– Нет, ну хоть бы домой пригласил. Я бы приготовила что-нибудь.
Но здесь Лука пригласил всю компанию в бар, что находился напротив и угостил всех кофе.
«Ну, хоть что-то», – подумала Маша.
– Не переживай, все нормально, – сказала Лена, и они с мужем пошли быстрым шагом к машине.
Утром Маша проснулась с нестерпимой головной болью. Она слышала, когда ее муж уходил на работу, но не смогла оторвать тяжелой головы от подушки. Подушка это одно недоразумение, какой-то длинный конверт, а внутри поролон. Маша с досадой подумала:
«Даже подушки нормальной у него нет».
Она медленно встала с постели. В комнате был полумрак от закрытых ставней. Она пооткрывала ставни и пошла в ванную. Там она застала его дочь Къяру.
– Чао, – сказала Къяра, только что пришедшая с дискотеки, и пошла к себе спать.
У девушки своеобразный образ жизни. Она всю ночь гуляет, приходит под утро, спит до обеда. Потом, поев, опять спит, а вечером опять уходит на всю ночь гулять.
Девице уже почти тридцать лет, а она все на папиной шее. Приняв душ, Маша занялась домашними хлопотами. Она обнаружила полный ящик носков все по одному и чистые и грязные вместе.
– Боже, что это? – посетовала она и целый час разбирала их. Насчитала девяносто пар носков. – И зачем столько?
В первый день, когда она открыла стиралку, чтобы сложить грязное белье, там обнаружила постиранное и уже завонявшееся белье, которое дочь засунула в машинку, а развесить забыла. Рядом стоял полный таз постиранного, но так и не развешанного и уже высохшего белья.
«Лодырька», – подумала Маша и стала разбирать белье и гладить. Среди этих вещей она обнаружила двадцать три белых футболки и удивилась: «Зачем столько?»
Убрав внизу, она поднялась в спальню, убрала кровать, протерла пыль, протерла полы и принялась готовить обед. В холодильнике пустота. Лежит одна сосиска и бутылка томата. В шкафу макароны.
«Картина под названием „опять макароны“» – тоскливо подумала Маша и стала готовить обед. Ровно в полдень вошел счастливый и довольный жизнью Лука и закричал:
– Аморе!
Он подскочил к Маше и больно хлопнул ее по попке, а затем обнял с такой силой, что у нее затрещали кости.
– Ой, мне больно! – вскрикнула Маша.
А он счастливый и довольный собой сел за стол и с аппетитом начал есть макароны. Маша на них уже смотреть не могла. Она с тоской наблюдала за мужем и думала:
«И как можно есть эти макароны каждый день, каждый день, каждый день! И так всю жизнь!» Вошла вся помятая и всклокоченная Къяра. С недовольным лицом начала копаться в макаронах. Съев полпорции, она поставила тарелку в раковину и закурила. Лука поел макароны, взял одно яблоко, лежавшее со дня приезда Маши на тарелке и разрезал пополам.
– Пер тэ, аморе – для тебя, любовь моя, – дал он половинку Маше.
Он каждый раз сам разрезал или яблоко, или грушу и давал половинку Маше, а вторую себе.
«А целое, наверное, нельзя, – с издевкой думала Маша. – Оно, наверное, дорого стоит.
Докурив сигарету, Къяра сказала отцу:
– Дай сольди.
Она сказала по-итальянски, но не трудно было догадаться, что ей нужны деньги. Она каждый день у него просила по десять евро на сигареты. Лука начал на нее орать, стал возмущаться. Они долго и громко ругались и, в конце концов, он дал ей десять евро. Этот концерт уже повторяется столько дней, сколько Маша здесь живет.
«Нет, и чего кричать и ругаться, ведь все равно дает ей деньги. Дай уже молча», – думала она.
Маша решила не обращать внимания ни на что, она была просто сторонним наблюдателем. Да и что она могла сказать, почти не зная итальянского языка. Да и потом, это его дело, дать дочке денег или нет.
Лука, расстроенный пошел в спальню полежать двадцать минут, чтобы отдохнуть перед работой.
Он работает строителем и конечно очень устает. У них оплата идет по часам, и поэтому начинают работать чуть свет и почти дотемна. А после работы он еще идет на шабашку. Где-то белит, кому-то красит.
