– Извиняюсь за свои длинные уши, но у тебя значит кафе сгорело? – спросил Генри.
– Я его только открыл, всего три дня как успел насладиться собственным прилавком, витриной. Я кондитер, пеку торты, пирожные, – Льюис рассказывал и не мог скрыть гордость, он ужасно любил свою работу и торты и сейчас тяжело вздохнул, жалея, что не может к ней вернуться.
– И кто виноват в пожаре?
– Мне сказали, что это бюро. Так как я назвал напиток магическим.
– Что за ерунда? При чем тут бюро. Они конечно гады, но в рамках закона.
– Да? Но тогда зачем кому-то…
– Конкуренты, – хмыкнул Генри. – Ты конечно мелок. Но может рядом, в твоем квартале есть еще кондитерская лавка. Сейчас Граф подминает под себя город, поэтому даже таких как ты убирает со своего пути.
– Граф – это кличка?
Генри кивнул.
– А кто он такой?
– Мафиозный босс, скрывается за этой дурацкой кличкой. Никто не знает ни его настоящего имени, ни как он выглядит. – Генри тяжело вздохнул. – Ты думаешь, почему я здесь?
– Почему? – заинтересованно спросил Льюис.
– Потому что встал на пути у Графа. У меня тоже есть кое-какой бизнес, там-сям, – неопределенно сказал Генри. – Не так давно Граф мне начал по всем фронтам перекрывать воздух. Дошло до того, что он запугал всех поставщиков товара, лавочников и антикварщиков, они отказываются иметь со мной дело, потому что боятся, что Граф расправится с их бизнесом. Единственно кто остался со мной так это один мой друг, антиквар. И вот звонит он мне вчера, говорит, что на него напали люди Графа, и он пытается держать оборону, слава гномским богам, артефактов у него для этого хватает. Я переместился туда мигом с моими людьми. – Генри кивнул на соседнюю лавку, где полулежали двое парней, вид у них и правда был неважный. – Пошла потасовка, и тут как тут – бюро. Как видишь, сцапали нас всех, – вздохнул устало Генри. – Сиди теперь тут, будто больше делать нечего. А у меня между прочим сегодня звезда приехала, кто её встречать будет пока я здесь?
– Звезда? – не понял Льюис.
– У меня клуб, – шепнул тихо Генри. – Которого как бы нет. Понимаешь?
Льюис кивнул, что ж непонятного, подпольный клуб. И вдруг до него дошло, какая особенность у этого клуба:
– Так это только для магов клуб, – восторженного сказал он, – не для простых людей?
– Ну да , – ответил Генри удивленно. – Странный ты, и неосведомленность твоя странная. – Он наклонился ближе к Льюису, разглядывая его пристально. – И вид какой-то чуть ли не счастливый. Ты под кайфом или… что?
– Дело в том, – смущенно сказал Льюис, – для меня, сегодняшний день самый необыкновенный в моей жизни, какие-то сплошные приключения. И даже эта тюрьма, она ведь особая, для магов. Я все никак не поверю, что и маги существуют и я как бы тоже маг.
Генри уставился на него, вытаращив глаза:
– Только не говори, что только сегодня узнал, что ты маг.
– Вообще-то, два дня назад.
Льюису пришлось рассказать Генри о своей странной жизни и о том что только благодаря пожару он и узнал от вон того незнакомца – он указал на камеру напротив где, привалившись к стене, сидел Джейк Мэйси, – про магию.
– Забавно, – сказал Генри и зевнул. Его явно не интересовала жизнь Льюиса. – Послушай, если у тебя нет работы, может пойдешь ко мне?
Льюис оживился, ему необходимы были деньги. Он смог бы сделать ремонт в своем кафе.
– А кем? Кондитером в клуб? – спросил Льюис.
– Ну, в моем клубе налегают на другие вещи. Да и повар со всем хорошо справляется. У меня людей не хватает, можешь или по мелким поручениям бегать или на кухне помогать…
Льюис поморщился, на кухне чистить картошку или таскать ящики, это было совсем не для него.
– А-а… – протянул он, поморщившись, – чернорабочим…
– Ну а что ты можешь? Вот если бы ты на пианино играл, я бы тебе предложил. У меня как раз пианист с одной из танцовщиц сбежал. Хорошо хоть танцовщица была из посредственных.
