– Боитесь фанатов? – спросил профессор.

– Боюсь. – отрезала Адель.

– А я, лишь однажды попал в эфир, и как назло, во время вечерней пробежки. После долгой трудовой недели мне совсем не хотелось вникать в навязанные информационной империей новости или выслушивать дебаты псевдо-экспертов. По привычке я вышел в парк на пробежку, никого не трогал, и тут сигнал в ухе, «Вы в прямом эфире!». Никто меня не предупредил и не спрашивал, хочу я этого или нет.

– Я помню. Это был очень короткий выход в эфир. – хихикнула Адель.

– О да. Тем прекрасным вечером в парке, меня догнала теле-муха и буквально села мне на нос. Тогда мне просто повезло с погодой и на мою голову обрушился ливень и град. Теле-муху сбило, а я успешно добрался домой, с каждым шагом опасаясь отключения. Таким образом я избежал всемирной телевизионной славы в прайм-тайм. После этого я обратился к Майклу с просьбой, отставить мою скромную персону в покое. Но на этот раз выбора нет. Они взяли нас обоих на контроль. – заверил Паттерсон.

– Вы же знаете их игры, им просто нужен рейтинг!

– Такие времена, Адель. Я думаю, вы должны выступить так, чтобы весь мир поддержал вас.

– Это утопия! Если даже мне поверят, то ничего не изменится.

– Если ничего не делать, ничего и не произойдёт! Оставьте сомнения. Просто двигайтесь по течению. Примите происходящее, как неизбежное. Это мой вам совет.

– Спасибо за поддержку. – раздражённо ответила Адель.

– Кто владеет питанием, тот владеет жизнью людей. – задумчиво сказал Паттерсон и протянул Адель пиалу с горячим супом из моллюсков.

– Раньше так говорили об информации. «Кто владеет информацией, тот владеет миром.» – отрешённо сказала она, помешивая ложкой кремообразный суп.

– О да! Эта легендарная фраза принадлежит Натану Ротшильду. Скорость передачи информации сыграла решающую роль на бирже, но в те времена о скоростных технологиях передачи информации не мечтали даже фантасты. С помощью банальной голубиной почты, у Ротшильда появилась возможность создать сеть шпионов, поставляющих оперативные сводки котировок. Таким образом, он разработал беспроигрышную тактику, что позволило ему быть на голову быстрее оппонентов.

– Лень способствует прогрессу, а распределение полномочий ускоряет его. Чем больше лентяев задействовано, тем скорее и эффективнее результат. – ухмыльнулась Адель.

– У Ротшильдов была сеть информаторов по всему миру, а голуби были средством быстрой передачи информации. Благодаря этому принципу, Ротшильду удалось в короткие сроки занять лидирующие позиции на мировой арене. Голуби на тот момент были дорогим удовольствием, но инвестиции в обмен информацией дали свои плоды. Почти три века Ротшильды считали, что владеют информацией и миром.

– Ах вот зачем, вы держите голубей в кампусе и успешно пользуетесь их услугами. Никогда бы не догадалась. А это вообще законно? – уточнила Адель.

– Доступ к информации, как и к продуктам питания всегда был и будет находится под жестким контролем. Голубей никто не запретил, пока что. Но не исключено, что эта сфера также находится под контролем.

– А может быть ваши голуби тоже с чипами? – поинтересовалась Адель.

– Были случаи. Я их всегда проверяю перед отправкой.

Адель с аппетитом захватила ложку ароматного супа, не отрывая взгляда от профессора, в ожидании продолжения рассказа.

Паттерсон потянулся за устрицей и продолжил.

– Не удивительно, что клан Ротшильдов достиг таких высот! Но кланы и корпорации в итоге поглотило гражданское общество с общедоступным интернетом. Число людей, имеющих доступ к информации, стало несоизмеримо больше, чем влиятельных кланов и сетевых структур. Для поддержания всеобщего контроля над информацией просто больше не было рычагов. И только глобальное чипование позволило снова взять информацию под контроль и остановить волну так называемых всезнающих.

