– Мне жаль Ватикан только по причине того, что весь этот спектакль, который разыгрывался на протяжении последнего столетия с подачи Муссолини завершился без аплодисментов. Священнослужители сыграли свою роль в этом гениальном сценарии, от которого захватывало дух, в прямом и переносном смысле слова. – призналась Адель.

– Ватикан, как уникальный архитектурный комплекс, да и сама организация вызывают смешанные чувства. Любой вид искусства, как и религия, являются лишь воплощением внутреннего мира художника. Вот архитектор так увидел в своём воображении представительство бога, будь то Ватикан, Мекка или ещё какое-нибудь религиозное сооружение. Обладая определённым внутренним миром, писатели создали религиозные тексты, мифы и другие сказки, вводящие огромные массы людей в глубочайшее заблуждение и иллюзии. – поддержал её мысль профессор.

– Художники визуализировали мифы и религиозные образы с максимальным пафосом, для того чтобы эти образы складывались в определённую картину мира, как пазлы. Нам внедрили образ бога, как грозного старца с седой бородой, сидящего на облаке и уверенность в том, что человек создан по образу его и подобию. – сказала Адель.

– Художниками же в основном были мужчины, что, по всей вероятности, и вызвало у них такие ассоциации. – сделал вывод Паттерсон.

– Но ведь тогда, по логике, все мы должны быть пожилыми, мудрыми самцами, способными передвигаться по облакам. Если всё в этом мире создано богом и человек является венцом творения, почему бы не изобразить бога в образе молодой девушки, доброй, но справедливой? Ведь были в древнегреческой мифологии были попытки создания образов богинь, но эта практика была выбита патриархальным обществом, доминированием самцов и банальным мужским гормоном тестостероном. Исторически, женщинам досталось больше всех, от мужчин, возомнивших себя подобием бога. – возмущалась Адель.

– От сюда и появилось движение Мэри Бэйкер Эдди, противостоящее религиозным понятиям предопределения и первородного греха, а в последствии появилось движение феминисток, в начале двадцатого века. – ухмыльнулся Майкл.

– Кстати, знаменитая библиотека Мэри Бэйкер в Бостоне, это одно из самых любимых наших с Адель мест. Мы часто проводим там встречи со студентами, а именно в Маппариуме, самом большом экспонате библиотеки. Стеклянное сферическое помещение Маппариума представляет собой внутреннюю оболочку глобуса, с уникальной акустической системой, что позволяет менять привычную картину мира звуков. – сказал Паттерсон.

– А вы помните, как находясь внутри витражного земного шара, стоя посреди стеклянного моста, каждый слышит свой голос настолько ясно, будто звук поступает из речевого аппарата непосредственно в свои же уши с невероятной чёткостью и громкостью. Поэтому, даже шёпот потрясает своей мощью. – перебила его Адель.

– В таком месте, мы учимся говорить с самими собой и слушать себя. Библиотека расположена в Материнской церкви, созданной Бэйкер, здание которой напоминает по архитектуре и величию Собор Святого Петра в Ватикане. – сказал Паттерсон.

– Всё это были прекрасные душевные порывы талантливых людей в попытке описать или отыскать бога. – заключила Адель.

– Но слово Бог всё ещё присутствует в вашем лексиконе. – хитро подметил Майкл.

– Все слова, это тоже плоды воображения, бесконечного внутреннего мира человека. Мы же должны каким-то образом обозначать те или иные предметы, явления, даже если слова не имеют никакого права на существование в принципе, потому что мы не знаем до сих пор с чем имеем дело. А масштаб того, чего мы не знаем, только увеличивается и растёт в геометрической прогрессии. – продолжала защищаться Адель.

– Но, чтобы не сойти с ума и как-то ориентироваться в этом мире, мы даём всему названия и ярлыки, от чего в последствии сами же и страдаем. – подтвердил Паттерсон.

– А вы помните, с чего всё началось? – спросил Майкл.

– В начале было слово. – поспешила ответить Адель.

– И слово было у Бога. – добавил Паттерсон.

– И слово было Бог. – заключил Майкл.

