На барной стойке стоит старый магнитофон. Играет музыка. Группа «Воровайки».
Посетителей немного. В основном это жлобы. Некоторые сидят с друзьями, – пиво пьют, шашлык едят. Кто-то пришёл с семьями. Они тоже пьют пиво.
Сажусь за дальний столик. Там меня уже ждут.
Мой респондент – молодая девушка. Красивая, милая, немного упитанная. Скоро ей исполнится двадцать лет.
Она вполне начитанна, эрудированна. У неё грамотная речь. Девушка хорошо владеет английским, знает испанский и новогреческий. Тем не менее, она не закончила даже девять классов.
Сейчас она живёт у своего знакомого и зарабатывает на жизнь воровством. Друзья зовут её Моль. Но вообще у неё много кличек.
– Моя мама работала на заводе. Отец был милиционер. Он сильно пил, часто избивал мать. Потом с ним произошёл несчастный случай, и он умер.
Девушка хитро улыбается и подмигивает.
– Мы жили бедно. Когда отец скончался, стало совсем тяжело. Мать работала две смены подряд. Она очень уставала и всегда приходила домой поздно.
Она часто плакала и говорила мне: «Доча, я уже свою жизнь угробила, – пусть хотя бы у тебя жизнь нормально сложится!».
Меня с детства таскали по кружкам, по секциям. Мама хотела, чтоб я была образованной. В началке я хорошо училась, – на одни пятёрки практически. Я тогда археологом мечтала стать. Посещала археологический кружок, ездила пару раз на раскопки.
Но потом всё покатилось…
– В средней школе я стала тусоваться с плохими ребятами. С теми, с кем родители обычно запрещают дружить. Мы проводили много времени вместе: лазили по пустырям, по заброшкам… Вместе ездили за город. Даже в соседние регионы на электричках уезжали: в Тверскую область, во Владимирскую…
Часто мы тусили в Ховринке. Там тогда был большой сквот. Кто там только не собирался: беспризорники, дети, которые из детдома сбежали, просто дети алкашей, пьяницы всякие, маргиналы, панки… Почти все воровали. Многие бухали, употребляли наркотики.
Я тоже со временем научилась воровать. Одно время я принимала наркотики… Амфетамин. Потом бросила. Бухать я так и не начала. Отец у меня много пил. От этого у меня с детства стойкое отвращение к пьянству выработалось.
Постепенно девушка совсем забросила учёбу. Школу она посещала всё реже и реже. Отношения с учителями и одноклассниками портились.
– Учителя не любили меня, потому что я часто прогуливала и никогда не делала домашку. Особенно меня математичка невзлюбила. С ней у меня был долгий конфликт.
В восьмом классе девушка ушла на домашнее обучение.
– С этого момента я практически перестала заниматься. До этого я ещё что-то делала по программе, а после уже ничего. К учебнику алгебры я за целый год так и не притронулась.
Экзамены за восьмой класс она не сдала. Девушка завалила контрольные по алгебре, геометрии, физике и химии. Тем не менее, в девятый класс её перевели.
Возможно, человек, учившийся в Советском Союзе, удивится этому. На самом деле в этом ничего удивительного нет. В современной России неуспевающих учеников почти никогда не оставляют на второй год. Напротив, их стараются во что бы то ни стало пропихнуть в следующий класс. Всё для того, чтобы человек поскорее закончил школу.
Если школа оставляет своих учеников на второй год, – ей сокращают финансирование.
Имеется тут и дисциплинарная составляющая. Двоечники, прогульщики и хулиганы очень портят статистику. Чем быстрее такие уйдут из школы, – тем лучше для учебного заведения. Поэтому педагоги сейчас делают всё для того, чтобы неуспевающие ученики не задерживались в школе.
В девятом классе девушка продолжала числиться в школе как находящаяся на домашнем обучении.
– На самом деле к тому времени я окончательно забила на школу. Я должна была приходить туда на каникулах писать контрольные. Я этого не делала. Мне звонили, я не отвечала. На ОГЭ я просто не пошла. Так и осталась без аттестата об неполном среднем образовании.
Мама потом рассказывала, что к нам домой приходили люди из школы и из полиции. Из опеки приходили тоже. Спрашивали, где я, когда буду писать экзамен и всё такое прочее.
Я к тому времени уже не жила дома. За год до этого я переехала к своему парню. Потом поругалась с ним, перебралась к друзьям за город. Они жили на полуразвалившийся даче в Тульской области. Потом оттуда я вернулась в Москву, но дома не жила.
Полицейские так и ходили домой к матери. Это продолжалось где-то год. Потом они забыли про нас.
Как ни странно, при всём при этом девушка не опустилась в моральном отношении: не начала бухать, не занялась проституцией. Она продолжала читать книги и рисовать.
– Люблю Хаксли, Оруэлла, Ницше… Бодлера очень уважаю. Знаешь, есть ещё такая самурайская книга – «Сокрытое в листве». Она мне тоже очень нравится…
Девушка часто рисует в блокноте, иногда пишет к рисункам стихи.
– Я люблю аниме. Мне нравится «Чёрная лагуна», «Эхо террора», «91 день»…
Сейчас Моль живёт в Москве вместе со своим молодым человеком. Вместе они воруют в магазинах, крадут сумки на железнодорожных вокзалах.
– Как-то раз мы ночью влезли на склад алкогольного магазина. Забрали десяток языков с ромом и виски. Алкоголь продали, на деньги купили мне новое платье. Оно на мне сейчас.
Красивое ситцевое платье в цветочек. Сшито под старину. Такие платья у нас носили в пятидесятые годы.
Спрашиваю про политические взгляды.
– Я анархо-индивидуалистка. Думаю только о себе. Больше ни о ком не думаю, – даже о матери. Я бы хотела, чтоб в России была анархия. Не такая, как об этом всякие хипстеры рассуждают, – всё эти коммуны, кооперативы, самоуправление… Бр-р-р… Тошнит меня от этого прямо. Я хочу, чтоб у нас настоящая анархия была. Такая, чтоб всё раздолбать к чертям и чтоб каждый мог делать что захочется. Вот это была бы настоящая анархия!
К «воровской идее» Моль относится равнодушно.
– Всё эти зэки, «понятия», «тюрьма – дом родной» как по мне – бред полный. Ну кто в здравом уме будет считать тюрьму родным домом?!
Или отношение к геям. Это же дикость, варварство. Такого быть не должно.
Я не знаю, кто на это ведётся. Пожалуй, только мальчишки из неблагополучных регионов. У них нет нормального образования. Они ничего в своей жизни не видели, – а бандиты им лапшу на уши вешают.
Честно скажу: я с ауешниками вживую не встречалась! Не мой круг общения. У меня много знакомых фриков: воры, наркоманы, сатанисты, сектанты всякие, геи, лесбиянки, оффники, сорокалетние бухие панки… Но вот блатных среди моих друзей нет.