– Жертвы гипперпотребления информации чуть не сошли с ума, от невозможности бесконечно пихать в свои мозги всякую галиматью. – добавила Адель, со знанием дела.

– Человеческая натура ненасытна. Нет предела удовлетворения. Человеку всегда будет мало всего, пока он не поймает себя на мысли, что возможно получать радость ежесекундно, а не стремиться получить больше, страдая на пути к заветной цели. Можно радоваться каплям дождя и не жить мечтой об океане. От капли до океана всего то пара тысяч лет проливного дождя.

– Почти, как всемирный потоп! Все всё знают, но куда двигаться и где теперь берег, не ясно.

– Что-то вроде этого. Волна бесконтрольного пожирания информации привела к появлению псевдо-экспертов, разбирающихся во всём сразу и не в чём одновременно. Искусственный интеллект всё равно опережает человека. Нет смысла, принимать участие в крысиных бегах. – меланхолично сказал профессор.

– Иногда лучше признать своё поражение и найти другой вектор развития. Вернуться к истокам, как вариант. – приободрила его Адель.

– Совершенно, верно. Тем более, для этого есть все условия. – согласился он.

– Профессор, скажите, вы и правда считаете, что человечество сможет вернуть утраченную возможность снова заниматься земледелием?

– Сейчас в это сложно поверить, когда система полностью взяла контроль над плодородными землями и владеет запрограммированными парниками, под охраной вооружённых роботов. Листья салата растут за двадцатиметровыми стенами, как будто, это алмазные залежи.

– Почему они лишили нас возможности самим выбирать себе пищу, выращивать то, что мы хотим?

– Однозначно – полный контроль. Пища для ума, тоже под контролем. Информация наших чипов рафинируется системой, также, как и каждый лист салата. Из семени салат вырастает, в готовый к употреблению продукт, ровно за тридцать пять дней. Если листья салата не достигли к этому времени нужного размера, процесс их выращивания автоматически перепрограммируется с помощью искусственного интеллекта. Добавляются гены роста, режим полива и освещения тоже регулируются. Таким образом, следующее поколение салата вырастет быстрее и крупнее, но не даёт плодородных семян, а значит этот генетический код прекратит своё существование. У системы, всё на счету. – сказал профессор.

– Наше поколение полностью оградили от взаимодействия с растительным миром. Нам не позволено выращивать даже элементарные культуры, такие как лук в горшочке на подоконнике. Это было так романтично в прошлом, когда каждая влюблённая в органику хозяйка заводила себе маленький оазис с зеленью на окне. – задумчиво сказала Адель.

– Сочувствую вашему поколению. В мои времена, школьники в обязательном порядке практиковали аграрное дело на частных фермах, а на уроках ботаники, мы все создавали миниатюрные огороды в ящиках и гордились своим урожаем.

– Вам повезло, профессор. Наши студенты-биологи, лишь в теории могут себе представить, как выглядит зерно пшеницы, золотистые колосья, покрывающие поля до горизонта. Все без исключения овощи, фрукты и ягоды беспощадно переработаны, очищены или стерилизованы. Нет ни малейшего шанса посадить ни одного съедобного растения. Я как биолог, например, никогда не видела, как выглядит виноградник и ни разу не держала в руках гроздья винограда. – с досадой в голосе, продолжала возмущаться Адель.

– Как говорили древние иудеи – «Внемли, дитя моё! Благословен ты, Господь Бог наш, Владыка вселенной, сотворивший плод виноградной лозы и вырастивший хлеб из земли!» – с выражением продекламировал Паттерсон.

Адель застыла в недоумении, ожидая продолжения речи профессора. Паттерсон выдержал паузу.

– Не удивительно, Адель! Виноград – это золотая жила для монополистов. Запретный плод, как говорится. И одному богу известно, когда всё это безобразие закончится. Думаю, вы и вина то никогда не пробовали.

– Вино я не пробовала и не собираюсь. Зачем человеку вообще употреблять продукт распада?

– Не стоит спорить на тему, которой вы не владеете на практике.

– Не спорю, профессор. Но я бы не отказалась от свежего винограда.