Немец по рождению, Франц-Иосиф оставался им и во внешней политике государства, несмотря на ряд поражений в войне с Пруссией и Другими германскими государствами. Те внешние удары, которые выпали на долю Австрии в первый период жизни Франца-Иосифа, заставили его до некоторой степени потерять веру в военное могущество Дунайской империи. Надвигавшееся мировое побоище, казалось, подавляло его: в этой войне должна была исчезнуть монархии, и Франц-Иосиф упорно отклонял всякие выступления, которые могли бы повести к катастрофе. Ставка на «мир» была более желательна для современного Абдул-Гамида, нежели бряцание оружием; искусные дипломатические победы более прельщали своей бескровностью, нежели обманчивый и рискованный ход военного счастья. И если Австрия явилась зачинщиком мировой войны, то не нужно забывать, что сараевское действо было направлено против Габсбургов, в защиту которых Франц-Иосиф готов был даже обнажить меч, хотя и не питал особо неясных чувств к будущему своему преемнику.
Последний, в лице Франца-Фердинанда, ужо несколько лет входил в управление государством, обещая в будущем произвести перелом во внутренней жизни Австрии и се внешнем положении.
Отличаясь нервной натурой, озлобленной с детства на двор и стоявших во главе управления государственных деятелей, особенно венгерцев, часто третировавших будущего управителя государством, Франц-Фердинанд обладал неуравновешенным темпераментом. Порой веселый и оживленный, а зачастую резкий в обращении с окружающими, престолонаследник с детских лет замкнулся сначала в самом себе, а затем в своем семейном кругу.
Чуждый всякой попытки искать популярности, слишком презиравший человечество, чтобы дорожить или считаться с его мнением, Франц-Фердинанд наводил ужас и страх на входивших к нему с докладами министров и иных причастных к управлению государством лиц. Раздражительный, невыдержанный клерикал, Франц-Фердинанд особенно презирал все то холопство, которое было свойственно австро-венгерской государственной машине. Однако, с людьми, не терявшимися и твердо отстаивавшими свои мнения, Франц-Фердинанд делался другим и охотно выслушивал их.
Будущее обещало Австрии сурового правителя, если бы сама история не повернула колесо в другую сторону и «величайшая судорога» не смела не только Франца-Фердинанда, но и Австро-Венгрию, как государственное объединение.
Испытав на себе тяжесть венгерских домогательств, не видя в системе дуализма спасения для Дунайской монархии, Франц-Фердинанд искал такового в коренном преобразовании государства на принципах федерализма.
Отношение его к венгерской половине выливалось в одну фразу: «Они (венгры) мне антипатичны, хотя бы просто из-за языка», – так говорил Франц-Фердинанд, отчаиваясь в попытках изучить венгерский язык. Усвоенные с детства личные антипатии к венгерским магнатам были перенесены Францем-Фердинандом на весь венгерский народ. Обладая политическим чутьем, он понимал весь тот вред, который нес с собой не только венгерский сепаратизм, но, главным образом, политика славянского угнетения, проводимая упорно мадьярами.
Отсюда, естественно, вытекало постоянное желание эрцгерцога помочь румынам, кроатам, словакам и другим национальностям освободиться от венгерского засилья.
Такая политика Франца-Фердинанда в венгерском вопросе не оставалась тайной для Венгрии, платившей той же монетой злобы и ненависти потомку Габсбургов.
Политика федерализма Франца-Фердинанда не встречала сочувствия прежде всего в самом Франце-Иосифе, как уже было выше сказано, застывшем в рамках конституции 1867 года. Как разномыслие во взглядах на внутреннюю политику, так и личные отношения отделяли друг от друга этих двух представителей Габсбургского дома. Если, по мнению наследника, он значил для императора «не больше последнего лакея в Шенбрунне», то с другой стороны, Франц-Иосиф также определенно выявлял свою точку зрения на все новшества своего племянника. «Покуда я правлю, никому вмешиваться не позволю», – резюмировал старый император всякие доводы о каком-либо переустройстве государства. Создавшееся отчуждение между родственниками еще более углублялось услужливыми людьми, в которых, конечно, не было недостатка в бюрократической машине Австрии.
