К Элизабет неожиданно вернулись вся ее беззаботность и веселость. Ричард посмотрел на нее с удивлением.

– Ты тоже переменилась, – заметил он. – Такая же красивая, но во взгляде нет этой тоски, как у затравленного зверя. Для меня это огромное облегчение. Так о чем это я? Мы остановились на том, что, по милости Иоланды Дюрье, я ощутил себя абсолютным ничтожеством. Она строго наказала получше о тебе заботиться, когда я объяснил, что ты моя невеста. И я обещал. Потом мы с ее сыном пожали друг другу руки.

– Лазар – ее племянник, а не сын.

– Какая разница! Они как раз шли в больницу, отдать твое красивое платье и обувь медперсоналу и забрать ту одежду, в которой тебя доставили.

– Да, монахиня мне рассказала, что это она занималась обменом одежды. Только я ей отдала то желтое платье, я даже видеть его не хочу, не то что надевать! Жаль, что Иоланда с Лазаром не зашли меня навестить.

– Наверное, очень спешили отплыть в Конфлан[7], – предположил Ричард. – Но вернусь к рассказу. Я уже не злился, наоборот, мне было стыдно, и меня мучили угрызения совести. Сам не знаю как, но я оказался на площади Сен-Сюльпис. Увидел церковь, и мне почему-то захотелось войти. У алтаря стоял священник – как будто меня ждал. Знаю, это звучит глупо!

– Что ты, вовсе нет! – заверила Элизабет, беря его за руку.

– Он улыбнулся мне. Я присел на скамью, и святой отец подошел. Не знаю почему, но я все ему рассказал. Все, Лисбет, с нашего с тобой знакомства. Это была исповедь, и я раскрыл ему твой секрет, и твое отчаяние, причины которого я якобы не понимал. Но я притворялся. В глубине души у меня был страх. Я заподозрил правду еще в тот вечер, когда мы уехали в Париж, но не хотел верить. Даже думать об этом было страшно.

– О том, что со мной произошло?

– Да. Что этот мерзавец, твой дед, мог совершить такую гнусность. Я отрицал очевидное, вынудив тебя столько времени терзаться в одиночку. Но теперь все будет по-другому. Я сумею тебя утешить, защитить. Если, конечно, ты ко мне вернешься, если ты правда этого хочешь. Лисбет, ты выйдешь за меня? Обещаю, я ничего не буду от тебя требовать, пусть даже пройдет много месяцев. Лишь бы ты была рядом, чтобы я мог тобой любоваться, баловать тебя и доказывать свою любовь.

Ричард перевел дух от волнения. Наклонился и осыпал пальчики Элизабет поцелуями.

– Я не передумала, я хочу стать твоей женой, – мягко отвечала она. – Потому что люблю тебя. И я тоже сумею тебе это доказать. Но сейчас я хочу поговорить с тобой о своих снах, или, вернее будет сказать, кошмарах. Я пыталась там, в больнице, но ты не захотел слушать.

– Теперь я весь внимание, – серьезно сказал он.

Элизабет в деталях, не упуская ничего, поведала ему о странном феномене, сопровождавшем ее с детства, благодаря чему она догадывалась о инцестуальных порывах своего деда.

– Это пугает, и в это с трудом верится, – заявил Ричард по окончании рассказа. – Я вот чего не пойму: если так, почему ты не сбежала сразу, когда увидела это во сне, почему ждала, пока кошмар не станет реальностью? Твердила, что не надо волноваться, что опасаться тебе нечего. Если бы ты сразу мне все рассказала, я бы не дал этому зверю к тебе прикоснуться!

Элизабет не сразу нашлась с ответом. Подумав немного, она эмоционально воскликнула:

– Я не знаю почему, Ричард! Может, я сама не хотела в это верить, хотя раньше мои кошмары всегда сбывались. Что-то, что сильнее здравого смысла, удерживало меня в Гервиле. Думаю, это мамочка так хотела. Она направляла меня, я часто ощущала ее присутствие рядом. И вот доказательство: я узнала всю правду про деда, найдя те чемоданы и жуткие записки. За это пришлось дорого заплатить, увы!

– Мать не могла потребовать от тебя такой жертвы! – возмутился мужчина. – В итоге ты чуть не умерла! Элизабет, прошу, с сегодняшнего дня рассказывай мне, если тебе снова будут сниться кошмары. Ничего от меня не скрывай. Я хочу разделить с тобой это бремя, и бремя очень тяжкое.

– Спасибо, Ричард!

