Глава 23. Авария

  Идию показалось, что отец его в чём-то прав. Только он не думал, что у него что-то не в порядке с сексуальной ориентацией, к тому же, он любит Анжелу, а вот последнее... Но Идий не считал себя садистом, и это слово ему не нравилось. Идий почувствовал некоторую неловкость от того, что собственный отец назвал его садистом. Впрочем, Идия это мало беспокоило. Он даже был доволен, что отец так отзывается о нём, это вызывало в нём улыбку. Он никогда не любил играть роль идеального сына, а ему всё время приходилось это делать. Может быть, именно поэтому то, что Идий сейчас разочаровывал своих родителей, доставляло ему удовольствие? Ведь он поступал по своему и уже перестал казаться таким уж идеальным: послушным, добрым, тихим и любящим сыном.

  - Идий уже знает, что ты прочёл его дневник? - спросила Мая.

  - Нет, вряд ли. Но скоро узнается: это же его потребность!

  - Не знаю даже... - сомневалась Мая. - Но в любом случае, я не хочу, чтобы Идий узнал, что мы читали его дневник. Ты мог бы вернуть ему дневник обратно так же тихо, как забрал?

  - Нет. Я не собираюсь этого делать.

  - Это нужно сделать.

  - Зачем? Не считаешь ли ты, что стоит об этом с ним настоятельно поговорить? Я уверен, что сейчас он уже рыщет во всей комнате в поиске дневника. По-моему, он и дня прожить не может без того, чтобы пописать эту гадость.

  - Может быть, и стоит... - ответила Мая, недолго думая.

  - Знаешь, что я думаю, Мая.

  - Что?

  - Завтра у Идия день рожденья. Нужно повезти его на дачу, пусть отдохнёт немного, развеется. А там и поговорим. Не стоит сегодня заводить разговор на эту тему.

  - Хорошо, - согласилась Мая. - А что мне делать с дневником?

  - Почитай. Ты же хотела.

  - Да, и сейчас хочу.

  Они некоторое время помолчали. Мая пролистывала страницы дневника Идия и о чём-то думала, потом она сказала:

  - И всё же я считаю, что у нашего сына неплохо получается писать.

  Егор взглянул на неё укоризненным взглядом.

  - Ну ладно, ладно, может быть, ты и прав: это не вполне нормально.

  На этом их разговор закончился. Идий почувствовал, что отец его собирается выйти из спальни, и поспешил к себе в комнату. Родители Идия не догадались о том, что их подслушивали. А Идий всю ночь думал о предстоящем разговоре и не находил покоя. До пяти утра он не сомкнул глаз, зато потом уснул долгим крепким сном.

  Утром Идия разбудил громкий непрерывный настойчивый стук в дверь. Идий открыл глаза и взглянул на часы: время было уже тринадцать тридцать.

  - Идий, вставай уже, иди обедать! - услышал он громкий голос отца.

  Идий тут же встал и пошёл умываться. За столом они практически ни о чём не разговаривали, только немного о еде. Это было как-то необычно для Идия, ведь он давно уже привык к тому, что все неприятные разговоры происходят за столом. Идий был рад тому, что ни один из родителей не упоминает ему о его дневнике и что они решили отложить этот неприятный разговор до того момента, пока они не приедут на дачу. Идий боялся наступления этого часа, но понимал: даже если он и откажется ехать на дачу, ему предстоит выслушивать критику родителей и отсчитываться за своё творчество. Он так этого не хотел, но чувствовал неизбежность. Идий вспоминал своего героя Алика, который тоже оказался в безвыходной ситуации, и ему всё время приходилось делать то, что он не хотел.

  Пришло время садиться в машину. Идию было очень грустно, и он, почему-то, не хотел ехать. Он думал, что это потому, что его там ожидает очень неприятный разговор. А вообще, Идий любил посещать их дачу, ему нравился свежий воздух и та тишина, которая всегда там царит - тишина одиночества и свободы. Впрочем, Идий никогда не ощущал себя там одиноким, ведь он всегда мог думать и писать. Для Идия это стало главным спасением от одиночества и печали.

  Идий сел сзади на среднее сиденье легкового автомобиля. Он всегда любил сидеть по центру и смотреть на дорогу. Особенно сильно нравилось ему сидеть на переднем сиденье, впрочем, такая возможность выпадала ему очень редко: его мама всегда хотела быть ближе к его отцу и очень редко уступала ему это место.

  И вот они едут. Идий о чём-то думает, не придаёт особого значения своим мыслям. Сегодня он чувствует некую душевную тревогу, и даже страх перед тем, что же будет дальше? Ему, почему-то, казалось, что ничего хорошего его не ожидает впереди. Идий заметил, что Анжела постепенно начинает покидать его мысли. Он уже устал переживать о ней и тосковать без неё. Он привык обходиться без Анжелы.

  У Идия немного болела голова, и это мешало ему думать. Может быть, именно поэтому он не мог запомнить то, о чём размышляет. Впрочем, он и сам не хотел запоминать что-либо.

  Сейчас Идий чувствовал тоску и одиночество, но о чём он печалится, понять не мог. Идий думал, что у него нет настроения потому, что родители прочли его дневник и теперь везут на дачу, чтобы разбираться...

  Но Идий не считал себя в чём-то виноватым и тем более не собирался оправдываться. Он уже сейчас был негативно настроен по отношению к родителям и ехал, готовый поругаться, если против него скажут что-либо нехорошее. Он считал себя вправе думать и писать то, что ему заблагорассудится. И ничего в своей жизни менять не собирался.

  Дорога на дачу показалась Идию чрезвычайно долгой. Он всё время смотрел на дорогу и на горизонт. Иногда ему казалось, что дорога будет бесконечной. Пока они ехали, Идий вспоминал своё детство, плохие и хорошие моменты в его жизни. Вспоминал свои обиды на родителей, и ещё больше злился на них.

  Внезапно Идий почувствовал острую боль в области шеи и головы. Он ужасно испугался: руки и ноги у него отказали, глаза перестали видеть свет. Идию казалось, что его глаза открыты, но веки его не шевелились так же, как и всё тело. Потом Идий ощутил покой. Он думал, что уснул.