– Как? – спросил я его через пару минут.

– Дело серьёзное, боюсь, – ответил он, – сейчас скорую вызову. А ты… случайно не знаешь её?

Я покачал головой:

– Нет, – хотел добавить, что в первый раз вижу, но понял, что это было бы враньём, а я никогда не обманывал.

– Жалко девчонку, – проговорил он.

Я пожал плечами, думая, что, пожалуй, хорошо, что мне неведомо чувство жалости.

– Она бежала по эскалатору, – ответил я, – а ведь я её предупреждал…

Врач как-то странно на меня посмотрел.

ГЛАВА 6. –Я-

Я ведь не сказал, что рад тому, что она упала. Или что желаю ей чего-то плохого. Так почему он так на меня посмотрел? Нет, я определённо не понимаю реакции людей, которые называют себя нормальными.

Эскалатор, идущий вниз, не работал семь с половиной минут. За это время двое врачей погрузили Крэзи на носилки и утащили её в сторону медпункта. Мне показалось, что она была в сознании, хотя и оглушена.

Я нашёл на полу её сумку, отброшенную в сторону к стенке, и уложил ей на носилки, под правую руку.

– Это хорошо, – кивнул врач, – там, наверно, документы найдутся, в больнице будет проще идентифицировать личность. И позвонить родным, если надо.

– Удачи, – сказал я ему, когда он поднял носилки и двинулся по платформе, – вам и… Крэзи…

Врач нахмурился:

– Кому? Крэзи?

Я опустил голову. Не надо было это говорить, подумает теперь неизвестно что.

– Крэзи, значит… она, – он ухмыльнулся, – ну-ну! – и зашагал прочь.

Я знал, что он хотел сказать. «Это она-то Крэзи? А ты тогда кто?»

Переживания мне неведомы, но я часто думал о том, что с ней. Сильно ли пострадала, а вдруг вообще… скончалась от ударов. Это вряд ли, конечно, она же не с крыши упала. Хотя летела круто.

У меня даже промелькнула мысль, узнать у врача, в какой она больнице. Не навещать, конечно, мы же чужие друг другу, но позвонить, спросить о состоянии. Но я не стал. Ей это не поможет, а моя жизнь и без неё идёт своим чередом.

Народу, как и прежде, было много. Вот только бегающих стало поменьше, видимо, новость об упавшей на эскалаторе девушке разнеслась далеко, люди опасались повторить её судьбу. Но это, конечно, ненадолго, максимум через месяц всё будет, как раньше.

Вчера сходил посмотреть, как работает мой папаша. Можно сказать, что я его переплюнул в смысле карьеры, эскалатор, под которым я сижу, выглядит намного солиднее, чем три блинных сковородки. Ну, это не считая того, что я, сидя в своей будке, решаю задачу, которая в ближайшее время принесёт мне миллион долларов.

И станция моя лучше, она покрыта серым камнем, люблю этот цвет. А его окружают бежевые стены… ни то, ни сё, ни яркости, ни характера… Серый – цвет асфальта, жёсткий, крепкий, устойчивый, бежевый – цвет песка, текучий, рассыпчатый, бесформенный. Прямо как мой родственник.

В блинную я просто зашёл по дороге. Мне надо было перекусить перед посещением книжного магазина. Там продают специальную литературу. И это мероприятие довольно долгое. Я читаю постоянно кое-что из алгебры, матанализа, диффур2. В общем, вам не понять, если вы не учились на математика, как я.

Чтоб решить задачу на миллион долларов, любую из них, нужно изрядно потрудиться. Даже мне. Выходные я провожу в библиотеке. И пусть сейчас большую часть литературы можно найти в интернете. Это не то. В библиотеке лучше думается, а бумажные книги подходят для обучения гораздо лучше, чем электронные. Почему?

Ну… я воспринимаю текст не только глазами, но и пальцами, если передо мной важная формула, дотрагиваюсь до неё, и она проникает внутрь меня, я её не просто вижу и понимаю, я… как бы сродняюсь с ней. И так же, когда пишу. Оно выплёскивается из меня посредством ручки. Там не может быть ошибки. Это то, что только что было частью меня.

Не очень понятно? Ну, что поделать! Такой уж я человек. Странный. Теперь вы знаете ещё про одну мою удивительную особенность. Мне почему-то кажется, что эта моя черта поможет мне с решением задачи Мильтенса. Хочешь одолеть сложную проблему, почувствуй её изнутри, стань частью её.

