— С дополнительной вишенкой? — спрашивает Таня, выгнув бровь.

— Да, мэм.

— Поняла, дорогая. — Она подмигивает и снова обращает внимание на меня.

— А тебе, красавчик?

— Колу.

— Хорошо, дайте мне пару минут, и я вернусь, чтобы принять ваш заказ.

— Спасибо.

Она уходит, оставляя нас с меню, которое Ханна даже не потрудилась открыть.

— Ты уже знаешь, что будешь? — спрашиваю я.

— Ага. Я беру одно и то же каждый раз, когда прихожу сюда. Картошку фри и чизбургер, без огурцов.

Уголок моего рта изгибается в ухмылке.

— Не любишь соленые огурцы?

Она морщит носик от отвращения.

— Ни за что. Мисс Пегги дает мне целую кучу. Она не очень хорошо слышит, поэтому, когда я сказала ей, что они мне не нравятся, она подумала обратное и всегда много кладет их в мой сэндвич. — Она наклоняется через стол и понижает голос. — Поэтому я скармливаю их ее собаке, Руфусу, потому что не хочу ранить ее чувства.

Я усмехаюсь. Смышленый ребенок.

Наш разговор прерывает парень в строгом костюме, который подходит к нашему столику. То, как он смотрит на нас, мгновенно заставляет меня насторожиться.

— Ну, привет, мисс Ханна, — он улыбается ей, и эта улыбка такая же фальшивая, как и его выбеленные зубы.

— Привет, мистер Чаффман, — бормочет она, похоже, не в восторге от встречи с парнем.

Это еще больше усиливает мое беспокойство.

— Кто это тут с тобой? — спрашивает он.

— Ее отец, — перебиваю я, избавляя ее от необходимости отвечать. — А ты кто?

Придурок, наконец, поворачивается ко мне.

— Я очень хороший друг мамы девочки.

От намека моя кровь закипает. Понятия не имею, говорит ли он правду или просто упивается властью и пытается меня поиметь. Судя по поведению Ханны, предполагаю последнее.

— Райан никогда раньше не упоминала при мне отца Ханны, — говорит он, продолжая ступать на опасную территорию.

— Наверное, потому, что это не твое дело.

Он скрещивает руки на груди, покачиваясь на каблуках.

— Да что ты?

От его вызова я вскакиваю на ноги. Только после этого он сбавляет обороты. Он отступает назад и тяжело сглатывает, выглядя таким нервным, как и должен быть.

Делаю шаг вперед и из-за Ханны понижаю голос.

— Не знаю, что ты пытаешься тут доказать, но если ты не отойдешь от моей дочери и не оставишь нас в покое, я прямо сейчас уложу тебя на этот гребаный пол. Уяснил?

Прищурившись, он смотрит на меня, но я не могу не отметить страх в его глазах. Если у него есть хоть капля здравого смысла, он прислушается к предостережению.

— Я бы послушалась его, мистер Чаффман, — говорит Ханна, отчетливо слыша каждое мое слово, несмотря на все усилия. — Он зарабатывает на жизнь тем, что стреляет в людей. — Она преподносит информацию с улыбкой, постукивая пальцами по столу.

Развеселившись, я снова обращаю свое внимание на мудака, давая ему шанс уйти самому, прежде чем я его вышвырну.

— Я просто хотел убедиться, что с девочкой все в порядке, — говорит он и направляется к двери, но не без последнего прощального выпада, брошенного через плечо.

— Ханна, передай маме от меня привет.

Мне требуются все силы, чтобы не последовать за ним и не устроить ему взбучку, которую он заслуживает. Ради дочери я снова сажусь на место и пытаюсь усмирить охвативший меня гнев.

— Он такой болван, — ворчит Ханна. — Он добр ко мне только потому, что хочет, чтобы мама пошла с ним на свидание.

— А она хочет? — спрашиваю, прежде чем успеваю остановиться. Своим вопросом я перехожу черту, и знаю это, но мысль о том, что этот ублюдок или кто-то еще прикасается к Райан, вызывает у меня желание разорвать их на куски.

Она качает головой, и меня наполняет облегчение, что многое говорит мне о решениях, которые я должен начать принимать. Ради себя и своей семьи.

