- Ну, это не от меня зависит. Ты же видишь, как она на тебя реагирует.

  - Но я хочу, хочу видеть её. Как можно так со мной?..

   Это был риторический вопрос. Селифан прекрасно понимал, почему его не пускают к Эмме и сам даже изначально согласился не навещать её до полного выздоровления. Он искал сочувствия.

   Селифан думал, что смирился с тем, что на время воздержится от визитов к Эмме. Но с каждым днём всё больше тосковал о ней, даже сожалел о данном обещании врачу не тревожить её, ведь Селифан ключи имел... может быть, именно тот факт, что Селифан всегда с собой ключи от её комнаты носил не давал ему покоя? Он, можно сказать, испытывал ежесекундный соблазн войти к ней. И мог это сделать. Сдерживал свои желания.

  - Ты, Селифан, не мне обещал не входить к ней, - напомнил ему Берн ситуацию.

  - Как думаешь, очень плохо будет, если я всё-таки..? А?

  - Нет, не знаю. И что ты вообще сделал, что она так стала реагировать на тебя? - поинтересовался Берн, вспомнив реакцию Эммы на его последний визит. Тогда ему довелось стать случайным свидетелем её драматической истерики. Берн по делам заехал в посёлок и заодно не мог не поинтересоваться тем, как проходит лечение Эммы, с врачом тоже поговорить хотел.

   Селифан опустил глаза, как бы прося не спрашивать его об этом. Нечто похожее на чувство вины или стыда можно было заметить на его лице. Но Берн легко догадался, в чём дело, для этого ему хватило недолгого молчания Селифана. Лицо Берна тут же преобразилось, и он сказал с одобряющей улыбкой:

  - Ясно.

   Затем эта его улыбка стала казаться какой-то ехидной, но естественной и искренней до такой степени, что не могла не задеть чувств Селифана. Недовольство и обида прошлась по душе и мыслям Селифана. Он понимал, что Берн теперь уже над ним смеётся, над его слабостью и желанием казаться порядочным. А ведь Берн не раз пытался убедить его в том, что он не такой, и что благородство его мало кому требуется и не Эмме, если даже и требуется. Ведь Эмме другое нужно: деньги, высвобождение от долгов и возможность иметь всегда при себе запасную дозу героина. И объясняя это, Берн упоминал, что Селифан уже выполнил её эти требования и, следовательно - имеет на неё право. Селифан злился на него за такие слова, но в последнее время характер его собственных мыслей и чувств стал приближаться именно к такому пониманию действительности. Пока он отрицал это. Оправдывал себя.

   Селифан постарался не показывать своё недовольство и легкую обиду, хоть и хотел. Ведь улыбка Берна казалось ему несправедливым упреком, грубой насмешкой на его искренность, и он не мог разглядеть в ней даже чуточку понимания или поддержки. Селифану показалось, что Берн празднует свою моральную победу над ним, ведь он оказался прав, когда философствовал: "невыгодно быть порядочным, если это нарушает принцип справедливости: тогда порядочность теряет свой истинный смысл..." И сейчас Селифан чувствовал, что всё именно так и есть. Только он не задумывался о том, что же Берн понимал под словами справедливость и порядочность, раз был способен разглядеть в них возможное противоречие?

   Селифан решил, что непременно сменит тему разговора, и не позволит Берну и дальше задавать ему какие-либо вопросы и насмехаться над ним.

  - Как думаешь, Осип сильно обидится, если я всё-таки пойду к ней? - задал он повторно свой вопрос, но уже более уверенно, чем в прошлый раз.

  - Осип то? О! Это да! Неделю молчать будет и ещё месяц потом жаловаться, что его профессионализм не ценится. И ещё, пару дней его уговаривать придётся, не уходить.

   Они ещё достаточно долго говорили об Эмме и его проблеме - невозможности увидеть её. Селифан любил говорить о ней, хоть и не чувствовал после этих разговоров ни малейшего душевного спокойствия, но нечто похожее на какое-то внутреннее, не совсем понятное ощущение удовлетворения вкрадывалось ему в сознание. И ему нравилась эта полнота ощущений. Он как будто бы этим частично компенсировал невозможность говорить с самой Эммой.

   ...

   Спустя ещё один месяц.

   Селифан тихо вошёл в комнату, осторожно открыв дверь ключом. Эта ситуация была именно такой, которую он давно воображал себе, но не мог реализовать. Он мог это сделать физически, так как располагал всем необходимым, но не мог из более высоких побуждений сдержать обещание, данное Осипу. Может, именно оттого, что Селифан сдерживал свои желания сам, его не принуждали к этому, он хотел того ещё больше... Ему приятно было чувствовать тишину коридоров Дома. Он уже перестал брезгать атмосферой, стоящей здесь, странным запахом сырости, внешней нищеты и всем прочим, с чем ассоциировалось это место. Селифан уже как бы подсознательно стал чувствовать себя частью это Дома, жизнь вне её стала казаться для него чем-то неосуществимым и даже ненужным. Селифан теперь уже понимал, что нигде и никто не окажет ему такую поддержку, которую ему здесь оказывает Берн. И зачем он это делает? Селифан понять не мог. Но его и этот вопрос уже постепенно перестал мучить. Он начал видеть в нём истинного друга, способного помощь ему в трудную минуту. И Берн доказывал это не только словами, но и поступками.

   Стоило Селифану просунуть голову в комнату, и Эмма тут же отреагировала. Она в каком-то внезапном нервном испуге схватилась за одеяло, лежащее рядом, и прикрыла им всё своё тело. Она согнула колени и села, наклонившись на спинку кровати. А одеяло как бы символизировала защитника и её нужду в нём. Эмма смотрела на Селифана как на приближающего врага, желающее ей зло причинить. Испуг и ненависть нетрудно было разглядеть в её взгляде...и Селифану очень неприятно стало видеть её такой. Он рассчитывал на другую реакцию, хоть и понимал, что это глупые мечты и надежды: он многое сделал для того, чтобы всё было именно так, как есть сейчас. И сделал не, чтобы неосознанно, просто не сумев сдержать своих внутренних желаний и побуждений - отдавшись чувствам. И Селифан не представлял, как будет дальше общаться с Эммой? Он видел и чувствовал её агрессивный настрой. С первой же минуты, как вошёл, начал думать над тем, что скажет? О чём заговорит?

  - Не подходи, - сказала она, недолго думая. Селифан тогда находился где-то на расстоянии два метра от неё.

  Он, конечно же, не стал особо реагировать на эти слова, по обыкновению молча проигнорировал её требование. Затем сказал:

  - Я давно уже не видел тебя.

  - И что?