Вот почему Арамисов, пытаясь опознать неизвестный объект, немедленно связался с ПВО, откуда подтвердили наличие цели и сообщили, что военных в этом квадрате нет. Тот же результат дал запрос в диспетчерскую управления полетами Кавминводского района. Но отметка на экране локатора не исчезала, вызывая у руководителя полетов резонное беспокойство. И тогда он направил сюда вертолет.

На этом история не закончилась. Арамисов написал докладную записку об инциденте, адресуя ее в Ростов, в Службу безопасности полетов Северо-Кавказского управления ГА. А до получения дальнейших указании «арестовал» магнитофонную пленку с многоканальной записью, зафиксировавшую переговоры с ПВО, вертолетами, диспетчерской в Минводах и несущую, кроме всего, индексы точного времени.

Прошла неделя. Ответа не было. Собственное расследование также не проводилось, несмотря на то, что через несколько дней НЛО над Нальчикским аэропортом средь бела дня наблюдали многие авиаторы. С пленки снияли арест и вновь использовали, стерев при этом старую запись, несшую ценную информацию.

По этому поводу В. Н. Задорожный, старший диспетчер-инспектор Службы безопасности полетов СКУ ГА, сообщил, что, хотя сам и допускает существование НЛО, но в работе руководствуется инструкцией. А в ней предусмотрены действия в случаях инцидента, ЧП, аварий, катастрофы. Но ничего нет об НЛО. И даже если НЛО пройдет в метре от самолета, расследования не будет. Оно начнется только тогда, когда на воздушном судне останется след от подобной встречи»[13].

И случай описанный выше далеко не «единственный. Первый произошел в октябре прошлого года. А в ноябре жители видели на протяжении почти недели странные светящиеся предметы, летавшие на огромной высоте, от которых исходили пучки света»[14].

Так что, как видите, Нальчик на законных основаниях включен уфологами в число зон наиболее активного наблюдения НЛО.

Сразу за селением Кёнделен начинается Тызыльское ущелье. Здесь множество поистине удивительных мест, изучение которых могло бы раскрыть немало тайн прошлого. Чего стоят одни наскальные рисунки, выполненные густой коричневой краской (охрой?). Вот как описывает их ученый Исмаил Мизиев: «На самом верху – круг, разделенный на четыре равные части. Ниже, чуть левее, всадник с луком, справа какое-то фантастическое животное. Немного поодаль от них, уже у стыка склона с отвесной скалой, на потолке небольшого навеса, высотой едва больше метра, нарисованы той же краской шеренгой выстроенные какие-то непонятные животные. Напоминают они фантастических «петушков»[15].

Мы давно мечтали воочию увидеть рисунки древних живописцев. Знали место их расположения, были уверены, что сможем добраться до скального карниза самостоятельно, тем более что до него от дороги, казалось, совсем близко – на глаз, какие-то две-три сотни метров; одолеть их можно за полчаса, час от силы. Но уже практически первые шаги показали: предстоит нелегкое и весьма опасное восхождение. Начиная от дороги, склон так круто уходит вверх, что взбираться по нему можно, только цепляясь за траву. Удовольствия от такого подъема немного, но главное – скорость увеличить весьма проблематично; и спустя время, отведенное нами на весь путь, мы оказались лишь под козырьком горы. Над этим своеобразным гротом – сырым, сочащимся, с ракушками, впаянными в каменные стены, отделяемым от внешнего мира узкой пеленой воды, спадающей с многометровой высоты, – и располагались интересующие нас рисунки. Чтобы добраться до них, надо было пойти вправо, пролезть через узкий, сантиметров 35–40, лаз в скале, уходящий отвесно вверх, что-то около двух метров, которые можно одолеть, если кто-то тебя подтягивает сверху. И дальше двигаться по сплошным зарослям мощных лопухов и жгучей крапивы, вымахавших выше человеческого роста.

Двоим из нас, наиболее худощавым, после ряда попыток сие удалось, а третий, в силу своей более широкой комплекции, застрял и в конце концов решил двинуться в обход, минуя лаз снизу. То, что решение было ошибочным, ясно стало практически сразу – лаз обойти удалось, но дорога наверх оказалась отрезана скальным выступом, да к тому же столь отвесным, что преодолеть его без альпинистского снаряжения не было никакой возможности. Оставалось идти вправо по отвесному козырьку, который, как оказалось, и не думал пропускать наверх. Уходя все дальше от цели, один из авторов этих строк в какой-то момент очутился над такой пропастью, что сердце усиленно запрыгало от открывшейся внизу бездны. Резкий, в большей степени неосознанный рывок вверх внезапно привел туда, откуда, как вскоре выяснилось, не было ходу ни вправо, ни влево, ни выше, ни, что удивительно, вниз.