Разговоры прекращаются, когда официантка возвращается с напитками и принимает у нас заказы. Напряженный момент остается позади, и остаток вечера проходит на гораздо более легкой волне. В основном из-за Ханны, болтающей обо всем и вся, что меня вполне устраивает.

После ужина, как я и обещал, она уминает полную миску мороженого, и я поражен, как много может съесть маленький ребенок. К тому времени, как мы выходим из закусочной, ее лицо превращается в липкое месиво, а улыбка сияет.

Дома перед сном мы решаем вместе посмотреть фильм. Неудивительно, что она выбирает «Храбрую сердцем». Она даже надевает ночную рубашку как у Мериды, и прыгает по гостиной с луком и стрелами, разыгрывая все сцены. Это чертовски меня забавляет, тем более что она держит пластмассовое оружие совершенно неправильно.

— Иди сюда, — говорю я, подзывая ее.

Она спрыгивает с дивана на пол и подходит ко мне. Я притягиваю ее между ног и поднимаю ее руки, показывая, как правильно держать. Затем разворачиваю ее лицом к пустой стене.

— Потяни назад и убедись, что твой локоть находится на одной линии с плечом. — Я ей помогаю, так как ее рука дрожит, когда она пытается держать ее прямо. — А теперь выбери место на стене, куда хочешь попасть.

Она молча делает то, что я говорю.

— Видишь свою цель? — спрашиваю я.

— Да, сэр.

— Хорошо. А теперь не своди глаз с этого места. Я хочу, чтобы ты внимательно за ним следила. Сконцентрируйся. Дыши медленно и ровно. Когда наступит время отпустить, ты узнаешь.

Воздух наполняет тишина, она делает именно то, что я говорю, и я вижу момент, когда она полностью концентрируется. Ее рука перестает дрожать, а плечи едва шевелятся в такт дыханию. Когда она отпускает тетиву, резиновый дротик летит по воздуху и прилипает к стене.

— Я попала! — визжит она. — Я действительно попала! — Она поворачивается ко мне, сияя от гордости, но это даже близко не соответствует чувству в моей груди.

Черт возьми, этот ребенок — сама естественность.

— Хочу еще. — Она подбегает и срывает со стены дротик, прежде чем вернуться и встать передо мной.

Вместо того чтобы досматривать фильм, мы практикуемся в стрельбе, и впервые я чувствую, что мог бы не увидеть настолько важный момент в ее жизни. Я пропустил столько первых событий в ее жизни, но этому мне посчастливилось ее научить. Я клянусь быть частью любого другого первого раза, что у нее когда-либо будет.

Когда приходит пора ложится спать, мы поднимаемся в ее комнату и убираем все мягкие игрушки. В итоге, у нас уходит час на то, чтобы выстроить маленьких ублюдков точно так, как ей хочется.

Когда я откидываю одеяло, чтобы она под него забралась, вижу в ее глазах, обращенных на меня, неуверенность.

— Ты полежишь со мной немного? Я пока не хочу говорить тебе спокойной ночи.

Я благодарен за эту просьбу, потому что, честно говоря, тоже не готов ее оставить.

— Да. Я останусь. — Осторожно заползаю на одеяло, а она скользит под него. Кровать под моим весом скрипит, и я молю бога, чтобы мы оба не рухнули на пол.

Мне требуется минута, чтобы устроиться, но, в конце концов, я нахожу подходящую позу, и, к счастью, кровать остается цела и невредима.

Она придвигается ко мне ближе, обнимая за талию, и кладет голову на грудь. Легко, даже естественно, и это самое лучшее чувство во всем мире.

Вот чего я хочу. Обнимать ее каждую ночь, пока она не заснет, защищать, как и должен. Я смотрю на ее макушку, запах шампуня и невинности наполняет мою грудь, просачиваясь в черное сердце.

— Спасибо, что показал мне, как стрелять из лука, — говорит она, зевая.

— Не за что. Когда-нибудь постреляем из настоящего, но нужно уговорить маму. — Не могу скрыть ухмылку, прекрасно зная, что у Райан из-за этого случится припадок.

— Нам определенно придется уговаривать маму. Она не любит никакого насилия. Считает, что даже в «Храброй сердцем» его слишком много.

Я ворчу, ничуть не удивившись, услышав это.

— Люди боятся того, чего не понимают.

— Хочешь сказать, мамочка боится?

— Нет. Просто не понимает. Она смотрит на это иначе, чем я, но это из-за моей работы.