Он схватил ее за руки и был тут же вознагражден чудесной улыбкой, обещавшей лучезарное будущее.

Мейбл и Скарлетт Тернер чаевничали в большой гостиной просторной, роскошно обставленной квартиры Вулвортов. Приятно пахло бергамотом и еще теплым лимонным печеньем, которое им только что подала Норма. Эта рослая белокурая девица родом из Канзаса очень старалась угодить хозяйке и сохранить свое место.

Миссис и мистер Вулворт же, не имея на уме ничего дурного, постоянно сравнивали ее с Бонни, и всегда – в пользу последней.

– Ваша прислуга делает успехи! – с ироничной усмешкой заметила Скарлетт. – Но ей не хватает выучки, Мейбл. По комнатам вышагивает, как по кукурузному полю!

– Я не обращаю на это внимания. Норма – девушка честная и неболтливая. И Эдварду нравится ее стряпня.

– Или кое-что другое, – подхватила гостья, опуская чашку на стол.

– Вы действительно так думаете? – встревожилась Мейбл. – Так сказали карты? Ну, что супруг мне изменяет? Эдвард неизменно нежен со мной, и я чувствую себя желанной.

– Мейбл, дорогая моя, в таких делах я руководствуюсь своим знанием людской природы и логикой. Не стоит беспокоить карты такими банальностями.

Скарлетт вставила в черепаховый мундштук янтарного оттенка сигарету, закурила. Мейбл табачный дым раздражал, но она не подавала виду.

– Кстати, я только что в вашей квартире видела фантом, – сказала она. – Голубоватое нечто парило возле камина в этой вот комнате! Дух женщины, тут ошибки быть не может, тот самый, который я иногда вижу на вашем этаже. Скажите, у вас спокойный сон?

Встревоженная Мейбл ответила не сразу. Она страдала бессонницей, которую объясняла своим нетерпением – когда же приедет ненаглядная Элизабет?

– Я сплю плохо, но это оттого, что все мои мысли – о крошке Лисбет. Тем более что вы сами сказали – ей грозит опасность. Во вторник я отправила в Париж телеграмму, но ответа еще нет.

– Ничего такого я не говорила, Мейбл. Я всего лишь считываю послания Таро и передаю их вам.

– Да-да, конечно. Я неправильно выразилась.

Мейбл смотрела на подругу с благоговением. Дама во всех отношениях незаурядная, Скарлетт Тернер знала толк в макияже и элегантных нарядах. Волосы у нее были очень светлые, завитые на плойку и убранные в высокую прическу, с челкой из искусно уложенных завитков. Взгляд ее серо-голубых глаз, казалось, скользил по людям и предметам, не особенно вникая в детали, что, впрочем, не мешало ей мастерски манипулировать женщинами.

– Я часто слышу это от вашей невестки Дорис. Она передает мои предсказания своему мужу, и Мэтью посылает меня к дьяволу! – засмеялась Скарлетт.

– Прошу, не нужно поминать дьявола! У меня мороз по коже! – попросила Мейбл, демонстрируя свое округлое, чуть тронутое загаром предплечье.

Из вестибюля, приглушенный парой закрытых двойных дверей, послышался металлический звон колокольчика, и Норма энергично промаршировала к входной двери. Еще минута – и горничная вошла в гостиную. С радостной улыбкой она подала хозяйке маленький серебряный поднос:

– Телеграмма, мэм! Наверняка из Франции, от вашей дочки!

Взгляд девушки, на мгновение остановившийся на фотографии Элизабет и Ричарда Джонсона, снятых в день помолвки, мечтательно затуманился. Каждое утро Норма перышком смахивала пыль с самого фото и с его золоченой рамки.

– Спасибо, Норма, можете идти.

– Слушаюсь, мэм!

Пальцы Мейбл поглаживали бежевый прямоугольный конверт с надписями и красными чернильными печатями. Увидев, что гостья несколько озадачена, она тихо сказала:

– Норма знает, с каким нетерпением я жду Элизабет. Когда мы вдвоем, я иногда сама заговариваю с ней об этом. Она хорошая девушка, уверяю вас.

– Когда не фамильярничает с хозяйкой… Но это, дорогая, только мое мнение. В присутствии этой девицы мне… дискомфортно. Потусторонние вибрации, вы понимаете. Возможно даже, что ваша прислуга стоит за всеми странными феноменами, присутствие которых я ощущаю каждый раз, приходя в этот дом. Мейбл, вы меня слушаете?