Перед нами человек с выдающимся умом. Большинство современников, сталкивавшихся близко с Конрадом, безоговорочно признают в нем широкое развитие умственных способностей. Людендорф рекомендует нам его, как «духовного руководителя операций австрийской армии» и считает «умным, необычайно эластичным, умственно выдающимся генералом». «Он был полководцем с редким богатством замыслов и всегда стремился к поддержанию в австрийской армии стремления к победе, что навсегда останется его заслугой», – так думает Людендорф.
Представитель германской армии при австро-венгерской ставке Крамон также считает Конрада образованным человеком, достойным государственным деятелем. Однако, его умственные способности проявлялись главным образом в кабинетной работе, в широких замыслах, которые часто разбивались о суровую действительность и неуменье Конрада углубиться в практическое осуществление своих богатых идей.
Даже до некоторой степени занимающий враждебную позицию по отношению к Конраду австрийский генерал Краусс и тот признает за ним ясный и светлый ум, богатство замыслов, но также нежелание и отсутствие времени для детальной проработки зарождающихся планов и предположений.
Известный сподвижник Людендорфа Бауэр считает Конрада умным, ясно взвешивающим обстановку человеком, оперативные идеи которого носили в себе что-то величественное.
Одним словом, отказать бывшему начальнику австрийского генерального штаба в наличии у него незаурядных умственных способностей нельзя. Другое дело, насколько ум был в равновесии с другими свойствами, необходимыми для военного деятеля высокого ранга. Это отсутствие равновесия, по-видимому) толкнуло Риттера в его статье «Стратегический обзор операций австро-венгерской армии в августе и сентябре». 1914 года» («Война и Мир» № 15) на вывод, что «в нем (Конраде) мы не находим трезвого, холодного, рассудительного ума; ясная оценка обстановки у него была затуманена националистическими чувствами и стремлениями». Мы не согласны с таким заключением немецкого писателя и усматриваем в нем то же поверхностное углубление в характер Конрада, какое было у последнего в детализации работы.
Считаем, что в лице Конрада мы сталкиваемся с человеком умственно высоко развитым, с индивидуальным мыслителем, мало уделяющим внимания «мелочам» (детализации в работе) в своей деятельности.
Мы отмечали, что развитие умственных способностей в ущерб волевым свойствам было присуще всему офицерству армии Габсбургов, и поэтому. Конрад не являлся исключением из общего правила, а бюрократический уклад жизни страны еще более способствовал выработке из него кабинетного работника, парящего в высоких сферах мышления и не спускающегося до «мелочей», до детальной проработки своих предположений. При той бюрократической жизни высокого чиновничества, полной интриг и внутренних боев, каковая была в Австрии, для начальника генерального штаба не оставалась времени для углубления своей чисто военной работы.
Нельзя сказать, чтобы волевые качества не были развиты у Конрада. Наоборот, мы прежде всего должны отметить у него широкую инициативу, – что он сам считал необходимым атрибутом для работы в должности начальника генерального штаба.
Затем стремление к самостоятельности в работе, к открытому высказыванию своих мнений всем и каждому, не исключая и Франца-Иосифа, перед которым трепетала не одна «душа» австрийского бюрократа-все это было присуще Конраду и даже болезненно им усваивалось. Эта «самостоятельность» проводилась начальником австрийского генерального штаба всюду в его работе как в области внешней и внутренней политики, так и в чисто военной деятельности. Борьба за «престиж» в австро-германском союзе, которую вел Конрад, являвшаяся одним из видов стремлении его к самостоятельности, не раз доставляла несколько горьких часов и даже дней в отношениях Друг с другом союзников, что отмечается большинством немецких писателей. В области внешней политики борьба за самостоятельность одно время даже привела Конрада к уходу с поста начальника генерального штаба, а в военных делах эта же борьба создавала ряд конфликтов с Францем-Фердинандом, военным и другими министрами.
