Несмотря на теплый день, огромный камин в парадном зале был разожжён. Большой стол был завален грудой доспехов, которые по комплектам раскладывали несколько человек. Были ли эти доспехи добыты шайкой в боях или они захватили их вместе с каким-нибудь обозом, неясно.
Но их наверняка хватило бы, чтобы снарядить небольшую армию. В своём роде это была большая ценность, потому что такая экипировка стоила немалых денег, и не все, даже потомственные рыцари, имели возможность заказать комплект для себя, коня и оруженосцев. Проходя мимо стола, сопровождаемый Верзилой, я заметил прекрасные доспехи, искусно украшенные, и даже инкрустированные драгоценными камнями. Где был их владелец, оставалось только догадываться. На любимом резном кресле Хозяина, чем-то похожем на трон, восседал теперь Сеньор. Он не сразу обернулся, хотя прекрасно слышал, что мы подошли. Сопение Верзилы можно было услышать даже в деревне. Сеньор заставил нас ждать, чтобы мы могли успеть преисполниться уважением к его персоне. Мы преисполнились, и он наконец повернулся.
– Кто такой? – спросил он кратко.
– Я, Господин, странствующий монах, претерпевший множество бед в одиноком скитании. Хотел бы служить Вам, если Вам будет угодно моё служение.
– Что ты можешь? – усмехнулся Сеньор. – Знаю я вашего брата, днём и мухи не обидят, как агнцы Божьи, а ночью хуже волков. Попадись вам на зубы и костей не останется, верно?
Со всех сторон послышался полный уважения, приглушённый смех.
– Я могу писать, читать, бухгалтерский счёт знаю, Господин.
– Так ведь я и проверить могу, любезный друг, но не дай Бог тебе соврать, я вранья никому не прощаю. И шкуру с живого содрать могу, – голос его звучал ровно, но видно было, что каждый из тех, кто находился в зале, знал цену этому спокойствию, потому что наступила полная тишина. Даже стало слышно, как потрескивает огонь в камине.
Несмотря на мою уверенность в каждом слове, я невольно почувствовал дрожь в коленях, и испарина выступила у меня на лбу. Несомненно, он обладал сильной волей и действовал на людей, как змея действует на лягушку.
– Я не вру, Господин, и Вы можете меня проверить.
«Эй, ты!» – сказал он моему провожатому: «Тащи-ка сюда вон тот сундук». – И он указал на большой сундук, окованный полосками железа. Тот с готовностью бросился исполнять приказание и, пыхтя, приволок его к ногам Сеньора. Достав связку ключей, Сеньор открыл крышку, порылся немного и достал большую книгу, в таком красивом переплёте, что у меня дух захватило, и приказал: «Читай!».
Вероятно, он истолковал моё онемение при виде книги, как проявление смущения, которое обычно сопутствует лжецам, когда их выводят на чистую воду. Его взгляд потемнел и брови нахмурились. Я раскрыл книгу. Она была на арабском языке! Я перевернул её, открыв с другой стороны, и начал читать. Он воскликнул:
– Что за чёрт! Ты что там читаешь?!
– Я читаю первые слова книги, предваряющие текст. Это молитва на арабском языке, восхваляющая Аллаха. Эта книга, Господин, написана на арабском языке.
Он посмотрел на меня с некоторым уважением. Но не сдавался. Я-то понимал, что в арабском языке он ни шиша не смыслит, а потерять лицо боится.
– Я и без тебя знаю, на каком языке эта книга. Ладно. Тогда садись и пиши!
Мне подсунули под нос лист филигранной бумаги. «Наверное, ограбили какой-нибудь богатый монастырь», – подумал я. Нашлась у них красивая серебряная чернильница и перья. Понятно, что тоже не в подарок получили. Я сел поудобнее и приготовился писать. Почувствовав себя в своей стихии, я тут же успокоился. И, обмакнув перо, выжидательно уставился на Сеньора. Но тут я понял, что он находится в затруднении. Лоб его наморщился, и он напряжённо задумался, потом сказал:
– Некогда мне сейчас с тобой разговаривать! А ну отведи его обратно, – приказал он стражнику.
– Я хотел бы попросить Вас, Господин.
– Что такое? – он посмотрел недовольно. Видимо, не любил, когда его просят.
– Там, в темнице, раненый рыцарь. Я хотел бы за ним ухаживать, если можно.