– Так я умею играть, – оживился Льюис.
Он и правда неплохо играл на фортепьяно, так как его родитель позаботился об отменном образовании для него, и все детство и отрочество Льюис усердно, хотя и без горения сердца, упражнялся в гаммах, учил пьесы и в итоге мог играть не только классику, но и новомодный джаз. Конечно, быть тапером его не очень-то прельщало, но зато, как утешил себя Льюис, он, находясь среди магов, да еще рядом с таким сильным и прославленным магом как Генри Гэндальфини, может многое узнать о магии.
– Отлично. Вот и договорились, – Генри зевнул еще шире. Он растянулся на соседней пустой скамье и закрыл глаза.
Часы, висевшие на стене над головой охранника, показывали чуть за полночь.
Льюис находился здесь уже пару часов, за это время гостей профессора уводили на допрос и приводили, напоследок этой чести удостоился и Льюис. Но так как ни на один вопрос о деятельности революционного общества, Льюис не мог ответить, так как он наверное единственный ничего по-настоящему не знал, его быстро отпустили.
Вскоре в камерах затихли разговоры, люди задремали. Охранник, положив ноги на стол, тоже вовсю спал. В коридоре между камерами тускло светила одинокая лампочка. Только за стеной, где сидели девушки, кто-то тихо рыдал. Льюис подумал, что это Мэри. И ему стало ужасно жалко девушку.
Льюис тоже попытался получше устроиться на скамье. Ощущение веселья и восторженности уже целиком съела суровая реальность. Узкая жесткая скамья, появившийся в желудке голод и прохлада забиравшаяся под костюм избавили его от радужных чувств.
Но все же и он стал задремывать.
Мелькали цветные пятна каких-то бабочек, сквозь них стало проступать лошадиное лицо прорицательницы, и она закричала визгливым голосом: «Подлец! Все пирожные один съел!», и она кинула в его лицо торт и он бабахнул, грохотнул и Льюис упал.
Льюис открыл глаза.
Громыхнуло еще раз. Где-то за стеной бухнули об пол кирпичи. А у них в камере со стены и потолка посыпалась штукатурка, и от угла смежного с женской камерой, возле которой сидел Льюис расползлись трещины. Льюис соскочил со скамьи, как и другие заключенные. В соседней камере завизжали девушки. И вдруг погас свет, и все погрузилось во тьму.
Послышался грохот роняемого стула, охранник произнес какое-то заклинание, и тут же в его руках появился фонарь, освятив его толстую фигуру. Охранник кинулся вперед, но вдруг споткнулся и грохнулся об пол, прям напротив камеры где сидел Льюис. Фонарь разбился и погас, и опять все погрузилось в темноту. Раздался топот бюровцев, спешащих в тюремное помещение. Через несколько секунд тусклая лампочка под потолком зажглась. Ввалились бюровцы. Охранник, что до этого упал, ругался последними словами и ерзал по полу, ноги его были словно связанны, хотя на них никаких веревок не было.
– Это что нападение на бюро? – спросил Льюис у Генри.
– Ха, – улыбнулся непонятно чему он. Он стоял напротив дыры, что появилась в углу камеры, откуда задувал холодный воздух с улицы и был виден темный проулок.
К нему подошел Льюис и тоже заглянул в дыру.
Остальные сокамерники обратно уселись на скамьи, не очень-то интересуясь происходящим.
Генри молчал. Льюис прислушался к голосам бюровцев доносившимся из соседней камеры, там где до этого сидела Мэри и две дамы. По их выкрикам и словам было понятно, что кувалдой или еще чем-то, может грузовиком, выломали в стене дыру. Но следов от машины на улицы не было, да и ее никто не слышал.
– Что вы видели? Что тут произошло? – спрашивал у женщин начальник.
– Посыпались кирпичи, а потом свет погас. Мы не знаем, что случилось. А когда образовался проем мелькнула огромная тень какого-то животного или великана.
– Переведите заключенных в другие камеры, – распорядился начальник. – И пересчитайте. И помогите кто-нибудь Леровски, – он кивнул на охранника ерзавшего на полу.
На того применили распутывающее заклинание и живо подняли.
– А что же, стены нет, а вы не убежали? – улыбнулся начальник дамам.