О таком самостоятельном характере Конрада свидетельствует ряд близких к нему военных лиц, а Чернин в своих воспоминаниях, говоря о лицах, которые, интригуя, прятались за спиной Франца-Фердинанда, ни включает в их число Конрада. «Среди тех, кто прятался за эрцгерцогом, никогда не было начальника генерального штаба Конрада. Этот никого не выдвигал перед собой. Он самолично и открыто защищал перед всеми то, что считал необходимым» – справедливо говорит Чернин. «Самостоятельность» в суждениях и действиях была для Конрада долгом, который он твердо и неуклонно выполнял, считая это высшей своей обязанностью.
Такую «прямолинейность» характера Конрада приходится объяснить его развитыми волевыми качествами, резко выделявшими его среди австрийского генерального штаба. Вернее, ему присущи были энергия, настойчивость и, пожалуй, даже упрямство в преследовании намечаемых целей.
Конрад умел любить и ненавидеть со всем пылом своей натуры; в людях он видел или сторонников своих идей, или же смертельных врагов – иной классификации окружающих он не признавал. Как бывает свойственно людям с таким развитием волевых качеств, Конрад отличался близорукостью в распознавании характера и способностей стоявших вокруг него лиц. Этот недостаток резко подчеркивает Краусс в своем труде «Причины наших поражений».
Таким образом, мы не только не собираемся отрицать характеристику Конрада, данную ему Риттером, но дополним се тем, что волевые качества Конрада брали иногда верх над его умом, и последний зачастую затуманивался элементом страстности, вносимым начальником генерального штаба в тот или иной вопрос. Не нужно забывать, что Конрад был южный немец, по своему характеру более чувствителен и страстен, чем немец с берегов Шпрее. Не отсутствие трезвого ума у Конрада находим мы, а сплошь да рядом нарушенное равновесие между умственным развитием и теми чувствами, которые обуревали начальника штаба в его работе, каковая, по его же словам, была не чем иным, как непрерывным боем,
Вступивший в него Конрад был замкнутой натурой. Ограниченный круг знакомства, редкие посещение ресторанов и обедов в товарищеском кругу, семейная жизнь вдовца и тяжелая служебная ноша на плечах, а также то осадное положение, которое приходилось выдерживать начальнику генерального штаба в его деятельности, наложили отпечаток характер Конрада.
Крамон описывает его, как ушедшего в себя человека, любившего долгие часы гулять в одиночестве, говорившего, например, за обедом в Ставке очень мало, не курившего, почти ничего не пившего, быстро евшего и регулярно опаздывавшего к началу обеда. Одним словом, Конрад создавал вокруг себя напряженную атмосферу и, казалось, что этот человек лишь по необходимости появлялся в общественном месте. Правда, из уст самого Конрада мы знаем, что и ему были не чужды мирские удовольствия, которых лишала его должность начальника генерального штаба и о возвращении к которым он мечтал после данной ему отставки в 1911 году. Мы не усматриваем в этом противоречия, так как не лишаем человеческих слабостей и такие замкнутые натуры, как Конрад. Наоборот, на них эти слабости оказывают даже большее влияние, чем на людей, пользующихся всеми «благами» жизни. Стремящиеся к достижению последних, ушедшие в себя люди мечтают об этом до болезненности и, наконец, махнув рукой, со всей страстностью пускаются в плавание по житейскому морю. Так, сосредоточенный в самом себе Конрад, долго вдовевший, не выдержал, и в 1916 году вторично женился, создан этим одну из причин своей отставки. Мы отнюдь не хотим восхвалять безбрачие и отмечаем это лишь как характерный факт для самого Конрада. Несмотря на всю занятость службой, на свой мрачный и необщительный характер, Конрад оказался незабронированным от женских влияний – слишком долга была мировая война для отшельника генерального штаба.
Снова повторяем, что не находим чего-либо неестественного в поступке Конрада, так как жизнь, конечно, брала свое, и если за женитьбу был брошен упрек начальнику генерального штаба, то не за самый факт, а за выбор жены, – по своему общественному положению не подходившей «ко двору» и к тому же еще разведенной. Известно, что как сам Наполеон, так и его маршалы имели очень много жен в своих многочисленных походах и, невидимому, наличие женщины не может оказать тлетворного влияния на военные доблести человека – была бы лишь в этом соблюдена разумная мера. В этих видах мы не склонны бросать камень осуждения и в героя нашей повести.
