Я попила чайку на ходу и взялась читать книгу, первоначально задернув шторки. Сумерки заволокли комнату, потянулась включить свет. Задела лампу и грохот свалившейся книги гулко разнесся по длинному коридору. «Опять мыши шуршат или еще кто-нибудь», – встревожилась я. Прислушалась. Дверь длинного коридора мало того была по новой моде стеклянная да еще выходила на злополучный пустырь. На этом пустыре всегда росли одуванчики. Хотелось бегать и собирать их. Я любила колючие осенние цветы или попросту колючки и ставила их в вазы. Одуванчики гнездились всю зиму на подоконнике. Татьяна Женова – соседка и многолетняя подруга говаривала, что неживые цветы держать в комнате нельзя. Таня была моим доверенным лицом, жилеткой для слез и бесконечных жалоб, вездесущим понимающим советчиком в любых жизненных неприятных ситуациях. Как только вспомнила о ней, передо мной встала приятная маленькая аккуратная фигурка с головой как тот же одуванчик на пустыре, светящейся изнутри с нежными голубыми глазами, без памяти любившая своего мужа Валерия.

Ночью вырубился свет. В девяностом году веерные выключения электричества были сущим мучением для охраны. Пульт засвистел и рация захрипела. Я переключила рацию на автономный режим. Стала вызывать мотоциклистов двадцатого маршрута, называть им кодовые числа:

– 23-25, 24-15, 27-45, – командным голосом говорила я быстро.

– Объекты 23-25, 24-15, 27-45 приняты, – хрипела рация, и двадцатый маршрут, состоявший из мотоцикла и двух дежурных милиционеров Шкондина Антона и Сдыка Мухамедова, тут же начинал проверку объектов.

В комнате стихло наконец, и только пощелкивание, и потрескивание рации раздавалось в тишине. Как там дверь стеклянная? Пойду, гляну. Всегда боялась, что в эту дверь кто-нибудь «нечаянно» залезет.

Сквозь стеклянную дверь разлилось голубое сияние. Яркая звездочка заметалась в небе и стала приближаться очень быстро. Я рванулась к выходу, слетела со ступенек и застыла (хотя делать это было, строго говоря, запрещено). С детства не боялась неба и неожиданностей. Звезда быстро превратилась в растущую точку, а потом в шарик. Яркий и прозрачный он метался и чертил хаотичные линии. Наконец он плавно как кленовый лист начал падать, и в течение нескольких минут или секунд приземлился на пустырь.

Да, совсем вылетело из головы, к ночи на небе появились тучи, а сейчас они сгустились, и поднялся ветер, и «казахстанский дождь» закрутил пылищу. Всё мое сознание было в тумане. Вспомнить подробности, потом я не могла. Был ли ветер или шел дождь. Темь ли была, или сначала была темь, потом окатило ярким светом зарева. Уж очень нереально всё, что со мной происходило, поэтому и рассказ сумбурный.

Захлестал по улице дождь, сверкнула молния, и заревел гром, а я стояла как вкопанная, не отрывая глаз от летящего объекта. Прозрачный шар плавно вошел в землю (примерно мне по колено), взрыхлив поверхность и задымился. Только тогда я очнулась и побежала к нему. «Шар прозрачный, может там живое существо? Ясно же, что случилось что-то, – решила я. – Ну конечно, это инопланетянин. У нас таких шаров еще не изобрели. Не успею, сгорит еще». Я бежала вся мокрая, как курица. Дождь лупил по плечам и лицу, и по голове моей непутевой, не думающей о собственной безопасности.

Когда добежала, путаясь в колючей траве, шар загорелся. В кресле и вправду сидел поникший силуэт, откинувшийся назад, странный, страшный – на мой взгляд. Роста чуть выше моего, без шлема. Окна аппарата при соприкосновении с землей на скорости были разбиты. «Значит, наш кислород ему не вреден», – летали пугливые мысли.

Достать его было проблемой. Шар был всё же огромен для меня. Рассматривать его было некогда. Надо как-то проникать внутрь. На стекле была продавлена пятерня. Я вложила свою руку и пыталась крутить, и давить в разных направлениях. Видела где-то в звездных фильмах. Стеклянная дверь поддалась и открылась. Но была еще и невидимая преграда около самого «человека» – биополе. Включился и стал переливаться красно-зеленый цвет. Тревожное биополе. «Это чтоб испугать меня», – догадалась я.

