Стук в дверь. Я у Воспитателя:
Эй, Воспитатель! За дверью моя мама!
Я пришла раньше! Зову к чаю…
Мой Воспитатель набрасывает на меня
Мамину верблюжью шаль —
Морозу лишь секунда – из двери в дверь,
И наша келья!
Гостеприимный сбитый отцом стол…
Тикают часы
С кукушкой – ленивой, но любимой…
Слышно – кипит чайник…
Мать кладёт мне подогретую утреннюю кашу.
Ложку рыбьего жира! Открой рот!
Сейчас! Потом будет мой сюрприз!
Фу! Скорей налей мне чаю!
Как люблю я сахарин, размешиваю три порции,
Кручу ложку, касаясь стенок чашки – чашка поет…
Отвлечь может только благоухающий сюрприз:
На сковородке шкварчат оладьи.
Мне удалось достать муки!
Молча жую. Я и мой желудок радуются.
О мой бог! (О нет! Я атеист!)
Опять их бесконечная беседа!
Пусть поговорят!
И они говорят-говорят-говорят…
О! Мой Воспитатель
Вспоминает
Какой-то древний эпизод!
О мой бог! Люди жили так давно?
Мне всё равно…
Моя жизнь ребёнка – бесконечна…
Но может он что-то
Интересное расскажет?
Но как понять, как разобрать, что он скажет?
1923-й год? Это же почти двадцать
Лет назад?
Да, Люба! Приехал к вам… И как сейчас
В карманах пусто – в Ленинграде… И, конечно, дождь
В этой Колыбели пролетарской революции…
И не как турист-капиталист – голодный, бедный,
За плечами ранец…
Мой Воспитатель улыбается,
Мама смотрит на него, не удивляясь…
И знаешь, Люба, даже не было зонта…
Такой я недотёпа-иностранец.
Но смешная плетёная корзина мной была взята…
Я был таким всегда…
Нет… Не всегда, наш добрый Пусенька…
Финский вокзал. Людей немного.
И всё не как в моей Европе. И моё сердце билось
По-другому под проливным дождём…
Я уже на Невском! Люди бегут спешат…
Промок до нитки.
Остановился – гигантская афиша!
Ярчайшие большие буквы!
Изучаю…
И русский я не выучил! Ваш недотёпа!
С трудом читаю —
Кабинет доктора Калигари!
О! Назубок я Калигари знаю!
Ура! Я там, где надо быть! Мой экспрессионизм!
И, о! Моя архитектура —
Арт-деко – Кинотеатр Пикадилли!
Моя религия – мой оптимизм!
Я помню, Пусенька!
Потом он назывался «Эрос». Я в нём смотрела
«Поцелуй» – с Мэри Пикфорд…
Такой смешной был фильм…
О, Любочка, безобразие страны СССР!
В прокате был без разрешения звёзд!
Наконец меня он замечает:
Владимир, ты, что? Уснул?
Кто? Я? Да, хочу спать…
Могу уйти…Я знаю, где моя кровать…
Мама очнулась от Воспитателя рассказа…
Ты кашу не доел, допей хоть молоко
И на кровать.
Да Люба! Пару слов о том, как я стал Кинемато —
Графистом в Пикадилли…
Рассказ о том, как Воспитатель стал
Кинематографистом пропал —
Я уже устал…
Последние слова, которые услышал:
Я вошёл в широко
Распахнутые двери Пикадилли…
И засыпал я с рифмой:
Пикадилли – Крокодили…
Пикадилли – Крокодили,
Пикадилли – Крокодили…
Утро. Мама укутала меня
Своей казахской шалью,
Открыла нашу дверь —
Мой Воспитатель
Стоял уже в дверном проёме своего отсека,
Завёрнутый в свой странный иностранный шарф:
Доброе утро, Пусенька! Простите, сегодня
Я вернусь попозже… Так благодарна Вам!
За нами дверь Пусеньки закрылась.
Дядя Евгений! Я так рад, что у тебя
Профессия лентяя…
Ты сам не знаешь, как тебе везёт! Ты даже
Не представляешь, что нормальные мужчины весь день
Работают в поле, на заводе…
Проходи, Владимир!
Ты с самого утра много говоришь…
Когда вырасту – конечно, буду я рабочим,
Как все советские мужчины. А ты?
Ты просто лежебока,
Как я завидую тебе!
О чем ты? Ради Бога!
Сядь рядом – на мою кровать…
Бери эту пастель
И пусть твои фантазии
Унесут тебя подальше
От твоего утреннего безобразия…
У всех труд – от заката до рассвета.
Мама уходит позже – у неё ребёнок этот…
И ей разрешено это…
Сядь! Владимир!
Зачем сравнение со мной?
Подойди к столу!
Ты слышишь?
Садись, рисуй свои фантазии пастелью!
Но – дядя Евгений! Ты же спишь долго, как я,
А иногда и дольше!
Твоя профессия – это твои рисунки!
О, господи, и это для мужчины!
Ребёнок! Тебе ещё пастели?
Я закончу эскиз и подойду к тебе —
Что ты нарисовал?
Как хорошо тебе бездельничать!
Вот, как сейчас – ты уселся
И развлекаешься красивыми цветами всех пастелей!
