– С чего вдруг ты начал о нём так волноваться? Кто вчера был готов его разорвать и на чью руку он наткнулся, когда замечтался?

– Всё не просто так.

– Прекращай и раскладывай навес, либо сам тащи дальше телеги, а мы посмотрим, – С насмешкой ответил ему Аринфий.

После беседы, они направились к тегам и взялись раскладывать навесы. Как бы жутко не было, но усталость валила с ног всех, кроме Акефамия. Он даже не придавал значения тому, где они остановились и как долго им ещё идти.

На протяжении всего пути он обдумывал всё случившееся с ним. Вспоминал слова и отношение к нему Кавелия с Аринфием, который так и не назвал своё имя. Пытался понять, почему он не мог завести друзей и начать разговор первым. В его маленьком мирке фантазий что-то случилось. Мечты об уважении, на службе леторием, исчезли, его впервые начало беспокоить не то внимание, которое он желает получить, а то, за что это самое внимание и уважение получают.

Он вспоминал истории старика, лиардинца, в которых упоминался его отец.

– Я был моложе него и всегда удивлялся тому, что он с утра до ночи нёс службу, ночуя в военном навесе. В его глазах не было страха, усталости, вообще ничего не было… Иногда казалось, что для него война ещё не закончилась и он ждёт прихода врага, чтобы дать очередной бой.

Акефамий считал, что отец целиком и полностью отдавался Липирии и её защите. Никогда не знаешь, что может случится через секунду, а когда на тебе лежит ответственность за других, ты не имеешь права медлить.

Задумчивый Акефамий даже не обращал внимания на то, что навес уже готов и лиардинцы уснули крепким сном. Он бы и простоял всю ночь, продолжая вариться в своих мыслях, если бы Аринфий не отвлёк его от дум.

– Эй, сейчас не твоя очередь следить за телегой, ложись спать.

Акефамий медленно повернувшись в сторону Аринфия, взглянул на него и молча подошёл к свободному месту, лёг и смотрел куда угодно, но не на навес. Акефамий пытался поймать глазами те участки неба, на которые он смотрел с матерью, когда не мог уснуть. Ему было легко узнать те звёзды, о которых она ему рассказывала, давая имена и придумывая им истории. Вот только смотря в даль, он не нашёл ни одну, на которую смотрел по ночам.

Звёзды скрывал навес, который должен был их спасать от дождей, шедших с середины месяца солнца, по конец рыжего месяца. Хоть и стоял месяц солнца, но никто не мог предугадать погоду. Лишь в месяц дождей и в первую половину рыжего месяца можно было знать наверняка, когда начнётся дождь.

Долго ворочаясь в поисках, Акефамий не выдержал. Освободив место, он вышел из-под навеса, чтобы найти заветные звёзды. Заприметив первую, он быстро нашёл вторую и третью, и все остальные. Акефамий стоял под небом и смотрел на них, пока не вспомнил все данные им имена и истории.

Спустя время он так и не хотел ложиться спать. В нём не было ни усталости, ни энергии, которая его разрывала в первый день пути. Недолго думая, Акефамий решил пройтись вдоль стены кладбища. Его должны были заметить лиардинцы, сторожащие телеги, если бы неудачные сторожа не спали на телегах. В какой-то степени это был очень своеобразный метод стоять на охране. Никто не сможет их увезти или вытащить содержимое, не разбудив сторожащего. На крайний случай увезут вместе с телегами.

Акефамий, не знавший возле чего они остановились, продолжал идти. Он просто шёл, не думая не о чём. Им двигало даже не любопытство, а непонимание и неприятие происходящего вокруг него. Летая в своих фантазиях и мечтах, он даже не обращал внимания на течение времени. Смерть матери для него было чем-то запредельным, чем-то, что не могло с ним произойти. В период его работы на складе, смерть старика была для него естественным течением времени. Но когда ему поведали об уходе из жизни родителя, внутри него что-то остановилось. Нет, поломалось, внутри него образовался скол.

Дойдя до входа на кладбище, Акефамий остановился в изумлении. Перед ним выстроились длинные ряды из могильных табличек с именами, причиной смерти и названиями городов. При всём желании он бы не смог обойти их всех за то время, которое он находился в пути.

