Проходит время. А потом еще и еще. Когда время, похоже, ушло уже совсем, оставив меня совершенно одну, забыв в этой кромешной темноте, мне удается высунуть наружу мизинец. Как я это понимаю? Очень просто: после нескончаемого шелка подушек даже мимолетная пауза в ощущениях действует как ведро холодной воды. Наружу! Выбраться можно! У меня ломит руки, сводит лопатки, крутит ноги, тело не хочет шевелить и волоском – но я прыгаю, гребу, извиваюсь и выныриваю наружу. Наружу!

Под руками белый песок, я впиваюсь в него пальцами и выползаю, вытягиваю себя на берег. Пустынный, тихий, как выброшенная кость. Здесь тоже нет ничего: песок уходит вдаль, насколько хватает глаз, пока не обрезается полотном черного неба. Нет ни звездочки, ни луны, но я все равно все вижу. Ветра тоже нет. И звуков нет. Ничем не пахнет. Я встаю – совершенно беззвучно – и оборачиваюсь. Что же это было, откуда мне удалось выбраться? Я ожидаю увидеть море подушек – но вижу настоящее море, черное, спокойное, мерно набегающее на песок и отступающее восвояси.

Я отчего-то знаю, что мне нельзя здесь оставаться и нужно уходить. Путь один – от берега. Я поворачиваюсь, чтобы начать свое путешествие, – и замираю.

Передо мной в воздухе висят прямоугольники зеркал, словно вырезанные в самом пространстве окна в другой мир. Целый лес зеркал. Они медленно поворачиваются и поблескивают, сами по себе. Я делаю шаг к ближайшему зеркалу – и колени у меня подкашиваются, я падаю на песок: в зеркале не просто мое отражение, а я с маменькой и сестрицей, они стоят у меня за спиной, их руки у меня на плечах, поправляют мне волосы, они улыбаются и что-то говорят, но я не слышу. Оглядываюсь: ничего и никого, все тот же обглоданный морем берег, все та же черная вода за ним.

Я снова поднимаюсь, но в этом зеркале уже не вижу ничего: оно погасло, как будто по ту сторону кто-то бессердечный задул свечу. Я иду к другому зеркалу и нахожу в нем милые образы, они по-прежнему со мной, хоть я и не вижу их за спиной и не ощущаю их прикосновений. Но стоит мне коснуться холодной поверхности, как и это зеркало гаснет и оставляет меня одну.

Зеркало за зеркалом, я бреду по лабиринту утраченных надежд, от стекляшки к стекляшке, и вечно теряю то, что ищу.

Вдруг все зеркала разом вспыхивают, ослепляют меня, а когда я открываю глаза, они висят черные, как то безмолвное море, и больше не двигаются. Из-за одного из них выступает мой спаситель.

– Может, пора покончить с этим? Это в ваших силах, принцесса.

– О чем вы?

– Сделать отражение явью. Помните, о чем мы говорили на мосту?

– На мосту? На каком мосту?

Зеркало передо мной вспыхивает, но показывает мне не отражение, а скамейку в парке и на ней…

– Я могу вернуть их вам. – Вкрадчивый голос из-за моего плеча напоминает, что мир не остановился, как мне показалось. – У вас снова будет семья. Неразрушенная, неразлученная. То, о чем вы так тосковали, мечтали, молились. Но боги мертвы, ваше высочество. А те, что еще дышат, оглохли от старости. Я же могу вернуть вам сестру и маму.

Я боюсь оторвать взгляд от до боли любимых лиц, боюсь, что, стоит мне лишь моргнуть, как они тотчас же растворятся в полуденном мареве, и останется лишь пустая скамейка и пустой парк, а потом зеркало снова погаснет, и останется этот пустой мир, лишенный всякого смысла.

– Вы можете вернуть их… но как? – Я боюсь поверить его словам, боюсь впустить в сердце надежду.

– Заботы о том, как это сделать, оставьте мне. Вас должен интересовать результат. Он вас не разочарует, уверяю. Это моя специализация, обманывать смерть и возвращать жизнь.

Его слова пугают меня, в животе возникает неприятное леденящее чувство, по всей коже с ног до головы бегут мурашки, будто меня вытолкнули на мороз. Я нахожу в себе смелость отвести взгляд от любимых, близких, родных и посмотреть на моего спасителя, который предлагает мне еще одну услугу. Посмотреть – и, как обычно, не увидеть. Ведь он по-прежнему лишь силуэт на самом краю видимого мира. И впервые я задаюсь вопросом: кто же он? Но озвучиваю другой:

– Зачем вам это? Почему вы хотите помочь мне?

