Когда я вылезаю из грузовика, ладони покрываются холодным потом, а сердце бьется неровно, и я не могу понять, почему. Я сжимаю подарочный пакет с плюшевой игрушкой, сомневаясь в своем выборе. Я потратил часы, пытаясь найти идеальный подарок, но вскоре понял, что нет ничего достойного ее.

Пожилая леди в магазине игрушек, казалось, более чем удивилась, увидев меня блуждающим по проходам. Она повела меня в секцию мягких игрушек, которые, по-видимому, пользуются популярностью среди детей возраста Ханны, поэтому я пошел с ней. Я хотел купить всю стойку, но она сказала, что для пятилетнего ребенка это было бы слишком ошеломляюще.

После изучения каждого гребаного животного, которое там было, я взял розового льва. Потому что вчера она проявила львиную храбрость, встав на защиту матери. Кроме того, это была самая большая мягкая игрушка в магазине.

Как только я поднимаюсь по ступенькам крыльца, входная дверь со скрипом открывается, и оттуда выходит самая красивая маленькая девочка, которую я когда-либо видел.

«Моя маленькая девочка».

На ней белое платье в клубничку, красные ковбойские сапожки, а длинные темные волосы убраны в сторону и скреплены большой заколкой в виде клубники.

Она идеальна, и она моя.

— Привет, Ханна, — приветствую я ее, прочищая горло, когда слышу, как хрипло это прозвучало.

— Привет, — шепчет она, нервно теребя волосы.

Я смотрю мимо нее и вижу за сетчатой дверью Райан, на ее лице отражается боль, когда она остается в стороне, предоставив нам этот момент. Горечь и гнев, которые я пытаюсь скрыть, начинают пробиваться сквозь мое спокойствие, но мне удается их подавить и сосредоточиться на дочери.

— Я надеялся, что мы сможем немного поговорить и узнать друг друга. Ты не против? — в ожидании ответа дыхание застревает в груди.

К счастью, она кивает, давая мне шанс хотя бы попытаться все исправить.

Райан выбирает именно этот момент, чтобы появиться.

— Хотите зайти или посидите на веранде?

Я смотрю на Ханну, позволяя ей решать.

Она показывает на качели на крыльце.

— Если не против, я люблю качаться.

— Тогда крыльцо, — говорю я Райан.

— Идите, садитесь. Я принесу вам что-нибудь выпить. — Она уходит, оставляя нас в неловком молчании.

Я следую за Ханной к качелям, она садится, свесив маленькие ножки, а я остаюсь стоять, прислонившись к перилам. Как бы мне ни хотелось сесть рядом с ней, я не хочу ее стеснять.

— Мама сказала, что ты ходишь в садик, — начинаю я.

Она молча кивает, переплетая пальцы на коленях. Похоже, нервничаю не только я.

— Тебе нравится?

— Да, — шепчет она, не поднимая глаз.

Ненавидя неловкость между нами, решаю покончить с этой чушью и первым делом растопить лед извинениями.

— Послушай, Ханна. Мне очень жаль, что вчера ты видела мою реакцию. Я был застигнут врасплох и зол, но мне следовало успокоиться, прежде чем приходить сюда. За это я прошу прощения и действительно сожалею, что напугал тебя.

Впервые с тех пор, как она села, Ханна, наконец-то, смотрит на меня.

— Мне не нравится, когда кто-то кричит на маму. — В ее глазах мелькает та искорка огня, которую я видел вчера, но вместе с ней таится боль, и от этой эмоции меня переполняет раскаяние.

— Мне не следовало обижаться на нее так, как вчера, но я хочу, чтобы ты знала, я сержусь не на тебя.

— Вы все еще на нее злитесь?

На языке вертится ложный ответ, но я решаю его не произносить.

— Да. Мне потребуется какое-то время, чтобы перестать злиться, но обещаю, ты больше никогда не увидишь меня таким злым.

— Вы ее ненавидите? — спрашивает она, продолжая смотреть мне в лицо.

— Нет.

Как бы мне ни хотелось ненавидеть Райан, я не могу, не только из-за нашего прошлого, но и потому, что маленькая девочка, сидящая сейчас передо мной, делает это невозможным.

— Еще я хочу, чтобы ты знала, я не огорчен тем, что у меня есть ребенок, — продолжаю, нуждаясь, чтобы она знала это. — Я расстроен из-за того, что не знал о тебе, — последние слова даются мне труднее, чем я ожидал, в крови пылает не покидающее чувство сожаления.

