«Немцы пытались в мировую войну, – продолжает Ферстер, – с внешней стороны разрешить проблему полководчества по типу предложенного Шлиффеном триумвирата из монарха, главы правительства и начальника генерального штаба. Однако, в политическом и военном руководстве единство мысли и действия отсутствовало, его уже не было задолго до начала войны. Младший Мольтке делал серьезные попытки осуществить это единство еще в мирное время, но безрезультатно: по нашему, основанному на фактах убеждению, вина в этом в первую очередь лежала на главе правительства».

«Недостаток взаимодействия между ответственными политическими и военными руководителями Германии в годы, предшествующие войне, оказался чреват последствиями и особенно резко дал себя знать в мировую войну. Еще хуже то, что с самого начала войны делались все новые и новые ошибки в этом смысле. К тому же в немецком триумвирате 1914 – август 1916 г. ни один из членов „комитата, долженствовавшего ныне заменить полководца“, „не получил ни капли елея Самуила“.

«Положение изменилось, – продолжает Ферстер, – лишь после вступления в этот „комитет“ Гинденбурга и Людендорфа. Не важно, что он стал четырехголовым – Гинденбург и Людендорф олицетворяли собой единство мысли, волю и единство цели, И все же на практике оказалось, что недостаточно, как это думал Шлиффен, если один из членов комитета одарен искрой божьей. Не было главы правительства типа Бисмарка, способного руководить народом, ставить и проводить ясные цели внешней политики. Не было государственного человека, согласного с верховным командованием в условиях необходимости победы».

«Зависимость между политикой и стратегией, – продолжает Ферстер, – в мировую войну оказалось гораздо многостороннее, чем это было раньше. Решающую роль играли вопросы внутренней и экономической политики. В этом отношении связь между политикой и стратегией иная, чем это было сказано в вышеприведенном определении Клаузевица. Глава правительства является уже помощником верховного командования, и на нем лежит обязанность оказывать верховному командованию самую широкую материальную, интеллектуальную и моральную помощь. И эту задачу политические руководители государства выполнили далеко не в полном объеме. Методы, применявшиеся ими в некоторых вопросах внутренней политики, шли во вред стратегии, и, несмотря на все старания верховного командования, последнему не удалось изменить это».

Перевертывая Клаузевица наизнанку, затуманенные неудачами мозги германских «полубогов» наших дней ищут спасения в военной силе. Бернгарди в труде «О войне будущего» пишет: «во внутренней политике точно также нельзя предаваться никаким иллюзиям. Надо точно знать, чего вы можете ждать от своего народа и что превосходит его силы. Нужно сознавать совершенно отчетливо, что большая масса никогда не представляет благо целого во всех его последствиях, хотя и способна на временное воодушевление во имя идеальных целей, но она никогда не в силах сохранить его с сознательным упорством; она еще может принести известную жертву, но вообще-то она имеет в виду только личные материальные выгоды. Тот государственный муж, который имеет в виду общее благо, не будет понят массой, и он должен поэтому при некоторых обстоятельствах прибегать к насильственным мерам, чтобы осуществить свою волю… Политический руководитель обязан поэтому иметь мужество при известных обстоятельствах беспощадно выступить против собственною народа». (Курсив наш; Б. Ш.)

Чтобы покончить с взглядами бывших корифеев генерального штаба на внутреннюю политику и войну, мы должны выслушать известного нам уже Краусса, вдохновителя Людендорфа.

«Политика – война – одни и те же боевые действия, в которых война является крайностью, высшим напряжением сил», – пишет Краусс в «Причинах наших поражений».

«Война, как высшая ступень напряжения сил единого боевого действия политики – войны требует всеобъемлющего использования всех государственных сил и средств. Все: внешняя и внутренняя политика, финансы, земледелие, торговля, добывающая промышленность, индустрия, народное хозяйство – все должно быть объединено в управлении и подчинено ведению войны».

«Эта совместная работа должна производиться не в последние минуты перед началом войны. Она должна быть подготовлена в долгое мирное время. Эта работа требует от всех людей, призванных на высокие посты, помимо сознания всей серьезности войны, также подчинения своей деятельности интересам войны».

«Высокое понимание военных явлений и совместная работа с командованием является законом войны. Неясность, разница во взглядах и расхождение в суждениях не должны иметь места».

«Наилучшим образом должна быть подготовлена война в области внутренней политики. Армия и флот, само собою разумеется, должны быть в постоянной готовности к войне; чем ближе война, тем более должно быть усиление вооруженной силы народа. Все внутренние недостатки должны быть устранены; только народ, о6ъединенный в стремлении к высшему, к достижению своего будущего, может вступить с полным напряжением сил в решительный бой. В виду этого политика должна своевременно устранить и вырвать с корнем все то, что мешает такой борьбе. Внутренняя борьба, не исключая и борьбы политических партий, только ослабляет силу сопротивления народа, самоуничтожает ее».

«Сильная политика проводится только полным сил государством. Сила и мощь государства основывается на его внутренних соотношениях. Только то государство, которое организовано внутри себя и обладает твердо сложившимися соотношениями, может, считаться сильным и вести такую же военную политику». (Курсив наш; Б. Ш.).

На этом мы кончаем наш «поиск» в историю. Не будем возражать, что он может быть однобок, что мы захватили главным образом лишь германский генеральный штаб и не заглянули в остальные страны Европы, где, весьма вероятно, были иные взгляды и думы о связи стратегии с внутренней политикой. Мы сознательно этого не делали и потому озаглавили настоящую главу именно «поиском», а не длительным путешествием по анналам. Побуждениями к тому были: наиболее устойчивые взгляды германской военной мысли, родство ее с исследуемым нами австро-венгерским генеральным штабом и, наконец, в сущности и те обстоятельства, что в иных странах военная мысль направлялась тем же руслом, что и в реке Шпрее.

Бывали и исключения. Так, А. Свечин в своей «Стратегии» приводит нам мысли французского майора генерального штаба Дюпюи, который, основываясь на истории Конвента и его армии, что нами изложено выше, предлагал уже в 1912 году «единоначалие» заменить «сотрудничеством» «лиц, делегированных политическою властью с тем, чтобы они жили в непосредственном контакте с начальниками и солдатами»,

Мысли этого «выдающегося передового военного теоретика», конечно, не были признаны не только за границей, но и в самой Франции, и перед нами прошли «бревете» республики, которые не только не собирались признавать подобное «сотрудничество», но полагали возможным сослать само правительство… в колонии!

А. Свечин, вспоминая Дюпюи, приходит к выводу, что «единоначалие, так уместное в низших и средних командных инстанциях, неосуществимо ныне в верхах руководства войной».

Находясь в «поиске», мы сосредоточили внимание лишь на общем влиянии внутренней политики на армию и военное дело и почти не касались таких вопросов как дисциплина, положение командного состава, отношение к прессе – вопросов бесспорно важных, но историческое освещение которых завело бы нас очень далеко и утомило бы читателя.

Мы и так злоупотребили его вниманием, заставив выслушивать поучения теней прошлого, избрали способ знакомства с историей, который ныне в нашей литературе почитается устарелый. Но мы честно во введении предупреждали, что никогда не собирались открывать Америки и похищать у Колумба его славу.

Нас более волнует следующая наша глава, в которой мы повинны «размышлять» над идеями героя нашей повести – Конрада. Не скроем, что и мы, подобно начальнику австрийского генерального штаба, не получили законченного политического образования и также «учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь». Поэтому наши воззрения в области политики могут быть не только ошибочными, но и детскими… и здесь мы лишь пробуем свои силы…