Одного вида кладбища хватило, чтобы прийти в себя. Акефамий не представлял себе его размеры. До недавних пор тема смерти никогда не затрагивала его жизнь. Единственным исключением было его детство, когда отец умер от старости.

Акефамий, обретя ясность сознания, решил вернуться под навес. Его шаг стал уверенным, он явно видел поставленную перед ним цель и осознавал всё, что вокруг него происходит. Скорее всего, это был шок, который на время вернул его в реальный мир. Добравшись до группы перевозки, он снова лёг на занятое им ранее место.

На очередном рассвете Акефамия разбудил Кавелий. Открыв глаза, он увидел стоящего над ним перевозчика. Из-за жёлтых глаз и орлиного носа, Кавелия можно было перепутать с хищной птицей, если бы такие обитали в Липирии. Но подобный вид, ранним утром, мог поднять любого, ранее не знакомого с ним, липинца.

Проснувшись, Акефамий, не дожидаясь объявления о продолжении пути, решил впервые начать беседу. Он весь дрожал, а его лицо говорило о готовности разрыдаться. Акефамий даже не знал с чего начать и о чём говорить он просто хотел впервые начать диалог.

Всю жизнь он занимался своими делами, выполнял поручения или летал в облаках. Единственные, с кем он мог начать беседу, так это с матерью, старым лиардинцем, со склада, и аплодирующими жителями Лагрима, в своих фантазиях.

Обративший внимание на дрожащего Акефамия Кавелий, испугано обратился к нему:

– Всё хорошо, ты чего дрожишь?

Акефамий, моментально придя в себя, не говоря ни слова, просто кивнул. В тот же момент резко поник, осознав, что начать разговор он никак не может.

После объявления о продолжении пути, Кавелий постоянно посматривал на Акефамия. Он выглядел лучше, по сравнению с минувшим днём, но дрожь свидетельствовала о том, что не всё так просто.

Продолжая раздумья, Акефамий всё меньше прибывал в фантазиях и больше уходил в рассуждения. Он начал обращать внимание на то, что ему говорили в первые дни пути, на одинаковую одежду, которую носил он и все остальные жители, и работники склада. Пытался вспомнить, как выглядел его отец и мать. На секунду Акефамий поймал себя на мысли, что, прибывая в своих мечтах, не обращая внимания на настоящий мир, он забыл своих родителей. Он даже не имел навыков общения с другими жителями селения, в котором он родился.

«Что со мной не так?», – спросил самого себя, не привлекая других. «Что мне теперь делать?»

Стараясь вспомнить момент, когда он делал то, что не мог никогда ранее, он продолжал идти со всеми. Его шаг был ровным, а взгляд устремлён вперёд, будто пытался поймать момент, когда на горизонте появится Лагрим. На его лице не было никаких эмоций. Неожиданно для самого себя он всё-таки вспомнил, что, задав вопрос соседу о своей матери, Акефамий заговорил первым. Осознав, что он может выстраивать общение с другими, по своей инициативе, хоть и прибывая в очень ярких эмоциях, Акефамий улыбнулся.

– Что, Лагрим увидел? – спросил его Аринфий.

– Что? – растерянно спросил Акефамий.

– Ты весь путь шёл с каменным лицом и смотрел вперёд дороги. Мы уже идём по камням и пескам, а ты всё также смотрел вдаль. Я подумал, что тебе уже не терпится добраться до столицы.

– Нет, я… просто думал.

– О чём?

– Следи за грузом, – строго прорычал Кавелий, – вот дойдём, тогда и поговорите.

– Нам идти ещё половину дня, если тебе так нравится разглядывать камни на карте, и следить за каждым куском хлеба в мешках, то это твоё право, – отшутился Аринфий.

Растерявшийся Акефамий не мог ничего сказать. Он уже понял, что если просят молчать и двигаться вместе с телегами, не отставая и не перегоняя, то лучше так и сделать. В нём начала формироваться основа летория, который выполняет приказы, не задавая лишних вопросов.

Работая на складе, перенося небольшие мешки, он всегда мог о чём-то фантазировать, поэтому первый день был для него настолько непривычен.