— Значит, я нужна вам? — ее широко раскрытые, полные надежды глаза бьют меня прямо в грудь с такой силой, что вытесняют весь воздух из легких.

— Да, — выдыхаю, с трудом выговаривая слова. — Ты нужна мне, Ханна. И всегда была нужна, даже когда я о тебе не знал.

Она одаривает меня самой ласковой улыбкой, давая маленькую надежду, что я не слишком сильно напортачил.

— Может, когда-нибудь вы сможете простить маму.

Я киваю, но молчу, потому что сейчас прощение кажется слишком далеким.

Прежде чем кто-либо из нас успевает сказать хоть что-то еще, на веранду с двумя стаканами сладкого чая выходит Райан.

— Я поставлю их вам сюда, ребята. — Она не смотрит на меня, пряча лицо за волосами, но эмоции в голосе говорят, что она слышала наш разговор.

— Спасибо, мама.

— Я буду в доме, если вам что-нибудь понадобится. — Поцеловав Ханну в макушку, она возвращается в дом, даже не взглянув на меня.

Ханна делает глоток чая, затем ставит его рядом с собой и выжидающе смотрит на меня.

— Ну и что теперь?

Откровенно и по существу, — еще одно качество, которое я уважаю.

— А теперь я даю тебе вот это, — протягиваю ей подарочный пакет, мои нервы вновь напряжены.

В ее глазах пляшет возбуждение, когда она берет у меня пакет и, не теряя времени, роется в нем. Тихий вздох наполняет воздух, когда она вытаскивает льва и прижимает его к груди.

— Бини Бу!

От счастья в ее голосе испытываю облегчение.

— Леди в магазине сказала, что они популярны.

— Да, сэр. У меня их три, но они маленькие, потому что большие стоят слишком дорого.

Меня терзает неуместное чувство вины, когда я уже не в первый раз задаюсь вопросом, как все эти годы Райан умудрялась содержать себя и нашу дочь. Я бы позаботился о них, если бы мне предоставили хоть малейший шанс, и мысль о том, что из-за этого моя дочь была лишена чего-то, только усиливает глубоко укоренившийся гнев, горящий внутри меня.

— У моей подруги Джеммы их тридцать, — продолжает Ханна с завистью в голосе. — Когда-нибудь и у меня их будет столько же. Я копила деньги.

Так и знал, что должен был скупить всю чертову стойку. У нее было бы больше, чем у Джеммы. Мне не следовало слушать ту леди.

— Как его зовут? — спрашивает она.

— Э-м… — пытаюсь придумать что-нибудь, но ничего не приходит в голову. — А как ты хочешь его назвать?

— Имя написано у него на попе, глупенький, — говорит она, хихикая, — но я не умею читать. — Она переворачивает льва, показывая мне его зад.

— О, — делаю шаг вперед, чувствуя себя полным придурком, и читаю вышитое имя. — Начо.

«Что за херовое имя?»

— Начо, мне нравится!

Полагаю, имя хорошее.

Она начинает гладить его гриву.

— У меня никогда раньше не было льва. Он даже подходит к моей комнате.

— У тебя розовая комната? — спрашиваю, выуживая любую информацию о ней. То, что я уже должен был знать, но меня лишили этого удовольствия.

— Да, хотите пойти посмотреть?

— Да, хотелось бы.

Хочу знать о ней все. Что ей нравится, а что нет, какие у нее таланты, что она любит делать. Я хочу знать о ней все, но пока начну с осмотра ее комнаты.

— Пойдемте, — говорит она, вприпрыжку вбегая в дом.

Я следую за ней внутрь и вижу, как Райан отскакивает от окна, делая вид, что занята, хотя она явно шпионила.

— Мама, мы идем ко мне в комнату! — сообщает ей Ханна, взбегая по деревянной лестнице.

— Ладно. Я буду… внизу. — Она замолкает, нервно переминаясь с ноги на ногу.

Когда я поднимаюсь по ступенькам, наши взгляды встречаются, мы неотрывно смотрим друг на друга, и воспоминания одно за другим начинают всплывать из моей памяти. Не то чтобы наше прошлое когда-либо оставалось вдалеке от моих мыслей, но в течение последних суток я не мог видеть дальше своего гнева, до этого момента. Испытываемая мною буря эмоций при виде ее, сбивает с толку, и мне это чертовски не нравится.