Оказавшись в роли озверевшего попа Федора, оставалось перебирать возможные варианты спасения. Понятно, что пожарники, вызволившие неудачливого искателя двенадцати стульев, отпадали сразу – жаль, но лестниц, длиной в сотни метров, еще не изобрели. На дельтапланеристов, как подсказывала практика, рассчитывать не приходилось. На спутников, ушедших весьма далеко, – тоже: на жалобные призывы если уж не о помощи, то сочувствии никакого отклика не последовало. Оставалось вызволять себя самому. Впрочем, в те мгновения было отнюдь не до иронии. Особенно в момент, когда, нащупывая возможный спуск, начал потихоньку двигаться вниз и не заметил, что склон, внезапно закончившийся отвесным скальным выступом, продолжался лишь где-то метрами пятью-шестью ниже. Совершив невероятный кульбит через себя – ползучие травяные растения, облепившие спортивные штаны и так сковывавшие продвижение, самортизировали в какой-то мере падение, – покатился, подминая под себя шляпы лопухов и передергиваясь от крапивных ласк. До многометрового обрыва, под которым бурлила река, оставалось всего ничего, когда удалось зацепиться за торчащий острый камень. Видно, провидение было действительно на нашей стороне.

Честно говоря, после таких приключений не хотелось больше испытывать судьбу, тем более что и спутники, хоть и пошли единственно возможной дорогой, заплутали в лопухово-крапивных джунглях и также не смогли подняться на скальный козырек. Но сопровождавший нас в следующей поездке по Тызылу уроженец селения Кёнделен Аниуар Життеев, чья увлеченность историей, бережное, поистине сыновнее отношение к прошлому достойны всяческого уважения, убедил, что добраться до рисунков нам вполне по силам. Уже знакомая дорога до лаза, которую, следуя за проводником, мы одолели куда как быстрее. Сам лаз, также достаточно просто покорившийся, и… отвесная, над глубокой пропастью, узкая тропка, вьющаяся по прилепившемуся козырьку, идти по которой можно только боком, прижавшись спиной к стене. И так с добрый десяток метров. А потом тропка просто обрывается и продолжается через метр или что-то около того. То есть, чтобы оказаться на другой стороне, надо поднатужиться и перепрыгнуть, забыв о глубине бездны, открывающейся внизу.

Здесь весь наш героизм вмиг куда-то улетучился, сменившись неистребимым желанием как можно скорее двинуться в обратный путь. Убеждения Аниуара, что потом будем жалеть, ведь осталось пройти каких-то 15–20 метров, что пережитое и увиденное сегодня останется в памяти навсегда, что это совсем не страшно – перешагнуть через пропасть, не находили отклика. И когда его рука, протянутая все это время в сторону одного из пишущих, готова была уже опуститься, вытянул свою и сам не заметил, как оказался по ту сторону козырька. Действительно, рисунки оказались совсем рядом. Вернее то, что от них осталось. За те тридцать лет, что прошли с момента, как их описал Исмаил Мизиев, многие из них практически слились с текстурой скалы, иные исчезли совсем, но несколько по-прежнему хорошо различимы. И это удивительно: столетиями выжигаемые солнцем, поливаемые дождевыми струями, выбиваемые колкой снежной крошкой, они являют миру взгляд художника прошлого. Почему он оставил свое послание потомкам именно здесь, в месте, столь не доступном для людей, так подверженном воздействию природных сил? Какими побеждающими время красками пользовался? Как, с помощью чего творил, ведь некоторые рисунки расположены на высоте от двух до трех метров над скальным выступом? Что, какие сведения, мысли, чувства хотел донести до нас? К сожалению, вслед за ученым остается констатировать, что «эти рисунки весьма загадочны, и мы вряд ли сможем понять их, потому что уж больно скудны подобные памятники в наших районах… относительно же времени этих рисунков говорить чрезвычайно сложно. Можно только полагать, что они относятся к эпохе Средневековья»[16]. С последним можно поспорить.