Майкл задумчиво подкурил свою тонкую сигару, с важным видом выпустил дымовое кольцо к своду. Он расхаживал зигзагами от одной стены к другой, и его шаги эхом отражались в глубине туннеля.

Адель и Паттерсон с любопытством наблюдали за ним, прижавшись к друг другу. Адель не на шутку устала и замёрзла. Она буквально впилась в руку профессора, пытаясь сохранить равновесие и унять дрожь в теле.

– После того, как взорвали всемирный конгресс в Вашингтоне, никто не взял на себя ответственность за убийство мировых лидеров. В мире случился массовый психоз. Первыми отреагировали религиозные организации. Христиане и мусульмане попали в точку невозврата, в итоге все переросло в неконтролируемый вооруженный конфликт. Тогда, вокруг Ватикана образовалась миллионная толпа, требующая начала священной войны, последнего крестового похода… Мекка в свою очередь, была переполнена воинствующими исламистами, требующими возмездия во имя Аллаха. – заговорил Майкл, нарушив зависшую в тоннеле тишину.

– Религиозные фанатики – это страшная сила. Правительство Италии было вынуждено пойти на радикальные меры, направив отряды вооружённых сил в Ватикан. Толпу разгоняли водомётами и дымовыми шашками, протестующих массово арестовывали. Ватикан пришлось эвакуировать и закрыть на время. Но всё временное, как правило становится постоянным и наоборот. – сказал профессор с таким видом, будто сам был участником тех событий.

– Наша система защищает людей от любых проявлений агрессии, в том числе и религии, как неотъемлемой её части. Любые конфликты на почве инакомыслия необходимо было предотвращать и вовремя ликвидировать источники угроз. – уточнил Майкл.

– Кого и от кого вы тут защищаете? Кому теперь нужны, ваши безвольные потребители? – с негодованием спросила Адель.

– Нет. Вы не правы, дорогая. – вступился Паттерсон.

– Мы защищаем историю от варваров и варваров от истории! – торжественно ответил Майкл и резкой походкой и направился к обратно машине.

– Человечество так стремилось к прогрессу, что само себя уничтожило. Так заложено природой. Прогресс необходимо сдерживать, иначе цивилизация снова выйдет из-под контроля и самоликвидируется, унеся за собой все остальные формы земной жизни. – разглядывая портреты президентов США, спокойно сказал профессор, вслушиваясь в эхо своего голоса, разливающегося по туннелю.

– Я не думаю, что в мире что-то кардинально поменялось. Есть религия или нет, есть прогресс или нет. Всё это иллюзия. Жизнь сама по себе находит свой вектор развития, а все выдумки человека, попытки загнать жизнь в рамки системы всегда будут проигрывать законам жизни, которые никем не придуманы и не вписываются ни в одну систему. Никому не удалось расшифровать код жизни или найти хотя бы одну реальную искру бога. Те, кто создают систему, вынуждены сами играть по её правилам из страха потерять свой иллюзорный статус. – высказалась Адель и пожалела, что вступила в эту дискуссию.

Взгляд Майкла стал надменным и холодным.

Он тихо и чётко произнёс:

– Я никогда не потеряю свой статус. В отличии от вас и миллиарда выживших я не являюсь подключённым. Я и есть система. Я и есть контроль.

Он бросил свою дорогую сигару на пол и раздавил её, глядя в глаза Адель.

В туннеле воцарилась звенящая тишина.

От напряжения, у Адель подвернулась нога.

Странный звук скрипнувшего каблука вернул всех в реальность.

– Что ж друзья! Все мы люди. – как бы оправдываясь, попытался разрядить обстановку Паттерсон.

– Держать всё под контролем, это невероятно сложная и ответственная миссия. Я вас вызвал не дебаты разводить. Вы теперь тоже часть этой ответственной миссии. И хватит рассуждать. Меня это начинает раздражать.

Майкл с размаха захлопнул дверь своего бронированного джипа и эхо раскатилось громом по туннелю.

Адель подошла к носу бронированного Мерседеса и провела пальчиком по блестящему капоту.

– И всё же, Майкл. Если мы уже начали этот разговор, я хочу узнать ещё кое-что. Уж потерпите.