– Хорошо, разрешаю. Идите!
– Господин, но мне нужна для этого лечебная мазь, которую у меня отняли.
– Какая ещё мазь? Кто отнял?
– Лечебная мазь, которую я изготовил сам по старинным арабским манускриптам. Её отнял у меня один из Ваших воинов.
Видно было, как он налился желчью. Похоже, Сеньор любил все контролировать, чтобы мышь мимо его носа не пробежала, без разрешения. И он был прав, отлично понимая значение дисциплины. Под его рукой ходило множество головорезов, презиравших страх, и для которых не было ничего святого. Надо быть очень сильным человеком, чтобы удержать их в узде.
Он приказал позвать Тощего. Тот, запыхавшись, явился, вопросительно обводя всех глазами. И тут увидев меня, понял, что я рассказал Сеньору о том, что он отнял у меня мазь. Он моментально принял жалобно – заискивающий вид и почтительно приблизился.
– Вы звали меня, Сеньор?
– Что ты забрал у Монаха, Тощий? Покажи-ка мне.
Тощий задрал подол рубахи и, порывшись в холщовом мешке, привязанном к поясу, достал мою баночку с мазью. Протянул Сеньору. Тот взял её в руки и, открыв крышку, брезгливо принюхался.
– Что это? – спросил он, обращаясь ко мне.
– Это лечебная мазь, от которой быстро заживают раны, Сеньор. – Я и не заметил, как назвал его Сеньором.
Зато он заметил, и на лице его проскользнула тень честолюбия. Понятно, что этому человеку без льстецов не обойтись. Вот и сейчас Тощий, который давно уже понял это, вдруг быстро заговорил:
– Сеньор, вы добры и справедливы, как наш отец, а мы все ваши дети! Вооружившись вашим именем, я вступил в бой с врагами, и они тяжко ранили меня! А когда я попросил у этого пришлого монаха, поделиться частью своего лечебного бальзама, он отказал мне, смеясь в лицо и утверждая, что он предназначен для раненого рыцаря. Который, дескать, заслуживает помощи больше, чем я, ввиду своего высокого аристократического положения!
Тощий был неглуп и успел заметить, что Сеньор чувствует презрение к аристократам. Причину этого отношения Тощий не знал, но тонко уловил его неприязнь.
В Сеньоре боролись противоречивые чувства. С одной стороны, он должен держать сторону своих людей, с другой, он, вероятно, чувствовал, что от меня толку будет больше, чем от Тощего. Сеньор уже сменил свой статус с разбойника, пусть и атамана, на владельца замка. А это накладывало на него определённые обязанности, к тому же он хотел выглядеть справедливым, поэтому спросил:
– А что, эта мазь действительно такая целебная?
– Доброе действие этой мази, проверено мною множество раз, Сеньор, и раненый нуждается в ней. Иначе он умрёт, а это, вероятно, не входит в Ваши планы.
– Отдай мазь монаху. И не смей заниматься самоуправством, я этого не люблю.
Криво улыбнувшись, Тощий поспешил отдать мазь, при этом одарив меня взглядом, который дал мне понять, что так просто он мне это не забудет.
«Идите!» – махнул рукой Сеньор.
Я обернулся к Верзиле и уловил злорадный блеск в его глазах. Проследив его взгляд, я увидел, что он направлен на Тощего. Итак, у Верзилы тоже есть чувства, только непонятно, мог ли он говорить, потому что всё время молчал. Может быть, он был немой. Потому что вид у него был ненормальный.
Мы вернулись в подвал. Я сразу проследовал в клетку к раненому рыцарю. Двое других проводили меня взглядами из глубины своих клеток. Он не спал, но и не был в сознании. Смазав его раны мазью ещё раз, я заметил, что кровь не останавливается. Я поменял повязку и присел рядом с ним. Опыта по уходу за больными мне было не занимать. Поэтому я собирался побороться за его жизнь, если его Ангел-Хранитель будет со мной заодно.
Я проголодался, как зверь. Я с утра почти ничего не ел, надеясь наесться в замке, когда вернусь. Но планы круто поменялись, а я так и остался голодным. Не успел я подумать об этом, как пришёл мужик-сторож и принёс еду и воду всем, включая меня. Я мысленно назвал его ангелом и готов был расцеловать.
