– Эми, вам нехорошо? – услышала сначала голос, а затем и увидела Коула, совсем близко, прямо передо мной.

Он присел на корточки и осторожно коснулся моего локтя. С тревогой заглянул в глаза.

– Это нервное. Голова закружилась, – ответила я тихо, и встретилась с ним взглядом.

Казалось, кожа на его лице стала выглядеть лучше. Словно некоторые шрамы исчезли. Как странно. Он стал ещё привлекательнее. Я подавила желание прикоснуться, проверить, не кажется ли мне. Вдохнула глубоко и ощутила еле уловимый запах прогретой летним солнцем смолистой древесины.

– Выпей воды, – предложил папа, протягивая стакан с прозрачной жидкостью. – Отдохни немного.

Коул встал, и мужчины вернулись к своим делам, а я продолжила сидеть с опущенной головой. Последние часы дома… А что будет дальше?

Сразу после подписания документов меня отправили отдохнуть пару часов и сложить то, что ещё не успела. Голова уже не кружилась, но ощущалось недомогание. Разговор отца с Коулом и нотариусом я слышала отрывками. Уловила лишь то, что местная пресса уже завтра получит новую тему для сплетен, после которой обо мне все забудут. Тему, не связанную с чьим-то позором или унижением. Коул выбрал другую новость, чью-то свадьбу, которую, благодаря ему и проплаченному им огромному тиражу, будут обсуждать ещё очень долго. С фирмой отца пока придется подождать, но, как сообщил нотариус, есть неплохие шансы решить вопрос с конкурентами и партнёрами и твердо встать на ноги. Это не могло не радовать.

Несмотря на состояние, отдыхать я не могла. Только с каждой минутой все больше накручивала себя. Когда моим женихом был Эдди, я знала, чего ждать. Да ничего бы особо не изменилось. Я бы осталась в родном городе, рядом с семьёй, друзьями, с близким мне человеком. Теперь же меня ждут кардинальные перемены. И я даже не знаю, хорошие они или плохие.

Я подготовила чемоданы, мысленно попрощалась с маленькой комнатушкой, что стала мне пристанищем в последние месяцы, и поднялась к сестрам. Всё же именно в нашей общей спальне я провела почти всю свою жизнь. Точнее, всё хорошее время, что так внезапно закончилось три месяца назад.

Когда пришло время прощаться, я с трудом сдерживала слёзы. Родители, я и сестры стояли на улице перед входом в дом. Осталась только моя семья и господин Эртон. Нотариус уже уехал.

Тяжёлые грозовые тучи стремительно застилали небо, превращая закат в темноту. Но пока они не добрались до солнца, и оно окрашивало плотные облака во все оттенки алого. Это завораживало и примерно отражало то, что у меня творилось на душе. Словно грядёт буря.

Отец сам отнес мои вещи в блестящий автомобиль, в лобовом стекле которого отражался расплывчатый круг оранжевого солнца. Таких машин здесь раньше не было. Даже у главы города транспортное средство было куда скромнее, что уж говорить об обычных гражданах. Да и наша семья, несмотря на совсем ещё недавние финансовые успехи, не могла себе такое позволить.

Почему-то все молчали. Не знали, как подступиться друг к другу, что говорить, как себя вести. Я не люблю прощания и никогда не любила. Помню, как любимая бабушка раньше приезжала к нам, и как я мучилась в последние часы перед расставанием. Тогда казалось, что те часы перечёркивают все хорошее, что было до. Теперь я понимаю, что это не так. Однако сейчас вновь возникло это же чувство неминуемой потери.

Не таким мне представлялся день бракосочетания. Не таким он представлялся и сестрам. Но, в сравнении с теми перспективами, которые мне грозили после скандала, такой ход событий был наименьшим из зол и даже в какой-то степени его можно было считать удачным. Вот только тревога на душе сжимала все внутри цепкими лапами.

– Милая моя, – вдруг сквозь слёзы проговорила мама и бросилась меня обнимать. Тут и я не сдержалась.

Все накопившиеся эмоции выплеснулись в этот момент. Мама обнимала крепко, плакала и говорила ободряющие слова. Лоя и Хели, с красными от слез глазами, стояли рядом. Папа смотрел на нас, с застывшей грустной улыбкой на лице. Коул, присев на капот автомобиля и засунув руки в карманы брюк, смотрел на закат.