Не тут-то было.

Земной человек интересное существо, его пугает малейший шорох в темноте за спиной: прикосновение маленького паучка или паутинки к лицу, мокрица, ползущая по своим делам, ужик в кустах или в воде, лягушки, квакающие в камышах у реки, или летучие мышки, летящие на свет божий. Но в каких-то по-настоящему страшных ситуациях его не остановить ничем. Ни огнем, охватывающим всё большую территорию, ни светом, переливающимся ниоткуда, ни инопланетянином, оглушенным при посадке незнакомого летательного аппарата.

«Вдруг он взорвётся?» – сердце сразу заныло. Вездесущий нос мгновенно почувствовал гарь и копоть пластмассы. Распространился едкий удушающий запах – смесь совсем незнакомых материалов. Странное существо открыло глаза, если эти студни можно назвать глазами, нажало кнопку на груди, и биополе исчезло. Он будто звал меня. Я это почувствовала шестым чувством. Стала неуклюже громоздить его на спину, стащила с кресла, и поволокла к выходу.

Огонь всё быстрее захватывал территорию. «А она и не маленькая, – убедилась я, – эта территория шара». Он открыл глаза и шевельнул пальцами, между пальцев показался прозрачный шарик, и он судорожно, стал катать его, пытаясь найти нужное положение, чтобы заговорить на земных языках. Раздалось бормотание, и как в радио обрывки английского, итальянского, немецкого:

– Hello!.. Bonjour!.. Shalom!.. Buena's diаs..... Konnichi wa! Merhaba! – трещало в его «рации».

– Давай быстрее, миленький, хороший мой, – лопотала я, пытаясь тащить его по скользкой и сразу ставшей липкой глине, по горелой земле, по выгоревшей вокруг при посадке шара, траве.

Он мотал головой и пытался вертеть шарик в руках, что меня страшно раздражало.

Наконец он вставил шарик в коробочку, прикрепленную на груди, и из коробочки на чистом русском языке стал вещать голос. Вернее, рот он раскрывал и бормотал свое, а коробочка переводила:

– Вернись, вернись быстрее! Там всё моё в «квадрате».

Он сполз с меня. А я, проклиная всё на свете, помчалась назад в шар. Тыкаясь как кошка в темноте по углам. «Дети останутся без мамки, две дочки и псина. Зато мужу наконец насолю или ему повезет, когда меня не станет? Останется ему прекрасная квартира в новом четвертом микрорайоне с балконом и отоплением, паркетными полами сияющими и лаковыми. Тьфу, черт! О чём думаю?.. Через тернии к звездам, – горестно про себя думала я. – Где же этот квадрат?» Мысли петляли и пугались.

Вдруг стало внутри головы ясно, мои мысли исчезли, как будто за меня кто-то думал. Зеркальный квадратный сундук килограмм на пятнадцать был под панелью передвижения. «Быстрее, быстрее», – я торопила себя, дым ел меня изнутри. Огонь распространялся быстро. Над панелью был экран звездного неба, там метались точки, и это на секунду отвлекло меня.

Я вернулась к телу, лежащему на земле. Он немного оклемался. Открыл панель на сундуке, поработал с кнопками управления. Вдруг огонь, шар и всё это место стали прозрачными – невидимыми глазу. Не сразу, а постепенно, сначала сквозь растворяющееся марево исчез догорающий шар, а потом стерлись все остальные следы, обгоревшие кусты, дерево, обломки. Мое любимое выражение «Портал открылся и закрылся» сработало. Только обгоревшая трава осталась и гроза, лупившая по плечам и двум головам. Он и я на траве.

Некстати вспомнился орел с поломанным крылом в нашем старом доме. Ваня принес его и кормил. А он всё равно сдох. Не жилец был, если крыло сломано. Вот с этим орлом я и осталась один на один. Да еще сундук. Не потяну два предмета. Потащила по очереди. Костей у него не было, мягкое тело, ничего не упиралось, не тыкало в спину. Пришелец легче нашего мужика, хотя их я не носила на себе. Как там санитарки на войне по нескольку солдат выносили из-под огня? Рука свешивалась перед моим лицом, и я ее невольно разглядывала. Говорили, когти у них, а тут длинные тонкие пальчики, правда, с перепонками. Что за дурацкие мысли? Мысли глупые, сама грязная, еще подумает, что все женщины у нас такие же страшные.