Если такую жизнь человек ведёт —
Он становится лентяем.
Что ты сказал?
Тебе нужна ещё пастель?
Владимир! Зачем ты встал?
Ты хочешь писать?
Горшок под кроватью.
Достать?
Я хочу стать таким
Как ты – мой Воспитатель!
Делать, что ты называешь своей работой —
То есть всего лишь рисовать…
НУ вот последний твой эскиз!
Очередная юрта! Уютный Казахстан! Ты знаешь,
Мне кажется, Пусенька – то есть дядя Евгений,
Тебе надо нарисовать ещё автомобиль!
Автомобиль?
Но почему?
Владимир, сядь!
Дай мне закончить рисунок!
Садись, пожалуйста!
Да. Автомобиль! Или много автомобилей…
А может даже грузовик!
И они мчатся по степи! И чемоданы…
Чемоданы легче рисовать!
И ещё самолёт…
О, Владимир! У времени есть крылья!
Время летит, как птица!
Не мешай мне работать!
Уже темнеет?
Включи свет!
Спасибо, непоседливый ребёнок…
А теперь расставим наше творчество
На кровати вдоль стены —
Мои юрты —
С казахскими детьми!
Затем с вербдлюдами и лошадьми!
И твою красную мчащуюся технику войны!
Воспитатель вымыл измазанные пастелью руки…
Самокрутка свисала изо рта…
Владимир, хочешь тоже покурить?
Он скрутил мне папироску из газетного обрывка,
Насыпал табака, который крошки хлеба…
Достаточно? Ведь крепкий табачок…
Отлично! Спасибо, товарищ Воспитатель!
Двое мужчин сидят и курят.
Стук в дверь. И я кричу!
О! Поздравляю, Пусенька!
Потрясающие сделаны работы!
Это то, что заказано?
Да – они ждут мои эскизы.
Вчера пришло письмо. Так удивился…
Мой близкий друг – Москвин. Наш кинооператор.
Поздравляю!
Иногда сквозь тучи
В Казахстане проглядывает солнце…
Любочка, настоящие друзья —
Они на всю жизнь…
Мои друзья! Опять тот мой Пикадилли!
Они со мной…
Может, помнишь фильм «Октябрина»?
«Октябрина»? Известная картина?
Нет… Просто моё советское начало в Пикадилли!
«Пикадилли? А! Вы встретили своих там трёх
Будущих коллег. Тот 1923-й год?
Похождения Октябрины – наша проба!
Такой был дурной фильм!
Гриша – такой шустрый! Активный человек!
Настоящий нэпман! Тогда Ленин еще был жив!
Наша надежда, что победит революционный
Авангард в России…
И эта дура – Октябрина —
Наше ленинградское начало после шока от
Калигари в Пикадилли!
Два гиперактивных друга: Гриша, Лёня!
В них жила та же зараза – немецкий Экспрессионизм!
Они создали ФЭКС —
Фабрику Эксцентрического Актёра!
Спустя неделю, я с деньгами…Купил нэпмановский
Костюм и выглядел как настоящий кинематографист!
Такое начало, Любочка!
Октябрина? Нет, Пусенька, не помню…
Это короткометражка —
Всего 25 минут…
Сколько они будут говорить?
Уже вечер!
Говорят и говорят без остановки.
В моём животе пусто…
Даже не выросла капуста…
Никакой еды с утра!
Октябрина, Октябрина!
Мой стишок от голода —
Почти кричу:
Октябрина, Октябрина
Я голодная детина,
Я ребёнок – не скотина,
Ничего ещё не ел,
С моих утренних похмел….
Сейчас что-нибудь приготовлю!
Поешьте с нами, Пусенька?
Нет, Любочка, спасибо. Поужинаю
У Анны Семёновны – Я обещал.
Мы вышли
Из пусенькиной камеры…
Я ем ещё не остывшую манную кашу…
Пусенькина фантазия во мне:
Октябрина Октябрина украинская девчина!
Успокойся! Это имя от нашего Октября!
Что? Это не сказал нам Воспитатель…
Изображаю храп и думаю во сне,
Кто обо мне заботится? Только мама?
А о Грише и Лёне в Ленинграде?
(Когда я научился читать,
Прочитал где-то:
«Григорий Козинцев и Леонид Трауберг были
Не на много старше нас —
Принятых абитуриентов,
Но уже многое сделали в кино…»
Что это? Где я прочитал?)
Украина – Октябрина… Х-х-р-р…
Ну нет же! Наш Октябрь! Спи!
И приснилось:
Советская Россия, начало 1920-х годов, эпоха НЭПа. Комсомолка Октябрина работает управдом и выселяет на крышу нэпмана за злостную неуплату арендной платы. Там нэпман откупоривает бутылку пива, из которой магическим образом появляется новый персонаж – Пуанкаре. Замечу в скобках, что Пуанкаре был премьер-министром Франции, который был ярым противником советской России. Пуанкаре и нэпман решают ограбить Госбанк СССР, но Октябрина разрушает их планы с помощью товарищей комсомольцев и современных технических чудес. Эксцентричное действие этой немой картины происходило на куполе Исаакиевского собора в Петербурге, на крышах домов, и его даже снимали с аэроплана.
