздух? Тогда он сразу проснется. Но если не сон?..

Осталось 0,5% дыхательной смеси, и Гордон явственно ощутил нехватку кислорода. Он заметался по пещере, предчувствуя приближение агонии. Прав был Фил Коннор. Покончил с собой, пока еще был человеком. Пока еще был человеком… У Коннора остался воздух в баллонах!

Митчелл подбежал к телу. «Прости, Фил, — пробормотал он. — Но я хочу жить». Он набрал в легкие последние остатки воздуха и на лету переподключил баллоны. Датчик перестал пищать и показал 27%. Это было уже кое-что.