Несмотря на резкий отпор дяди, племянник не думал сдавать своих позиций и отходить от управления страной. «Мне когда-нибудь придется отвечать за ошибки, совершенные теперь», – говорил Франц-Фердинанд, считая своей обязанностью везде и всюду вникать в государственную жизнь. Таким образом, создавалось два центра управления, две верховных власти – настоящая и будущая, зачастую оказывавшихся на противоположных полюсах, между которыми и приходилось лавировать тонким бюрократам государственной машины страны. Последняя, и без того требовавшая капитального ремонта, от всех этих трении еще больше скрипела, еще более замедляла свой ход, грозя окончательной поломкой. Внешняя политика Франца-Фердинанда как внутри страны, так и за границей, связывалась с представлением о милитаризме Дунайской монархии. Наследник престола считался лидером военной партии Австрии. Нет слов, что ему не чужд был так называемый австрийский империализм; в мечтах эрцгерцог оказывался снова владельцем Венеции и других областей бывшей австрийской Италии. Быть может, мечтания заносили бы его еще и дальше, если бы не сознание, что без исправления внутренней жизни самой Австро-Венгрии, без создания сильной армии рано еще думать об активной внешней политике. За его спиной, прикрываясь его именем, действительно работала военная партия, с каждым годом все более и более раздувающая факел войны, но сам Франц-Фердинанд. если не был чужд агрессивности, то до поры до-времени считал необходимым се ограничивать.
Признавая во внешней политике необходимым условием сохранение независимости двуединой империи, Франц-Фердинанд стремился ограничить ее союзы только теми, которые вели к указанной цели. Чуждый как внутри государства, так и во внешней политике пангерманской идеи, он стремился мирным путем устранить столкновения Австрии и России на Балканах, считая идеалом союз Германии, Австрии и России. Нужно отметить, что нередко личные антипатии, основанные зачастую на семейных отношениях к тому или иному двору иностранного государства, вторгались во внешнюю политику в представлении Франца-Фердинанда. В наиболее близких отношениях с эрцгерцогом оказывался Вильгельм П, рассчитывавший, по видимому, впоследствии найти в Франце-Фердинанде послушного себе вассала. Трудно предсказывать будущее, но едва ли наследник австрийского престола, оказавшись на последнем, слепо пошел бы за повелителем с берегов Шпрее.
Выше уже было сказано, что для Австро-Венгрии внешняя политика оказывалась теснейшим и непосредственным образом связана с внутренней. Действительно в последней заключались все руководящие линии для внешней политики.
В средине XIX столетия на западе и в центре Европы внешняя политика Австрии получила удар за ударом, последствиями которых были потеря Италии и передача гегемонии в союзе германских государств Пруссии.
Австрия оказывалась отныне лицом к лицу с двумя новыми государствами: объединившейся Италией и Северо-Германским союзом.
Большая часть владений Австрии и северной Италии вошла в состав нового итальянского королевства и только незначительные области, населенные итальянцами, остались в пределах Австрии. Надежда вернуть потерянное не покидала политиков Франца-Иосифа, и 1866 год, казалось, благоприятствовал этому, если бы не решительное поражение на полях Кеннигреца. Италия была спасена силой прусского оружия и удержала свои завоевания 1859 года.
Не решившаяся вступить в войну 1870 года на стороне Франции, удержанная от этого враждебной позицией России, Австрия упустила благоприятный случай посчитаться с двумя своими бывшими врагами – Италией и Пруссией. Отныне ее политика выходила на новую дорогу сближения с этими обоими государствами.
Заключив в 1879 году союз с Германией, Австрия в 1882 году с присоединением Италии оказалась в составе Тройственного союза.