– Потому что это в моей власти. – Теперь он говорит без улыбки в голосе, без вежливой мягкости и без сахарной глазури. Это пугает меня еще больше. – Потому что я люблю это. Потому что у вас есть то, что я хочу. И еще потому, что, когда к тебе сами приходят и сами все дают, я не дурак отказываться.

Я не знаю, какие у него глаза, но чувствую, как они прожигают во мне дыру.

– Что вы хотите от меня?

Он вскидывает руки, как будто это очевидно, или, быть может, просто от нетерпения.

– Сердце, принцесса. Ваше сердце. Когда вы отдадите его мне?

В первый миг я опешиваю, даже делаю шаг назад. Но потом понимаю смысл его слов и не могу удержаться от смеха.

– О Восемь, так вы охотитесь за моим сердцем? Ха-ха-ха! Простите меня, прошу вас, но это так неожиданно и так совершенно изумительно! Мы с вами не успели и чаю вместе выпить, а вы уже влюбились в меня? Я польщена!

Я продолжаю смеяться, и смеюсь, и смеюсь. Из глаз уже идут слезы, сводит живот, я обнимаю себя и все смеюсь.

Он просто смотрит на меня и молчит. Со всех сторон мелкий треск, зеркала лопаются на мириады осколков, которые остаются висеть в воздухе почти на своих же местах и покачиваются словно на невидимых нитках.

– Кто вы? – спрашивает он тихо и делает шаг ко мне.

Я делаю шаг назад.

– Простите?

– Кто вы?

Он продолжает наступать, а я продолжаю пятиться между разбитыми зеркалами.

– Я не по…

– Я спрашиваю: кто вы такая? Вы смеетесь надо мной так, будто можете себе это позволить. Но вы не можете. Разве вы сильнее меня? Я могу разломить вас изнутри лишь отголоском мысли. Разве вы умнее меня? Вы ведете себя опрометчиво и глупо – в конце концов, вы же пришли сюда. Почему вы молчите? Вам больше не смешно?

Я пытаюсь вымолвить слова извинений, но вдруг он начинает хохотать, громко и свободно. Эхо этого смеха отражается от зеркал и усиливается стократно, сбивая меня с ног, заставляя зажать уши и зажмуриться.

– Влюбился! – восклицает он с сарказмом. – Ваши выводы и удручают, и забавляют. Вы бесподобны, ваше высочество, правда. Это потрясающе. Я бы сам такое не выдумал. Но мне не нужна ваша любовь, а только лишь сердце. Без поэзии и без фантазий. – Он взмахивает рукой и указывает на меня пальцем. – Знаете, просто орган у вас в груди.

На меня спускается туча холода и жути, я прикрываю сердце рукой и отступаю.

– Что вы такое говорите… Я вас не понимаю, право…

– Анелин, Анелин. – Он словно убаюкивает меня. – Обещаю, вам нечего бояться. Не будет боли, не будет страданий. Разве не этого вы так долго хотели? Свою семью обратно.

– Не приближайтесь.

Он разводит руками:

– Я не могу не приближаться. Я слишком долго ждал. Поверьте, я бы и сам предпочел оставить вас в покое, но не могу себе этого позволить. Понимаете, вы мне нужны. Вернее, ваша часть.

Из меня вырывается сдавленный крик, и я бросаюсь бежать, но он хватает меня за плечи, разворачивает к себе, я пытаюсь вырваться, его хватка сильна, так сильна, я смотрю в отчаянии по сторонам, ищу родных по ту сторону зеркала, но все зеркала разбиты и разломаны, и некому меня спасти от моего спасителя, некому увидеть, как его пальцы впиваются в мою кожу.

– Хватит бегать, Анелин! – кричит он мне в лицо. – Это все пустое. Вам некуда бежать от меня: я уже здесь. Так перестаньте сопротивляться и покоритесь!

Его дыхание так близко на моем лице, шее, оно обжигает меня, словно открытая печь. Это сон, это сон, твержу я себе. Это сон, всего лишь сон…

– Как вы не поймете? Вам будет только лучше. Я возьму ваше сердце, уже поношенное за шестнадцать лет, а вам дам совсем новое, оно будет даже лучше. Я сделаю его специально для вас. Не волнуйтесь, я знаю в этом толк. А потом…

Нестерпимый жар, моя кожа кричит от боли… Сон, всего лишь сон, это сон, это сон, это сон, только сон, и больше ничего. Я слышу голос Внутренней Ане и вспоминаю, что это мой сон.