Ну, Лев Николаевич, возможно, обиделся на эпиграмму, написанную Некрасовым на «Анну Каренину»:
Толстой, ты доказал с терпеньем и талантом,
Что женщине не следует гулять —
Не с камер-юнкером, не с флигель-адъютантом,
Когда она жена и мать.
(Автору «Анны Карениной»)
Шучу, конечно. Вспомним другие слова Толстого: «В нем (Некрасове – авт.) не было лицемерия». Сам Лев Николаевич, как известно, совершил в конце своей жизни «уход» от сытости, графства и лицемерия. Некрасов «уходил» всю жизнь через безжалостные муки совести, покаянье:
Не придумать им казни мучительней
Той, которую в сердце ношу.
(«Рыцарь на час»)
Эти духовные муки переросли в физические. Есть известный портрет Ивана Крамского, изображающий умирающего поэта. Удивительно: глаза страдальческие, но добрые. «Умирающий Некрасов и со многими другими заводил свои затрудненные, оправдательно-покаянные разговоры, – вспоминает Николай Михайловский. – …было… последнее желание раскрыть тайну…жизни. Но умирающий… не мог ни другим рассказать, ни себе уяснить…смесь добра и зла… Я не видел более тяжкой работы совести…»[54]
Не есть ли это наилучший портрет всего нашего народа – святого и грешного? Народа, с которым так крепко был слит своим золотым сердцем Николай Алексеевич. С которым в божьем храме шептал невольно: «Милуй народ и друзей его, Боже!» («Молебен»). И замечал при этом то, что видели далеко не все. Быть может, с моей стороны это слишком смело, но скажу: для Некрасова божий храм – это вовсе не прибежище «раздавленных жизнью», а что-то такое, где особо проявляется гражданское чувство человека.
«Редко я в нем (народе – авт.) настроение строже и сокрушенней видал!» («Молебен»), – восклицает поэт, глядя на жарко молящихся в церкви людей, собранных вместе «суровым», «строгим», «властным» гулом колокола.
… «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан»…
Вот! Какой же созидательной активностью должен обладать гражданин. Как нужно действовать ему, чтобы «свободной, гордой и счастливой увидеть родину свою», говорить не станем. Об этом писано-переписано. Да и наделано немало.
«Наделано» столько, что вновь, как говорится в стихах: «над Волгой кружится беда». И «кони все скачут и скачут». И «избы горят и горят» (Н. Коржавин).
Да. Горят избы. Зарастают бурьяном и дуролесьем пажити. Сиротеет земля. Земля божья – говорит русский народ. А это значит общая, свободная. Вот бы нам сейчас вернуть Некрасова-то, прекрасно понимавшего толк во всех реформах и преобразованиях, идущих, спущенных сверху. «Сверху» – не от Бога, а от власти: «Ум человеческий гибок и тонок», – писал поэт и горько вздыхал, зная, что, – вместо цепей крепостных, люди придумали много иных («Свобода»).
Придумали! И еще какие. И стало вот (наблюдаем ныне):
Грош у новейших господ
Выше стыда и закона;
Нынче тоскует лишь тот,
Кто не украл миллиона.
Верно…
Горе! Горе! Хищник смелый
Ворвался в толпу!
Где же Руси неумелой
Выдержать борьбу.
Повторяется, увы, история:
Плутократ, как караульный,
Станет на часах.
И пойдет грабеж огульный.
И случится крррах!
(«Современники»)
Но, коль история повторяется, то и Некрасов вернется, средь «жестоких страстей разнузданных» оживут голоса «честных», «доблестно павших». И заступится наконец-то за них, чего так жаждал Николай Алексеевич, страна родная. Защитит от тех, кто «камень в сердце русское бросает».
Хотел, очень хотел этого страдалец Некрасов, взывая: «Заступись, страна моя родная! Дай отпор!…» («Приговор»). И тут же сокрушенно констатировал: «Но Родина молчит…».
Эх: «Чему бы жизнь нас не учила, но сердце верит в чудеса» – это Тютчев, правда, сказал. Но поэт, открытый именно Некрасовым. Понимаю, верить в чудеса лишь – наивно. Тогда уж точно: рай земной так и останется на фарфоровых чашках. Но есть, есть подвижки. Кое-кто из «караульных» уже сидит в остроге. И вообще «не верь, чтоб вовсе пали люди; не умер Бог в сердцах людей» («Поэт и гражданин»). Это Некрасов заявляет, не я. В соработничестве со Всевышним непременно одолеем мы века злого норов. Соединив мечту с действием.
Взгляни: в осколки твердый камень
Убогий труженик дробит.
А из-под молота летит
И брызжет сам собою пламень!
(«Поэт и гражданин»)
…Потрясающе! Целенаправляюще! Не правда ли…
Этим некрасовским мощным аккордом в честь великого труженика – истинного, а не витийствующего гражданина Отечества, пожалуй, можно и завершить небольшой очерк в память о великом русском поэте, патриоте, гражданине.
10 декабря 2016 г.
«Как живой с живыми говоря»
К 120-летию со дня рождения В.В. Маяковского
«Атакующий» – известный отзыв И.В. Сталина о В.В. Маяковском, – он был и остаётся лучшим, талантливейшим поэтом советской эпохи. Эти слова послужили для некоторых «матерых» исследователей нынешнего общества, раздираемого противоречиями, как социальными, так и идеологическими, основанием считать: Маяковский советским вождем был внедрен в литературу и сознание граждан насильно, как картофель при Екатерине. (Кстати, картофель-то очень здорово прижился у нас и стал основой национальных блюд, – авт.)
А между тем Сталин прав, как никто. Маяковский – поэт. «Этим и интересен» – гордо заявлял сам Владимир Владимирович. И нет в литературе, искусстве других измерений ценности того или иного художника, кроме всепокоряющей гениальности или просто – таланта. И воображения.
Маяковский – поэт советской эпохи, «фигура исполинского масштаба, – говорил о нем другой гений того же непростого времени С.А. Есенин. – Его не сбросишь с корабля современности… Всему может придать блеск». А как вам такое заявление противника: «Ляжет (В.В., – авт.) в литературе бревном, и многие об него споткнутся и ноги себе переломают»[55].
А ведь верно, многие пытались по «лесенке Маяковского» забраться «в выси, – падали, ломали ноги». То, что делал Владимир Владимирович, неподражаемо, талантливо и, главное, искренно! «А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб?» («А вы могли бы»).
Советской эпохе можно лишь позавидовать, что она имела такого певца. А может, и эпоха была такой завидной, что могла породить такого исполина…
Стиль, созданный поэтом, его импульсивная манера подачи, его харизма, даже сам его голос побуждают нас вновь обращаться к творчеству Маяковского. И не по прошлым идеологическим соображениям, а именно по его художественному поэтическому языку стихи Маяковского стали так популярны в то время и актуальны сегодня. Сильный критик, пиармен «окон РОСТа» – труднейшего периода становления молодого государства с совершенно новыми задачами, активист и пропагандист, своими откровенными, порою и хлесткими стихами он формировал общественное мнение, неся его в массы доступными для понимания формами.