В глубине души, под слоем боли, я радовалась этим объятьям. Именно в такие моменты осознаешь, насколько сильно любишь и нуждаешься в близких. Прощаешь то, чего не мог простить до этого. Не было сейчас обиды или злости. Лишь любовь вперемешку с острой печалью.

Мама говорила, как любит меня и как не хочет отпускать. Как ей жаль, что все так сложилось. Она просила прощения даже за то, что не смогла поддержать меня тогда и после. Но ведь это все в прошлом, правда? Важно только здесь и сейчас. Однако, я более скупо выражала эмоции – иначе не умела. Разучилась.

Тучи скрыли солнце, погрузили нас в сумерки.

После мамы я долго обнимала сестер, сразу двоих. Они желали мне много всего самого хорошего, доброго, светлого, счастливого.

Сильный порыв ветра растрепал мои волосы, заставил деревья тревожно зашуметь. Птицы громко закричали, летая низко над землёй, когда пришел черед отца. Он чуть потоптался на месте и нерешительно приблизился. Я не знала, чего ждать. Наконец, он прижал меня к себе, поцеловал в макушку, как делал это раньше, и тихо произнес:

– Береги себя, родная.

Почему-то я плохо запомнила, что отвечала. Но все сказанное мне запечатлела в памяти как яркую фотографию.

Первые крупные капли упали на лицо, и я встрепенулась.

Куталась в лёгкое пальто, пока шагала к автомобилю. Коул открыл для меня переднюю дверь. Я не хотела ехать рядом с ним, не хотела, чтобы он видел моё опухшее лицо. Но не стала об этом сообщать. Напоследок взглянула на наш дом, который воспринимала как живой. На семью. Услышала, как хлопнула дверь со стороны водителя, вздохнула, и заняла место рядом. Разразился ливень.

Капли громко барабанили по крыше и стеклу. Когда я оглянулась снова, с трудом сумела разглядеть, что все уже спрятались.

– Мне нужно забрать вещи из дома. Это быстро. И двинемся дальше, – произнес Коул, когда автомобиль тронулся.

Стихия разразилась не на шутку. В резко наступившей темноте, в нескончаемом потоке льющейся с неба воды, мне стало страшно, что мы попадём в аварию. Почти ничего не было видно. Мужчина рядом был сосредоточен на дороге, но я заметила, что он начинал нервничать. Это прослеживалось в резких движениях, постукиванию пальцев по оплётке большого руля.

Интересно, где его трость? В прошлую встречу он заметно хромал, сегодня же этого не наблюдалось. Похоже, нога уже не так сильно болела. Почему-то эта мысль немного успокоила. Пусть у моего мужа и усыпано шрамами лицо, но в остальном он не выглядит больным или ослабленным.

Мы проехали совсем недолго, но я уже начинала сходить с ума от страха. Дорога на окраине города, где мы жили, была ужасной, и автомобиль мотало из стороны в сторону. Я мечтала, чтобы мы смогли скорее выбраться отсюда. Или чтобы остановились.

– Господин Эртон, я волнуюсь, что в такую непогоду мы можем попасть в неприятную ситуацию, – проговорила я тихо, одной рукой намертво вцепившись в дверцу, а второй – в сиденье. – Ничего ведь не видно.

Губы не слушались. Костяшки пальцев уже гудели от напряжения. Несмотря на хмурое настроение – умирать мне вовсе не хотелось.

– Потерпи немного, – ответил Коул спокойно. – Дальше будет лучше. Хорошая дорога уже рядом.

Верилось с трудом, что это когда-нибудь закончится. Но вот мы миновали проселочную дорогу и заехали в город. Наконец, тряска прекратилась, и машина поехала ровно, рассекая потоки воды. Улицы словно тонули. Особенно сильно это было видно на относительно новенькой, гладкой дороге, по которой расползались кляксы света от фонарей и рябь от крупных капель.

– Мы почти приехали. Переждем ливень в доме и после продолжим путь, – ответил мужчина, внимательно глядя перед собой. – И ещё. Эми, называй меня Коул. Давай обойдёмся без условностей.

– Хорошо, Коул, – быстро согласилась я.

Я разжала руки. Пальцы были ледяными и ныли от напряжения. Пришлось некоторое время разминать их прежде, чем они расслабились.