Обычным людям в этом мешают эмоции. Они чувствуют злость, если не получается, нетерпение, если безрезультатно попробовали уже сотню раз. Раздражение от того, что у кого-то другого получилось лучше. Они жалеют себя. А ещё любят… множество разных вещей в жизни, которые непременно отвлекают их от работы. Я хорошо это знаю, вокруг меня много учёных-неудачников.

Я выше этого. Поэтому шансов у меня намного больше. Ну и ещё я очень умный. Думаете, нескромно так говорить? Ну, я такой, говорю, что думаю.

Через неделю после того, как Крэзи упала с эскалатора, она снова появилась передо мной. Я не мог заставить себя отвести от неё взгляд. Она не бежала, спокойно стояла, крепко держась за перила. Не заметить её было сложно, хотя в этот день она выглядела скромнее, чем когда-либо. На голове отрос короткий ёжик, поэтому затылок не сверкал, как обычно, в свете ярких высоких ламп. Судя по совсем уж маленькому росту, обувь на ней была без каблуков. Пальто спокойного серого цвета. Как будто она – обычная девчонка, а не Крэзи. Чудеса.

Она была всё ближе. Я рассмотрел её макияж, неяркий, обычный. Серьги, всё те же – огромные и блестящие кольца. И сумка та же, которую я положил ей на носилки.

Я изучал её и понял, что она так же пристально изучала меня. Надо же, обычно девушки смущались под моим взглядом. Но не она. Её взгляд был, казалось, таким же, как у меня, бесстрастным. Только на мгновение она отвела глаза, когда шагала с нижней, ставшей плоской, ступеньки, на неподвижный пол. Правильная предосторожность.

Когда она снова посмотрела на меня, я был от неё всего в двух метрах. На её голове справа виднелся большой квадратный пластырь, левая рука была загипсована до локтя. Легко отделалась!

Она спокойно подошла к будке, открыла дверь, улыбнулась, наклонила немного голову набок:

– Твой урок усвоен, Крэзи, – сказала она, – не стоит бегать по эскалатору.

Я внимательно на неё посмотрел:

– Ты сказала «Крэзи»?

– А… – она хмыкнула, – я так тебя прозвала, Крэзи… ну это значит…

Я кивнул:

– Я прозвал тебя так же. Смешно.

Я понял, что самое время улыбнуться. И старательно растянул губы как можно шире. Когда нужно, я умел быть почти милым.

ГЛАВА 7. –ЛИ-

Все люди, как люди. А со мной всё время случается какая-то ерунда. Сколько народу ежедневно бегает по эскалаторам? Тысячи? Миллионы? А сколько из них с него падают кувырком? Лично я за долгие годы поездок в метро видела только одного, он был пьяный в сосиску и аккуратно съехал пару метров на пятой точке.

Меня приложило по полной программе. Впрочем, врачи в больнице сказали, что я ещё легко отделалась: перелом руки, гематома размером с ладонь на животе и пять швов на голове. Но это только звучит страшно, врачи говорят почему-то пять швов, на самом деле шов один, стежков пять.

А вот сотряс у меня не нашли, как ни искали. Может, нечего было сотрясать? Я порой сомневаюсь, есть ли в моей голове мозг. По-моему, только ягодный компот. Иначе бы я придумала, как жить нормально. Не работала бы официанткой, не жила с больной бабкой. И не бегала по эскалатору, чтоб позлить придурка в стеклянной будке.

И ладно бы ещё я на него запала, так ведь нет, просто скучно было. Каждый день двенадцать минут до метро, три минуты на эскалаторе вниз, семь остановок в третьем вагоне, выход через вторую дверь, две минуты на эскалаторе вверх, шесть минут до кафе, семь минут на переодевание. И наконец: «Добрый вечер. Меня зовут Камилла. Я – ваш официант. Обращайтесь, пожалуйста, по любым вопросам».

В больнице я провела в итоге полтора дня, меня боялись выпускать раньше, наблюдали, а я и не возражала. Обошлись в кафе без меня, а бабку мою соседка лишний раз навестила: накормила, тряпочкой протёрла, спать уложила, норм. У нас с ней в любом случае договорённость: пока я учусь и работаю, она забегает её проведать, ну, и выполняет какие-то капризы: подать утку, поджарить тост, подогреть чай до сорока пяти градусов.