Через двадцать минут он поднялся с постели и вошел на кухню. Маша уже приготовила кофе. Он, довольный, выпил кофе и уходя на работу, опять больно шлепнул ее по попе. Фу, как ей не нравится эта его ласка. Она, убрав со стола и помыв посуду, села за изучение итальянского языка.
– Как ему сказать, чтобы не шлепал меня больше. Мне просто унизительна эта его плоская ласка, да и к тому же больно. Долго просидев над словарем, она выписала и заучила несколько слов. Вечером, когда он пришел с работы и снова шлепнул ее, она сказала по-итальянски:
– Я не корова.
Он с недоумением посмотрел на нее и сказал:
– Ты фифа?
– Да, я фифа, – сказала Маша.
С этого времени эта ласка его прекратилась, а другой он просто не знал.
Маша старалась найти в нем что-то хорошее. Она старалась как-то прирасти к нему. Добрая и тихая, она жалела его. Когда он приходил с работы, сгорбившись от усталости, ей было жалко смотреть на него мокрого и продрогшего. Сегодня весь день шел дождь, а он работал на улице. Она помогла ему раздеться, обняла его, погладила по голове и сказала тихо:
– Бедный Лука.
А он вместо того, чтобы в ответ обнять ее, только поскулил как собачонка обиженная:
– У-у-у.
– Да, с лаской у него туго, – подумала Маша.
Но она не показывала Луке, как ей с ним плохо, скучно, грустно. Она надела на себя маску вечно хихикающей дурочки, хотя глаза ее были полны печали. Но в глаза ей он не заглядывал, до души ее ему было не дотянуться. Он видел только ее прекрасное личико и стройную фигурку и был счастлив, что владеет такой красавицей. Он был счастлив и горд, что друзья все обзавидовались его удачной женитьбе.
В субботу Лука повел свою жену в магазин купить продуктов. Он взял масла оливкового бутылку, макарон, томат и фруктов.
– Значит эта неделя опять одни макароны, – вздохнула Маша. Она видела, как другие люди набирали полные тележки разнообразной еды, и ей от этого стало еще тоскливее. Потом зашли в мясной магазин, и он купил сто грамм окорока, который тут же в магазине нарезали тончайшими пластинками. Эти светящиеся пластинки – на ужин, и то не все. Когда ужинали, Лука отрезал два куска хлеба, вложил в них одну пластиночку окорока и стал есть:
– Ах, как вкусно! – закрывал он от наслаждения глаза.
Маша последовала его примеру. А что делать? Дома она бы все сто грамм съела за раз, но здесь так много есть, кажется, не положено.
Наконец-то муж получил зарплату и дал Маше немного денег на расходы и разрешил ей сходить в магазин самой. Она на все деньги набрала еды. На ужин потушила полкило говядины, на гарнир сделала зеленый горошек, как он любит.
Когда она поставила кастрюльку с этим мясом на стол, муж потерял дар речи. Потом стал бубнить недовольно, что он ел мясо сегодня, и что нельзя так много есть мяса сразу.
«На троих полкило говядины – это не много», – подумала Маша. Но когда он увидел, что вечно пустой холодильник наполнен едой, он сразу осунулся и как-то почернел. А потом весь вечер только вздыхал.
– Бо, бо?
Маша не могла понять его недовольства. Она старалась, тащила эту еду, чтобы семья не осталась голодной. Лука, он такой худой и сморщенный, нужно бы его откормить. Она его не любила, как мужчину, но жалела как человека. Он долго жил сам, некому было готовить ему еду, а сейчас она решила о нем позаботиться. Но, наверное, ему ее забота не нужна.
На следующий день во время обеда он объяснил Маше:
– Сразу все деньги тратить нельзя. Нужно каждый день или еще лучше через день, понемногу, по пять-шесть евро.
Кое-как со словарем она поняла, чего он хотел от нее.
– Да, жить придется очень скромно, – вздохнула она.
Маша считала, что в Италии все живут богато, и она была просто шокирована, что ей необходимо экономить на еде. Она не подала вида, что расстроена и, надев маску, хихикнула:
– Хорошо, хорошо.
Он, довольный, что провел воспитательную беседу с женой, пошел в спальню и потянул ее за руку.